Галантный век. Кокетство и флирт
Когда в физиономии женщины той или другой эпохи кокетство становится одной из наиболее характерных черт, то всегда в общении полов не менее видную роль играют разные формы взаимного флирта. Кокетство не только всегда ведет к флирту. Оно само в значительной степени является флиртом, так сказать, его артистическим выражением. В эпоху старого режима общение полов не только было насквозь пропитано флиртом, сама любовь, как всепоглощающая страсть, была разменена на мелкую монету флирта. Даже и половой акт был в эту эпоху более чем когда-либо простым флиртом, так как люди не отдавали себя всецело, а только занимались кокетливой игрой, и не только с одним партнером, а с целой дюжиной.
Сущность флирта во все времена одна и та же. Он выражается во взаимных, более или менее интимных ласках, в пикантном обнаруживании сокровенных физических прелестей и во влюбленных разговорах, в которых слова получают характер стимулирующих ласк. Если что отличает в данном случае одну эпоху от другой, так это лишь большая или меньшая свобода во взаимном ухаживании, затем тот круг лиц, на которых простирается флирт: флиртуют или только с тем, к кому чувствуют расположение, или без разбору со всяким - и, наконец, степень публичности, с которой он совершается. Для историка, сравнивающего отдельные эпохи и старающегося установить, идет ли линия развития вверх или вниз, особенную важность представляет последний пункт.
Дело в том, что если, например, флирт двух любящих, вырастающий во всех своих проявлениях из искренней любви, может считаться драгоценнейшим выражением чувственной жизни, перевоплощением жизни инстинкта в возвышеннейшую симфонию, то и он представляет положительное явление лишь до тех пор, пока совершается под покровом тайны. Грубое нарушение этого пункта носит характер патологический, если речь идет об индивидуальном факте; становясь массовым, оно есть безнравственность - не только относительная безнравственность с нашей современной точки зрения, но и абсолютная, так как такое нарушение идет вразрез с социальными инстинктами и чувствами. Мы имеем здесь дело с явлением противоестественным, так как половая жизнь предполагает сообразно осуществляющимся в ней законам природы полную интимность.
Эпоха старого режима доходила во флирте, как словами, так и поступками, до самых последних границ. Такова была типичная, сознательно преследуемая цель. Другая характерная черта состояла в том, что флиртовали совершенно публично - любовь также стала зрелищем! Если о кокетстве женщин эпохи старого режима можно сказать: большинство женщин афишировало кокетство, как вывеску, то о взаимном флирте можно сказать: подобно многим средневековым ремеслам, он практиковался на улице, на виду у соседей, друзей и проходящих.
Наиболее ясное представление о взаимных отношениях полов дает нам наряду с описаниями современных донжуанов в особенности живопись, прославлявшая все проявления любовных ласк. В искусстве и литературе старого режима любовь постоянно превращается во флирт. Каждый раз, когда говорят о любви или когда изображается любовь, перед нами открываются лишь пикантные представления флирта. Для духовного и человеческого содержания любви у поэтов и художников эпохи Барокко и Рококо почти нет слов, или они находят в лучшем случае только банальные и бесцветные выражения, зато с тем большим блеском сравнений говорят они о лакомстве отдельных ласк.
Наиболее частым и обычным, хотя далеко и не самым деликатным, выражением флирта был всегда для европейца поцелуй. Однако о красоте и святости поцелуя эта эпоха не имеет никакого представления. Для нее поцелуй только средство вызвать в другом собственное вожделение. "Поцелуй возбуждает похоть, желание слить в одно двух". Поцелуй обязан, далее, разнообразить наслаждение. С особенной охотой запечатлевает поэтому мужчина свои поцелуи на груди женщины, а женщины охотно допускают такие шутки и игры. В своем романе о m-r Nicholas * Ретиф де ла Бретонн рассказывает о следующем приключении, которое тот пережил во время одного визита:
"Когда я насытился, я обратил свое внимание на кокетливое поведение моей соседки, все снова наливавшей мне вино. Я ответил несколькими комплиментами, расхвалил в особенности ее белоснежную шею, которую она из кокетства обнажала так, что одна грудь была совершенно видна. Я польстил ей следующими стихами из "Орлеанской девственницы" Вольтера: "Кто не влюбится до безумия в такие прелести? Белая шея чиста, как алебастр, а внизу раскинулась холмистая долина Амура. Две круглые груди пленяют взор, подобно розам цветут их ореолы. Пышная грудь возбуждает желания. Рука протягивается к ней, в глазах - томный огонь, и жадно хотят к ней припасть уста".
Лофре сделал гримасу. M-me Шеро заметила это и сейчас же приблизила ко мне обнаженную грудь для поцелуя. Я бросился перед ней на колени. "Так как он стал на колени, то я дам ему поцеловать и другую грудь", - воскликнула m-me Шеро и обнажила вторую грудь. Я был опьянен и прижал уста к одному из бутонов. Возбужденная дама прижала к себе обеими руками мою голову".
То, что провинциальная мещаночка так мило позволила похотливому Ретифу, разрешали тогда галантно и дамы, как мы узнаем из многочисленных сообщений литературы мемуаров. Поцеловать женщину в грудь вообще считалось одной из привычных галантностей. Так как она пользуется одинаковым сочувствием обоих полов, то стараются искусственно создать удобные для этого ситуации.
Во время игры в фанты такой поцелуй часто назначался выкупом, как видно, например, из "Jungfern Advocat" ("Девица-адвокат". - Ред.) Лилиуса Шамедри. Если у мужчины нет мужества поцеловать женщину или если он дарил руке то, на что имели право уста, то это разочаровывало женщину. Логау насмехался:
Девица, когда вам целуют руку,
Вы стараетесь скрыть раздражение,
Так как страстно желаете,
Чтобы уста получили то, что предназначено руке
Тем более льстило самолюбию женщин, если дерзкий поклонник просил, целуя, какой-нибудь особой милости, например, о разрешении поцеловать округлое колено. И такое разрешение часто дается даже в обществе. "Колено - последняя станция дружбы, на поцелуй выше подвязки может претендовать один лишь любовник". А любовник никогда почти не довольствуется такими невинными поцелуями. Галантная литература полна такими примерами.
Подобно тому как мужчина желал покрыть и в самом деле покрывал поцелуями все тело женщины, так от нее он требовал тех же рафинированных интимностей, которые он уделял ей: существовал не один поцелуй, а сотни разных поцелуев.
Искусство целовать стало настоящей, и притом очень популярной, наукой. Рафинированность великого знатока этого вопроса в XVI в. Иоганна Секундуса сделалась в XVIII столетии публичной тайной. Что такое поцелуй, какие существуют разнообразные виды поцелуя, как должно целовать в том или ином случае - все это описывается и обсуждается и в серьезных трактатах, например во "Frauenzimmerlexicon".
По словам автора этого сочинения, более жгучим поцелуем является так называемый "флорентинский". Он состоял в том, что "берут особу за оба уха и целуют". Влажный поцелуй говорил женщине, что мужчина хочет от нее большего, чем невинных шуток. Гофмансвальдау говорит: "Влажный поцелуй мой дал ей понять, что я обуреваем желаниями". А так как мужчины целовали женщин особенно часто именно таким образом, то они по опыту знали действие на их чувства такого поцелуя, как видно из того же стихотворения Гофмансвальдау.
"Девичий" поцелуй состоит в том, что мужчина целует девушку в грудь и в ее бутоны. "Женщины особенно любят такой поцелуй, так как он позволял им показать красивую грудь", - говорится в "Vademecum fur Verliebte" ("Путеводитель для влюбленных". - Ред.). В южнонемецких прядильнях была в большом ходу игра в фанты под названием "Das Kind austragen" ("Выносить ребенка". - Ред.): девушки должны откупиться именно такими поцелуями. Когда же девушка отказывается раскрыть лиф, то над ней издеваются: "у нее доска", желая объяснить ее чопорность тем, что у нее плоская, как доска, грудь. "Французский" поцелуй состоит, по словам "Vademecum fur Verliebte", в том, что целующиеся соприкасаются языками. Так целуются женатые люди, ибо подобный поцелуй доставляет обоим "нежнейшее удовольствие". Мужчина à la mode тоже иначе не целует, так как он таким образом особенно возбуждает женщину, и потому и "женщины, склонные к любви, предпочитают такого рода поцелуй".
И таких способов целовать существовало еще много, а каждый способ имел к тому же еще и свои оттенки. По тому, как мужчина целует женщину, последняя знает, что обещает ей его любовь. "Мужчина любит, как целует". И так как на это направлено "высшее любопытство женщины", то каждая в конце концов не прочь, чтобы ее целовали, даже в том случае, когда она хочет остаться верной любовнику или мужу. "Невинный поцелуй - не грех".
Поцелуй в уста в эту эпоху неотделим от желания пробудить в том, кого целуешь, чувственное желание. Поэтому мать даже в порыве бурной радости целует своего ребенка не в губы, а в щеку, глаза или лоб. Это поцелуй дружбы, поцелуй нежности, чуждый всего полового.
Права рук ни в чем не уступают правам губ в деле взаимного флирта. И что особенно характерно, эти права также дифференцируются и подробнейшим образом описываются. В особенности к действенному флирту возбуждает грудь женщин и девушек. "Грудь женщины - мыс блаженства, к которому простираются руки каждого мужчины". Кажется, нет ни одного поэта эпохи, который не облек бы это желание в ясные выражения. Так, Гофмансвальдау говорит в одном стихотворении о том, как он при виде спавшей возлюбленной Лесбии прежде всего почувствовал желание прикоснуться рукой к ее обнаженной груди. А Другой поэт, Грессель, мотивирует подобное желание тем, что ведь блохе предоставлено то же право.
Если из указанных стихотворений видно, что мужчина позволял себе подобные интимные шутки чуть не при первом же знакомстве, то ряд других стихотворений эпохи доказывает, что противодействие, которое они встречали со стороны женщины, обыкновенно лишь видимое, и потому ее взоры противоречат так же часто ее словам. "Твои глаза творят "да", когда твои уста говорят "нет " *, - говорится во французском стихотворении "Duo" ("Двое". - Ред.), описывающем все виды флирта, приводящего в конце концов к полному сближению. Возлюбленная не стыдится и сама провоцирует любовника к подобным выходкам, как видно из одного стихотворения упомянутого Гресселя. Впрочем, мужчина не довольствуется этими правами, а стремится проникнуть в самые сокровенные области.
Дать взорам мужчины соблазнительное зрелище - такова первая милость, даруемая женщиной мужчине. Это обыкновенно прелюдия флирта, так как одной из главных задач форсированного женского кокетства является именно такое выставление напоказ своих интимных прелестей. Для этой цели женщина принимает небрежную позу на кушетке или, еще лучше, пикантную позу перед камином, этой же цели служат игривые шутки и развлечения.
Женщина не знает лучшего удовольствия, как похвастать своей красотой перед возлюбленным, к тому же она знает, что "раз в плену глаза, то и руки и уста недолго будут бездействовать", и потому она всегда находит массу серьезнейших причин показать ему кое-что. В особенности часто возлюбленный обязан удостовериться лично, что у нее болит та или другая часть тела, и на его обязанности лежит облегчить ее физические страдания. Оказывается, роза, которую она носила на груди, упала в разрез платья и шип больно уколол ее, и вот она вскрикивает и бежит в соседнюю комнату к возлюбленному и показывает ему больное место, как это описывается в одном стихотворении Гагедорна.
Чаше же всего удобный случай показать возлюбленному свои интимнейшие прелести - укус блохи. Эта неприятность лучше всякой другой дает повод к пикантным ситуациям, так как тот, к которому обращаются за помощью, обязан поймать злого мучителя, а это, как известно, не так легко; поэтому, описывая такие сцены, поэты не ограничиваются несколькими строками, а исписывают целые страницы.
Мы выше упомянули, что галантная литература и искусство дают нам наглядное представление о формах взаимного ухаживания, господствовавших в эпоху старого режима. Этот неоспоримый факт освобождает нас от необходимости приводить для каждой подробности пояснительный "исторический комментарий", от которого нас к тому же побуждает отказаться отсутствие места. Заметим только, что каждый из этих оттенков мог бы быть иллюстрирован взятыми из литературы мемуаров описаниями и эти описания доказали бы правильность возникшей тогда поговорки: "Всегда легче коснуться груди красотки, чем ее сердца " *.
Тенденции, свойственные каждой эпохе, всегда стремятся вылиться в особо типическое выражение, в котором они находят свое относительно лучшее воплощение. Такое значение имел для флирта эпохи старого режима утренний туалет дамы, так называемое lever (вставание. - Ред.), когда она могла быть в неглиже. Женщина в неглиже - такое понятие, которое предыдущим эпохам было совершенно неизвестно или известно лишь в очень примитивном виде. Это явление относится лишь к эпохе абсолютизма.
Оно и понятно. В эпоху, когда женщина стала простым предметом роскоши, когда ее превращение в предмет роскоши достигло своих крайних нелепых границ, ей приходилось проводить целые часы за туалетом, ставшим благодаря требованиям моды чрезвычайно сложным. Не менее понятно и логично и то, что необходимость стала постепенно самоцелью и туалет дамы сделался одной из главных приманок для чувственного удовольствия, санкционированной обществом и соответствующим образом организованной. Так как флирт стал в эту эпоху официальным учреждением, то необходимо было создать и официальный повод для его проявления. Одно вытекало логически из другого. Другими словами: благодарнейший и удобнейший повод к флирту должен был получить санкцию официального.
Так, утренний туалет, или lever, дамы был провозглашен официальным часом приемов и визитов.
И в самом деле, трудно было найти другой более удобный и более благоприятный для флирта повод. Неглиже представляет ту ситуацию, в которой женщина может воздействовать на чувства мужчины самым пикантным образом, а эта ситуация тогда длилась не короткое время, а ввиду сложности туалета многие и многие часы.
Какая, в самом деле, богатая для женщины возможность инсценировать перед взорами друзей и ухаживателей очаровательную выставку отдельных ее прелестей. То словно случайно обнажится рука до самых подмышек, то приходится поднять юбки, чтобы привести в порядок подвязки, чулки и башмаки, то можно показать пышные плечи в их ослепительной красоте, то новым пикантным способом выставить напоказ грудь. Нет конца лакомым блюдам этого пиршества, границей здесь служит лишь большая или меньшая ловкость женщины. Впрочем, это только одна сторона дела.
Неглиже также удобно и для осуществления тех последствий, к которым приводит подобное зрелище, так как уступчивости женщины уже не мешают никакие технические препятствия. Стоит только женщине сказать "да", и мужчина так или иначе может добиться своей цели. Даже больше, пикантное неглиже есть уже само по себе указание на готовность женщины сказать "да", так как костюм становится той броней, которая делает ее хотя бы до известной степени неприступной для мужчины. Если же женщина предстанет перед мужчиной без этой брони, то это вообще не более и не менее как приглашение, брошенное ею мужчине, не оставить минуту неиспользованной. Эта внутренняя логика вещей в особенности важна для той эпохи, так как туалет или, вернее, возмущенная фраза дамы: "Что вы делаете! А мой туалет..." - одни только и побуждали мужчину ограничиваться во флирте взглядами и словами.
Присутствовать во время lever дамы - такова первая честь, выпадавшая на долю близкого знакомого: последний обязан явиться в этот час с визитом. В своих мемуарах граф Тилли рассказывает о таком визите у дамы, за которой он ухаживал:
"Я отправился к ней. В немногих словах она объяснила мне, какое ею дано поручение, затем заявила в нескольких общих выражениях, что интересуется мною, поставила далее несколько вопросов, в которых обнаруживался этот интерес, когда же она уловила несколько моих взглядов, брошенных мною на ее прелести (она была в самом деле красива и как раз занята своим туалетом), то она пришла на несколько мгновений в замешательство и тем сообщила мне все то волнение, которое я пробудил в ней и которое она с трудом могла скрыть".
Бесконечное множество картин показывает, до какой интимности доходили подобные сцены (см.: "Знатная дама моет ноги", "Туалет", "Желанный свидетель", "Lever"). Если друг, пользующийся особой благосклонностью дамы, пропустит хоть один день, он немедленно же слышит от нее упрек: "Вы забываете меня". И в тот день, когда друзья перестают посещать ее lever, дама проникается сознанием, что она обречена на одиночество.
Прекрасно зная, что она в этом именно положении особенно соблазнительна, женщина с особенной рафинированностью заботится о возможно большей пикантности своего неглиже. Герцог Гамильтон сообщает об английском дворе времен Карла II, что "придворные дамы пользовались купальным неглиже главным образом для того, чтобы выставлять напоказ свои прелести, не оскорбляя чувства приличия". А маркиза де Мертей замечает о своем неглиже, которое она намеревается надеть во время одного tête-à-tête (любовное свидание. - Ред.): "Трудно представить себе более галантное неглиже. Оно восхитительно и моего собственного изобретения. Скрывая все, оно обо всем позволяет догадываться". О впечатлении, произведенном на него таким неглиже, сладострастник Вальмон сообщает:
"Это зрелище возбудило мою чувственность и представило моим взорам то, что мне было нужно. Первый эффект заключался в том, что она опустила глаза. На несколько мгновений я весь ушел в созерцание ее ангельски-целомудренного лица, потом мой взор скользнул по ее телу, и мне доставило удовольствие раздеть ее мысленно с головы до ног".
А именно это и имело в виду большинство женщин, посвященных в тайны рафинированности.
Если lever дамы было настоящим табльдотом ("обеденный стол". - Ред.) прежде всего для глаз, то и рукам не приходилось бездействовать, так как друг должен был оказывать те или иные маленькие услуги, когда камеристка покидала комнату. Это или кокетливая милость дамы, желающей дать ему возможность показать свою ловкость во флирте, или услуга, которую от него требуют в расчете воспламенить его чувственность. Казанова рассказывает следующий эпизод из одного своего романа с дочерью туринского еврея:
"После завтрака было решено прокатиться верхом, и она в моем присутствии надела мужской костюм. Присутствовала также ее тетка. Так как она уже раньше надела кожаные рейтузы, то она спустила юбки, сняла корсаж и надела куртку. Не показывая вида, я насладился лицезрением великолепного бюста. Однако хитрая еврейка знала цену этому равнодушию. "Пожалуйста, приведите мой воротничок в порядок!" - попросила она. Я воспламенился и пальцы мои действовали весьма нескромно".
Дама принимала своих друзей, однако, не только за туалетом, а даже в ванне и постели. Это была самая утонченная степень публичного флирта, так как женщина получала таким образом возможность идти в своей уступчивости особенно далеко и выставлять свои прелести напоказ особенно щедро, а мужчина в особенности легко поддавался искушению перейти в наступление. Когда дама принимала друга в ванне, то эта последняя ради приличия покрывалась простыней, позволявшей видеть только голову, шею и грудь дамы. Однако так нетрудно откинуть простыню!
В очень богатом фактическим материалом романе "L'Espion anglais" ("Английский шпион". - Ред.) напечатаны, между прочим, мемуары одного французского придворного, в которых говорится:
"Прекрасная г-жа Г. находилась как раз в ванне. Когда камеристка несколько минут спустя покинула комнату, я попросил разрешения снять простыню, и это разрешение было мне дано с грациозной улыбкой. Не оскорбляя законов приличия, она дала мне таким грациозным путем возможность получить самое наглядное представление о ее прелестях, которыми она гордилась, признаюсь, совершенно основательно. К сожалению, пришлось преждевременно прервать это соблазнительное зрелище, так как доложили о прибытии маркиза Б., имевшего когда-то на нее права. Когда потом явился и ее муж, я ушел, так как положение становилось скучным. На следующий день счастье более благоприятствовало мне, так как не было назойливых посетителей. Вдохновенные слова, которыми я прославлял каждую из ее прелестей, настолько же воспламенили ее чувства, насколько кипели и мои собственные, так что на этот раз занавес опустился только после того, как мне уже не оставалось ничего большего требовать от моей красавицы".
Из мемуаров герцога Шуазеля видно, что некая m-me Гемене, известная при дворе Марии Антуанетты красавица, принимала в ванне не только своих друзей, а и посторонних. Впрочем, этот факт сообщается вовсе не как исключение.
О приеме поклонников в постели сообщает ряд случаев Казанова. Для иллюстрации приведем описание утреннего визита, сделанного им дочери богатого антверпенского купца.
"Она приняла меня с очаровательнейшей улыбкой, сидя в постели. Девушка выглядела восхитительно. Хорошенький батистовый чепчик со светло-голубыми лентами и кружевами украшал ее хорошенькое личико, а легкая муслиновая шаль, которую она на скорую руку накинула на белые, словно выточенные из слоновой кости плечи, скрывала только наполовину ее алебастровую грудь, формы которой пристыдили бы резец Праксителя *. Она позволила мне сорвать с ее розовых губ сотню поцелуев, становившихся все более пламенными, так как зрелище стольких прелестей было не таковым, чтобы охладить меня. Однако ее прекрасные руки упорно защищали грудь, которой я пытался коснуться".
Если дама хотела доставить другу величайшую милость, не нарушая при этом этикета, то она принимала его спящей. Мировоззрение галантного века предоставляло мужчине все права во время сна дамы, так как последняя могла ведь проснуться именно тогда, когда это совпадало с ее целями. Это также был обычай официальный, считалось bon ton (хорошим тоном. - Ред.).
Так как lever дамы было официальным институтом, так как каждая женщина принадлежала всем, то она часто совершала свой туалет в присутствии не только поклонника, но целой толпы ухаживателей. И чем знатнее дама, тем многочисленнее эта толпа. Туалет светской grande dame (дама-аристократка. - Ред.) был поистине публичным спектаклем. Один современник Карла II сообщает в своем дневнике о своем визите вместе с королем к герцогине Портсмутской:
"Следуя за его величеством по галерее, я достиг с немногими его спутниками комнаты, где герцогиня одевалась. Комната была расположена рядом со спальней. Только что покинув постель, герцогиня теперь находилась там в легком неглиже, а его величество и кавалеры стояли кругом и смотрели, как камеристки причесывали ее".
Так как далее каждая женщина принадлежала другим мужчинам больше, чем мужу, то обыкновенно при ее туалете присутствуют все ее друзья и очень редко - муж. В тех случаях, когда он все-таки присутствует, он играет обыкновенно жалкую роль, так как все разделяют его права. За туалетом устраивались также всевозможные дела. Принимали купцов и модисток, предлагавших новые материи, давали поручения, больше же всего флиртовали.
В своей книге об английских женщинах XVIII в. П. Гензель говорит: "Каждая светская дама принимала до обеда (уже тогда в светском обществе вошло в обычай обедать в 3 часа) не только подруг, но и элегантных мужчин, франтов и умников столицы. Беседа - если только она не касалась сплетен - вращалась преимущественно в области галантности и остроумных реплик".
Необходимо здесь указать на то, что провозглашение lever официальным поводом флирта предполагало, естественно, наличность постоянно присутствовавшей публики, так что дама - в период славы, по крайней мере, - никогда не попадала в фатальное положение играть свою роль перед пустыми скамьями. Эта постоянно присутствовавшая публика состояла из петиметров (молодой щеголь, вертопрах. - Ред.), специфического создания старого режима. Петиметр не официальный любовник, не чичисбей (постоянный спутник на прогулках. - Ред.), состоящий при той или другой даме, он - любовник всех дам. Это первый чин на службе галантности, чин, в котором мужчина может состоять и будучи, кроме того, чичисбеем. Разыгрывать роль петиметра - такова честолюбивая мечта каждого молодого человека, и притом в каждой стране. Этот тип встречается поэтому всюду и везде.
Его манеры, состоящие в том, что он, подобно бабочке, порхает от одной женщины к другой, исчерпывающиеся галантным рыцарским служением дамам, становятся нарицательными. В католических странах, особенно во Франции и Италии, функции петиметра исполнял главным образом юный аббат.
Эти люди имели с церковью общим лишь рясу, так как многие приходы были тогда - и притом совершенно открыто - не более как простыми синекурами. Первая церковная должность, которую можно было получить, была именно должность аббата. И в большинстве случаев ее добивались путем галантного ухаживания. Было достаточно нескольких рекомендательных слов расположенной дамы, сказанных могущественному другу, чтобы получить аббатство.
Так как петиметры являются, так сказать, придворными богини-женщины, окружающими ее подобно сателлитам (спутникам. - Ред.), то они и были стереотипной постоянной публикой во время туалета дамы. А какую огромную роль при этом играл именно аббат, очень наглядно доказывает французское галантное искусство. В тот день, когда и постоянная публика перестает посещать lever дамы, ее роль окончательно сыграна, так как театр, в котором не бывает публики, должен поневоле закрыться.
(с) Эдуард Фукс, "История Нравов", глава "Галантный век"
Сущность флирта во все времена одна и та же. Он выражается во взаимных, более или менее интимных ласках, в пикантном обнаруживании сокровенных физических прелестей и во влюбленных разговорах, в которых слова получают характер стимулирующих ласк. Если что отличает в данном случае одну эпоху от другой, так это лишь большая или меньшая свобода во взаимном ухаживании, затем тот круг лиц, на которых простирается флирт: флиртуют или только с тем, к кому чувствуют расположение, или без разбору со всяким - и, наконец, степень публичности, с которой он совершается. Для историка, сравнивающего отдельные эпохи и старающегося установить, идет ли линия развития вверх или вниз, особенную важность представляет последний пункт.
Дело в том, что если, например, флирт двух любящих, вырастающий во всех своих проявлениях из искренней любви, может считаться драгоценнейшим выражением чувственной жизни, перевоплощением жизни инстинкта в возвышеннейшую симфонию, то и он представляет положительное явление лишь до тех пор, пока совершается под покровом тайны. Грубое нарушение этого пункта носит характер патологический, если речь идет об индивидуальном факте; становясь массовым, оно есть безнравственность - не только относительная безнравственность с нашей современной точки зрения, но и абсолютная, так как такое нарушение идет вразрез с социальными инстинктами и чувствами. Мы имеем здесь дело с явлением противоестественным, так как половая жизнь предполагает сообразно осуществляющимся в ней законам природы полную интимность.
Эпоха старого режима доходила во флирте, как словами, так и поступками, до самых последних границ. Такова была типичная, сознательно преследуемая цель. Другая характерная черта состояла в том, что флиртовали совершенно публично - любовь также стала зрелищем! Если о кокетстве женщин эпохи старого режима можно сказать: большинство женщин афишировало кокетство, как вывеску, то о взаимном флирте можно сказать: подобно многим средневековым ремеслам, он практиковался на улице, на виду у соседей, друзей и проходящих.
Наиболее ясное представление о взаимных отношениях полов дает нам наряду с описаниями современных донжуанов в особенности живопись, прославлявшая все проявления любовных ласк. В искусстве и литературе старого режима любовь постоянно превращается во флирт. Каждый раз, когда говорят о любви или когда изображается любовь, перед нами открываются лишь пикантные представления флирта. Для духовного и человеческого содержания любви у поэтов и художников эпохи Барокко и Рококо почти нет слов, или они находят в лучшем случае только банальные и бесцветные выражения, зато с тем большим блеском сравнений говорят они о лакомстве отдельных ласк.
Наиболее частым и обычным, хотя далеко и не самым деликатным, выражением флирта был всегда для европейца поцелуй. Однако о красоте и святости поцелуя эта эпоха не имеет никакого представления. Для нее поцелуй только средство вызвать в другом собственное вожделение. "Поцелуй возбуждает похоть, желание слить в одно двух". Поцелуй обязан, далее, разнообразить наслаждение. С особенной охотой запечатлевает поэтому мужчина свои поцелуи на груди женщины, а женщины охотно допускают такие шутки и игры. В своем романе о m-r Nicholas * Ретиф де ла Бретонн рассказывает о следующем приключении, которое тот пережил во время одного визита:
"Когда я насытился, я обратил свое внимание на кокетливое поведение моей соседки, все снова наливавшей мне вино. Я ответил несколькими комплиментами, расхвалил в особенности ее белоснежную шею, которую она из кокетства обнажала так, что одна грудь была совершенно видна. Я польстил ей следующими стихами из "Орлеанской девственницы" Вольтера: "Кто не влюбится до безумия в такие прелести? Белая шея чиста, как алебастр, а внизу раскинулась холмистая долина Амура. Две круглые груди пленяют взор, подобно розам цветут их ореолы. Пышная грудь возбуждает желания. Рука протягивается к ней, в глазах - томный огонь, и жадно хотят к ней припасть уста".
Лофре сделал гримасу. M-me Шеро заметила это и сейчас же приблизила ко мне обнаженную грудь для поцелуя. Я бросился перед ней на колени. "Так как он стал на колени, то я дам ему поцеловать и другую грудь", - воскликнула m-me Шеро и обнажила вторую грудь. Я был опьянен и прижал уста к одному из бутонов. Возбужденная дама прижала к себе обеими руками мою голову".
То, что провинциальная мещаночка так мило позволила похотливому Ретифу, разрешали тогда галантно и дамы, как мы узнаем из многочисленных сообщений литературы мемуаров. Поцеловать женщину в грудь вообще считалось одной из привычных галантностей. Так как она пользуется одинаковым сочувствием обоих полов, то стараются искусственно создать удобные для этого ситуации.
Во время игры в фанты такой поцелуй часто назначался выкупом, как видно, например, из "Jungfern Advocat" ("Девица-адвокат". - Ред.) Лилиуса Шамедри. Если у мужчины нет мужества поцеловать женщину или если он дарил руке то, на что имели право уста, то это разочаровывало женщину. Логау насмехался:
Девица, когда вам целуют руку,
Вы стараетесь скрыть раздражение,
Так как страстно желаете,
Чтобы уста получили то, что предназначено руке
Тем более льстило самолюбию женщин, если дерзкий поклонник просил, целуя, какой-нибудь особой милости, например, о разрешении поцеловать округлое колено. И такое разрешение часто дается даже в обществе. "Колено - последняя станция дружбы, на поцелуй выше подвязки может претендовать один лишь любовник". А любовник никогда почти не довольствуется такими невинными поцелуями. Галантная литература полна такими примерами.
Подобно тому как мужчина желал покрыть и в самом деле покрывал поцелуями все тело женщины, так от нее он требовал тех же рафинированных интимностей, которые он уделял ей: существовал не один поцелуй, а сотни разных поцелуев.
Искусство целовать стало настоящей, и притом очень популярной, наукой. Рафинированность великого знатока этого вопроса в XVI в. Иоганна Секундуса сделалась в XVIII столетии публичной тайной. Что такое поцелуй, какие существуют разнообразные виды поцелуя, как должно целовать в том или ином случае - все это описывается и обсуждается и в серьезных трактатах, например во "Frauenzimmerlexicon".
По словам автора этого сочинения, более жгучим поцелуем является так называемый "флорентинский". Он состоял в том, что "берут особу за оба уха и целуют". Влажный поцелуй говорил женщине, что мужчина хочет от нее большего, чем невинных шуток. Гофмансвальдау говорит: "Влажный поцелуй мой дал ей понять, что я обуреваем желаниями". А так как мужчины целовали женщин особенно часто именно таким образом, то они по опыту знали действие на их чувства такого поцелуя, как видно из того же стихотворения Гофмансвальдау.
"Девичий" поцелуй состоит в том, что мужчина целует девушку в грудь и в ее бутоны. "Женщины особенно любят такой поцелуй, так как он позволял им показать красивую грудь", - говорится в "Vademecum fur Verliebte" ("Путеводитель для влюбленных". - Ред.). В южнонемецких прядильнях была в большом ходу игра в фанты под названием "Das Kind austragen" ("Выносить ребенка". - Ред.): девушки должны откупиться именно такими поцелуями. Когда же девушка отказывается раскрыть лиф, то над ней издеваются: "у нее доска", желая объяснить ее чопорность тем, что у нее плоская, как доска, грудь. "Французский" поцелуй состоит, по словам "Vademecum fur Verliebte", в том, что целующиеся соприкасаются языками. Так целуются женатые люди, ибо подобный поцелуй доставляет обоим "нежнейшее удовольствие". Мужчина à la mode тоже иначе не целует, так как он таким образом особенно возбуждает женщину, и потому и "женщины, склонные к любви, предпочитают такого рода поцелуй".
И таких способов целовать существовало еще много, а каждый способ имел к тому же еще и свои оттенки. По тому, как мужчина целует женщину, последняя знает, что обещает ей его любовь. "Мужчина любит, как целует". И так как на это направлено "высшее любопытство женщины", то каждая в конце концов не прочь, чтобы ее целовали, даже в том случае, когда она хочет остаться верной любовнику или мужу. "Невинный поцелуй - не грех".
Поцелуй в уста в эту эпоху неотделим от желания пробудить в том, кого целуешь, чувственное желание. Поэтому мать даже в порыве бурной радости целует своего ребенка не в губы, а в щеку, глаза или лоб. Это поцелуй дружбы, поцелуй нежности, чуждый всего полового.
Права рук ни в чем не уступают правам губ в деле взаимного флирта. И что особенно характерно, эти права также дифференцируются и подробнейшим образом описываются. В особенности к действенному флирту возбуждает грудь женщин и девушек. "Грудь женщины - мыс блаженства, к которому простираются руки каждого мужчины". Кажется, нет ни одного поэта эпохи, который не облек бы это желание в ясные выражения. Так, Гофмансвальдау говорит в одном стихотворении о том, как он при виде спавшей возлюбленной Лесбии прежде всего почувствовал желание прикоснуться рукой к ее обнаженной груди. А Другой поэт, Грессель, мотивирует подобное желание тем, что ведь блохе предоставлено то же право.
Если из указанных стихотворений видно, что мужчина позволял себе подобные интимные шутки чуть не при первом же знакомстве, то ряд других стихотворений эпохи доказывает, что противодействие, которое они встречали со стороны женщины, обыкновенно лишь видимое, и потому ее взоры противоречат так же часто ее словам. "Твои глаза творят "да", когда твои уста говорят "нет " *, - говорится во французском стихотворении "Duo" ("Двое". - Ред.), описывающем все виды флирта, приводящего в конце концов к полному сближению. Возлюбленная не стыдится и сама провоцирует любовника к подобным выходкам, как видно из одного стихотворения упомянутого Гресселя. Впрочем, мужчина не довольствуется этими правами, а стремится проникнуть в самые сокровенные области.
Дать взорам мужчины соблазнительное зрелище - такова первая милость, даруемая женщиной мужчине. Это обыкновенно прелюдия флирта, так как одной из главных задач форсированного женского кокетства является именно такое выставление напоказ своих интимных прелестей. Для этой цели женщина принимает небрежную позу на кушетке или, еще лучше, пикантную позу перед камином, этой же цели служат игривые шутки и развлечения.
Женщина не знает лучшего удовольствия, как похвастать своей красотой перед возлюбленным, к тому же она знает, что "раз в плену глаза, то и руки и уста недолго будут бездействовать", и потому она всегда находит массу серьезнейших причин показать ему кое-что. В особенности часто возлюбленный обязан удостовериться лично, что у нее болит та или другая часть тела, и на его обязанности лежит облегчить ее физические страдания. Оказывается, роза, которую она носила на груди, упала в разрез платья и шип больно уколол ее, и вот она вскрикивает и бежит в соседнюю комнату к возлюбленному и показывает ему больное место, как это описывается в одном стихотворении Гагедорна.
Чаше же всего удобный случай показать возлюбленному свои интимнейшие прелести - укус блохи. Эта неприятность лучше всякой другой дает повод к пикантным ситуациям, так как тот, к которому обращаются за помощью, обязан поймать злого мучителя, а это, как известно, не так легко; поэтому, описывая такие сцены, поэты не ограничиваются несколькими строками, а исписывают целые страницы.
Мы выше упомянули, что галантная литература и искусство дают нам наглядное представление о формах взаимного ухаживания, господствовавших в эпоху старого режима. Этот неоспоримый факт освобождает нас от необходимости приводить для каждой подробности пояснительный "исторический комментарий", от которого нас к тому же побуждает отказаться отсутствие места. Заметим только, что каждый из этих оттенков мог бы быть иллюстрирован взятыми из литературы мемуаров описаниями и эти описания доказали бы правильность возникшей тогда поговорки: "Всегда легче коснуться груди красотки, чем ее сердца " *.
Тенденции, свойственные каждой эпохе, всегда стремятся вылиться в особо типическое выражение, в котором они находят свое относительно лучшее воплощение. Такое значение имел для флирта эпохи старого режима утренний туалет дамы, так называемое lever (вставание. - Ред.), когда она могла быть в неглиже. Женщина в неглиже - такое понятие, которое предыдущим эпохам было совершенно неизвестно или известно лишь в очень примитивном виде. Это явление относится лишь к эпохе абсолютизма.
Оно и понятно. В эпоху, когда женщина стала простым предметом роскоши, когда ее превращение в предмет роскоши достигло своих крайних нелепых границ, ей приходилось проводить целые часы за туалетом, ставшим благодаря требованиям моды чрезвычайно сложным. Не менее понятно и логично и то, что необходимость стала постепенно самоцелью и туалет дамы сделался одной из главных приманок для чувственного удовольствия, санкционированной обществом и соответствующим образом организованной. Так как флирт стал в эту эпоху официальным учреждением, то необходимо было создать и официальный повод для его проявления. Одно вытекало логически из другого. Другими словами: благодарнейший и удобнейший повод к флирту должен был получить санкцию официального.
Так, утренний туалет, или lever, дамы был провозглашен официальным часом приемов и визитов.
И в самом деле, трудно было найти другой более удобный и более благоприятный для флирта повод. Неглиже представляет ту ситуацию, в которой женщина может воздействовать на чувства мужчины самым пикантным образом, а эта ситуация тогда длилась не короткое время, а ввиду сложности туалета многие и многие часы.
Какая, в самом деле, богатая для женщины возможность инсценировать перед взорами друзей и ухаживателей очаровательную выставку отдельных ее прелестей. То словно случайно обнажится рука до самых подмышек, то приходится поднять юбки, чтобы привести в порядок подвязки, чулки и башмаки, то можно показать пышные плечи в их ослепительной красоте, то новым пикантным способом выставить напоказ грудь. Нет конца лакомым блюдам этого пиршества, границей здесь служит лишь большая или меньшая ловкость женщины. Впрочем, это только одна сторона дела.
Неглиже также удобно и для осуществления тех последствий, к которым приводит подобное зрелище, так как уступчивости женщины уже не мешают никакие технические препятствия. Стоит только женщине сказать "да", и мужчина так или иначе может добиться своей цели. Даже больше, пикантное неглиже есть уже само по себе указание на готовность женщины сказать "да", так как костюм становится той броней, которая делает ее хотя бы до известной степени неприступной для мужчины. Если же женщина предстанет перед мужчиной без этой брони, то это вообще не более и не менее как приглашение, брошенное ею мужчине, не оставить минуту неиспользованной. Эта внутренняя логика вещей в особенности важна для той эпохи, так как туалет или, вернее, возмущенная фраза дамы: "Что вы делаете! А мой туалет..." - одни только и побуждали мужчину ограничиваться во флирте взглядами и словами.
Присутствовать во время lever дамы - такова первая честь, выпадавшая на долю близкого знакомого: последний обязан явиться в этот час с визитом. В своих мемуарах граф Тилли рассказывает о таком визите у дамы, за которой он ухаживал:
"Я отправился к ней. В немногих словах она объяснила мне, какое ею дано поручение, затем заявила в нескольких общих выражениях, что интересуется мною, поставила далее несколько вопросов, в которых обнаруживался этот интерес, когда же она уловила несколько моих взглядов, брошенных мною на ее прелести (она была в самом деле красива и как раз занята своим туалетом), то она пришла на несколько мгновений в замешательство и тем сообщила мне все то волнение, которое я пробудил в ней и которое она с трудом могла скрыть".
Бесконечное множество картин показывает, до какой интимности доходили подобные сцены (см.: "Знатная дама моет ноги", "Туалет", "Желанный свидетель", "Lever"). Если друг, пользующийся особой благосклонностью дамы, пропустит хоть один день, он немедленно же слышит от нее упрек: "Вы забываете меня". И в тот день, когда друзья перестают посещать ее lever, дама проникается сознанием, что она обречена на одиночество.
Прекрасно зная, что она в этом именно положении особенно соблазнительна, женщина с особенной рафинированностью заботится о возможно большей пикантности своего неглиже. Герцог Гамильтон сообщает об английском дворе времен Карла II, что "придворные дамы пользовались купальным неглиже главным образом для того, чтобы выставлять напоказ свои прелести, не оскорбляя чувства приличия". А маркиза де Мертей замечает о своем неглиже, которое она намеревается надеть во время одного tête-à-tête (любовное свидание. - Ред.): "Трудно представить себе более галантное неглиже. Оно восхитительно и моего собственного изобретения. Скрывая все, оно обо всем позволяет догадываться". О впечатлении, произведенном на него таким неглиже, сладострастник Вальмон сообщает:
"Это зрелище возбудило мою чувственность и представило моим взорам то, что мне было нужно. Первый эффект заключался в том, что она опустила глаза. На несколько мгновений я весь ушел в созерцание ее ангельски-целомудренного лица, потом мой взор скользнул по ее телу, и мне доставило удовольствие раздеть ее мысленно с головы до ног".
А именно это и имело в виду большинство женщин, посвященных в тайны рафинированности.
Если lever дамы было настоящим табльдотом ("обеденный стол". - Ред.) прежде всего для глаз, то и рукам не приходилось бездействовать, так как друг должен был оказывать те или иные маленькие услуги, когда камеристка покидала комнату. Это или кокетливая милость дамы, желающей дать ему возможность показать свою ловкость во флирте, или услуга, которую от него требуют в расчете воспламенить его чувственность. Казанова рассказывает следующий эпизод из одного своего романа с дочерью туринского еврея:
"После завтрака было решено прокатиться верхом, и она в моем присутствии надела мужской костюм. Присутствовала также ее тетка. Так как она уже раньше надела кожаные рейтузы, то она спустила юбки, сняла корсаж и надела куртку. Не показывая вида, я насладился лицезрением великолепного бюста. Однако хитрая еврейка знала цену этому равнодушию. "Пожалуйста, приведите мой воротничок в порядок!" - попросила она. Я воспламенился и пальцы мои действовали весьма нескромно".
Дама принимала своих друзей, однако, не только за туалетом, а даже в ванне и постели. Это была самая утонченная степень публичного флирта, так как женщина получала таким образом возможность идти в своей уступчивости особенно далеко и выставлять свои прелести напоказ особенно щедро, а мужчина в особенности легко поддавался искушению перейти в наступление. Когда дама принимала друга в ванне, то эта последняя ради приличия покрывалась простыней, позволявшей видеть только голову, шею и грудь дамы. Однако так нетрудно откинуть простыню!
В очень богатом фактическим материалом романе "L'Espion anglais" ("Английский шпион". - Ред.) напечатаны, между прочим, мемуары одного французского придворного, в которых говорится:
"Прекрасная г-жа Г. находилась как раз в ванне. Когда камеристка несколько минут спустя покинула комнату, я попросил разрешения снять простыню, и это разрешение было мне дано с грациозной улыбкой. Не оскорбляя законов приличия, она дала мне таким грациозным путем возможность получить самое наглядное представление о ее прелестях, которыми она гордилась, признаюсь, совершенно основательно. К сожалению, пришлось преждевременно прервать это соблазнительное зрелище, так как доложили о прибытии маркиза Б., имевшего когда-то на нее права. Когда потом явился и ее муж, я ушел, так как положение становилось скучным. На следующий день счастье более благоприятствовало мне, так как не было назойливых посетителей. Вдохновенные слова, которыми я прославлял каждую из ее прелестей, настолько же воспламенили ее чувства, насколько кипели и мои собственные, так что на этот раз занавес опустился только после того, как мне уже не оставалось ничего большего требовать от моей красавицы".
Из мемуаров герцога Шуазеля видно, что некая m-me Гемене, известная при дворе Марии Антуанетты красавица, принимала в ванне не только своих друзей, а и посторонних. Впрочем, этот факт сообщается вовсе не как исключение.
О приеме поклонников в постели сообщает ряд случаев Казанова. Для иллюстрации приведем описание утреннего визита, сделанного им дочери богатого антверпенского купца.
"Она приняла меня с очаровательнейшей улыбкой, сидя в постели. Девушка выглядела восхитительно. Хорошенький батистовый чепчик со светло-голубыми лентами и кружевами украшал ее хорошенькое личико, а легкая муслиновая шаль, которую она на скорую руку накинула на белые, словно выточенные из слоновой кости плечи, скрывала только наполовину ее алебастровую грудь, формы которой пристыдили бы резец Праксителя *. Она позволила мне сорвать с ее розовых губ сотню поцелуев, становившихся все более пламенными, так как зрелище стольких прелестей было не таковым, чтобы охладить меня. Однако ее прекрасные руки упорно защищали грудь, которой я пытался коснуться".
Если дама хотела доставить другу величайшую милость, не нарушая при этом этикета, то она принимала его спящей. Мировоззрение галантного века предоставляло мужчине все права во время сна дамы, так как последняя могла ведь проснуться именно тогда, когда это совпадало с ее целями. Это также был обычай официальный, считалось bon ton (хорошим тоном. - Ред.).
Так как lever дамы было официальным институтом, так как каждая женщина принадлежала всем, то она часто совершала свой туалет в присутствии не только поклонника, но целой толпы ухаживателей. И чем знатнее дама, тем многочисленнее эта толпа. Туалет светской grande dame (дама-аристократка. - Ред.) был поистине публичным спектаклем. Один современник Карла II сообщает в своем дневнике о своем визите вместе с королем к герцогине Портсмутской:
"Следуя за его величеством по галерее, я достиг с немногими его спутниками комнаты, где герцогиня одевалась. Комната была расположена рядом со спальней. Только что покинув постель, герцогиня теперь находилась там в легком неглиже, а его величество и кавалеры стояли кругом и смотрели, как камеристки причесывали ее".
Так как далее каждая женщина принадлежала другим мужчинам больше, чем мужу, то обыкновенно при ее туалете присутствуют все ее друзья и очень редко - муж. В тех случаях, когда он все-таки присутствует, он играет обыкновенно жалкую роль, так как все разделяют его права. За туалетом устраивались также всевозможные дела. Принимали купцов и модисток, предлагавших новые материи, давали поручения, больше же всего флиртовали.
В своей книге об английских женщинах XVIII в. П. Гензель говорит: "Каждая светская дама принимала до обеда (уже тогда в светском обществе вошло в обычай обедать в 3 часа) не только подруг, но и элегантных мужчин, франтов и умников столицы. Беседа - если только она не касалась сплетен - вращалась преимущественно в области галантности и остроумных реплик".
Необходимо здесь указать на то, что провозглашение lever официальным поводом флирта предполагало, естественно, наличность постоянно присутствовавшей публики, так что дама - в период славы, по крайней мере, - никогда не попадала в фатальное положение играть свою роль перед пустыми скамьями. Эта постоянно присутствовавшая публика состояла из петиметров (молодой щеголь, вертопрах. - Ред.), специфического создания старого режима. Петиметр не официальный любовник, не чичисбей (постоянный спутник на прогулках. - Ред.), состоящий при той или другой даме, он - любовник всех дам. Это первый чин на службе галантности, чин, в котором мужчина может состоять и будучи, кроме того, чичисбеем. Разыгрывать роль петиметра - такова честолюбивая мечта каждого молодого человека, и притом в каждой стране. Этот тип встречается поэтому всюду и везде.
Его манеры, состоящие в том, что он, подобно бабочке, порхает от одной женщины к другой, исчерпывающиеся галантным рыцарским служением дамам, становятся нарицательными. В католических странах, особенно во Франции и Италии, функции петиметра исполнял главным образом юный аббат.
Эти люди имели с церковью общим лишь рясу, так как многие приходы были тогда - и притом совершенно открыто - не более как простыми синекурами. Первая церковная должность, которую можно было получить, была именно должность аббата. И в большинстве случаев ее добивались путем галантного ухаживания. Было достаточно нескольких рекомендательных слов расположенной дамы, сказанных могущественному другу, чтобы получить аббатство.
Так как петиметры являются, так сказать, придворными богини-женщины, окружающими ее подобно сателлитам (спутникам. - Ред.), то они и были стереотипной постоянной публикой во время туалета дамы. А какую огромную роль при этом играл именно аббат, очень наглядно доказывает французское галантное искусство. В тот день, когда и постоянная публика перестает посещать lever дамы, ее роль окончательно сыграна, так как театр, в котором не бывает публики, должен поневоле закрыться.
(с) Эдуард Фукс, "История Нравов", глава "Галантный век"