Строгановы - замечательный русский род, в котором эстеты чередуются с деловыми и государственными людьми. Самым выдающимся из Строгановых был граф Павел Александрович, задушевный друг Александра I, занимавший в первые годы его царствования должность товарища министра внутренних дел. У него была бурная молодость, которой он был обязан своему отцу, своему воспитателю и своему времени.
Старый граф Александр Сергеевич Строганов, поклонник свободомыслия и конституции, желал воспитать своего сына Павла (Попо) во французском духе, для чего пригласил ему в гувернеры Шарля Жильбера Ромма. Это была либерально просвещенная личность с темным прошлым и, как оказалось, чересчур известным революционным будущим (впоследствии Ромм станет членом якобинского Конвента).
Ромм относился к своим обязанностям серьезно и добросовестно; недаром в своих письмах к нему Александр Сергеевич называл Попо «наш сын». Француз воспитывал мальчика в духе Руссо, руководствуясь принципами «Эмиля». Исходные условия, правда, были неизмеримо более трудные: вместо хижины савойского священника имелся пышный растреллиевский дворец у Полицейского моста, а вместо садика с огородом - миллион триста тысяч десятин строгановской земли. Но Ромм каким-то образом сумел привить барчуку принципы естественной добродетели и природного равенства всех людей.
Маленький Попо.
Вот образец его педагогических наставлений. Их пафос направлен против лени и пристрастия к сладкому его наставника: «Неблагодарный сын! Вы впали в невежество, обжорство, леность, в самую возмутительную неблагодарность! Несчастный! Если это будет так продолжаться, вы станете самым презренным и отвратительным существом! Сердце холодное и черствое, что из вас будет? Предоставляю вам выбор между хорошим столом и презрением всех честных людей!»
Из этого послания видно, что чувство юмора не входило в число добродетелей будущего члена Конвента.
Павлику - 15. К борьбе за права трудящихся готов.
В 1787 году гувернер повез своего 15-летнего воспитанника за границу - сначала в Швейцарию, потом в Париж, куда они прибыли в самый разгар революции. В числе слуг и лакеев их сопровождал крепостной художник Воронихин, впоследствии знаменитый архитектор, строитель Казанского собора, Горного института и многих великолепных дворцов.
Ромм мечтал о революции всю жизнь и теперь ушел в нее с головой. Учитель и ученик записались в якобинский клуб, присутствовали при взятии Бастилии и потом посетили разгромленную народом королевскую тюрьму. «Мы не пропускаем ни одного заседания в Национальном собрании», - писал Ромм старому графу Строганову. Павел с отвращением отбросил свой титул, отделяющий его от прогрессивного человечества, и сделался гражданином Полем Очером - по исковерканному названию одного из имений своего отца.
В то же время Павел Александрович сошелся со знаменитой красавицей Теруань де Мерикур, без долгих раздумий и особого труда поменявшей свое положение первой куртизанки Парижа на роль хозяйки революционного салона - «красной амазонки».
Влюбленный Строганов поклялся: «Vivre libre ou mourir!» («Жить свободным либо умереть!»). Он разгуливал по улицам в красном фригийском колпаке, таскался с любовницей по митингам и готов был сделаться совершенным демагогом. «Лучшим днем моей жизни будет тот, когда я увижу Россию возрожденной в такой же революции», - восклицал он.
Революционные газеты славословили «сына русского сатрапа, перешедшего на сторону революции».
Слухи о непотребном поведении молодого человека дошли, наконец, до Петербурга, и Екатерина II приказала вернуть Павла Александровича под родительский кров. Состоялось душераздирающее прощание с Роммом, который передал ученику письменный завет из трех слов: «Человечество. Равенство. Справедливость».
Строганов-отец в знак благодарности прислал ему в подарок чек на десять тысяч франков. Этот чек Ромм вернул. Вскоре из Петербурга пришел другой чек - на тридцать тысяч. Этого чека Ромм не вернул.
Дальнейшая судьба его была печальна. Избранный членом Конвента, он подал голос за казнь короля и стал создателем революционного календаря. После термидорианского переворота Ромм примкнул к противникам режима, был приговорён к смертной казни и закололся в тюрьме. Возможно, он действовал в состоянии умопомешательства: протокол отмечает многочисленные удары кинжалом в грудь, в шею и в лицо. В заголовке бланка со смертным приговором Ромму стояли слова, которым он поклонялся: «Свобода. Равенство. Справедливость. Человечество».
А «красный граф» в России остепенился. Впоследствии Павел Александрович называл свое воспитание «диким», что, впрочем, не помешало ему стать одним из самых просвещенных и привлекательных людей александровской эпохи.
Зведный час «красного графа» пробил с воцарением Александра I. Павел Строганов был одним из инициаторов создания и членом Негласного (Интимного) комитета, чья повестка заседаний известна благодаря его запискам. В рамках Негласного комитета была разработана программа государственных преобразований, важнейшим из которых стало создание министерств.
И все же шальная революционная молодость нет-нет да и напоминала о себе. В одном из своих писем к царю (1802 год, без числа) Строганов признался: «Le caque sent toujours le hareng, comme on dit, et l'éducation sauvage que j'ai reçue, Sire, fait souvent apercevoir encore Jes traces de son influence» («Как говорится, горбатого могила исправит, а то ужасное воспитание, которое я получил, Государь, еще часто дает о себе знать»).
Недостатки французского воспитания пришлось исправлять в войне с Наполеоном. В начале Отечественной войны 1812 года Строганов командовал 1-й гренадерской дивизией. В Бородинской битве он заменил раненого генерала Н.А. Тучкова на посту командира 3-го пехотного корпуса и был награждён чином генерал-лейтенанта. Во главе корпуса сражался при Тарутине, Малоярославце, Красном, участвовал в заграничном походе русской армии, принял участие в Лейпцигской битве, за которую был награждён орденом Св.Александра Невского. В сражении при Краоне (1814) Павел Александрович, стоявший в резерве, получил известие о гибели его единственного сына, которому ядром снесло голову..
Потрясенный отец вернулся из заграничного похода совершенно сломленный и умер три года спустя, спаленный дотла быстротечной чахоткой.