Свеча
К.Симонов || « Красная звезда» №308, 30 декабря 1944 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: От Советского Информбюро. - Оперативная сводка за 29 декабря (1 стр.). Указы Президиума Верховного Совета СССР. (1 стр.). Полковник Э.Бурджалов. - Великая заслуга советского народа (2 стр.). Майор А.Западов. - Учеба в артиллерийских штабах на фронте (2 стр.). Передача главных военных преступников Болгарии Болгарскому Правительству для суда над ними (2 стр.). Константин Симонов. - Славянская дружба - 8. Свеча (3 стр.). И.Ермашев. - Мистер Перкинс и товарищ Чумаченко (3 стр.). Полковник Н.Лощагин. Подполковник И.Крыловский. - Эволюция немецкой обороны (4 стр.). Военные действия в Западной Европе (4 стр.). Возвращение Черчилля и Идена в Лондон (4 стр.).
# Все статьи за 30 декабря 1944 года.
СЛАВЯНСКАЯ ДРУЖБА
История, которую я хочу рассказать, произошла в Белграде осенью этого года.
Белград был уже взят; в руках у немцев оставался только мост через реку Сава и маленький клочок земли перед ним на этом берегу.
На рассвете в этот день пять красноармейцев решили незаметно пробраться к мосту. Путь их лежал через маленький полукруглый скверик, в котором стояло несколько сгоревших танков и бронемашин, наших и немецких, и не было ни одного целого дерева; торчали только одни расщепленные стволы, словно обломанные чьей-то грубой рукой на высоте человеческого роста.
Посреди сквера красноармейцев застиг получасовой минный налет с того берега. Полчаса они пролежали под огнем и, наконец, когда немножко затихло, двое легко раненых уползли назад, таща на себе двух тяжело раненых. Пятый - мертвый, остался лежать в сквере.
Я ничего не знаю о нём кроме того, что по ротным спискам его фамилия была Чекулаев и что он погиб в Белграде, на берегу реки Сава.
Командир роты, которому всё равно было приказано завтра перед рассветом повторить попытку пробраться к мосту, сказал, что за телом Чекулаева можно пока не ходить, что его похоронят потом, когда мост будет взят.
А немцы всё стреляли - и днем, и на закате, и в сумерках.
Около самого сквера, поодаль от остальных домов, торчали каменные развалины, по которым даже трудно было определить, что собой представлял этот дом раньше. Его настолько сравняло с землей в первые же дни, что никому бы не пришло в голову, что здесь еще может кто-нибудь жить.
А между тем под развалинами в подвале, куда вела черная, наполовину заваленная кирпичами дыра, жила старуха Мария Симич. У нее раньше была комната на втором этаже, оставшаяся после покойного мужа, мостового сторожа. Когда разбили второй этаж, она перебралась в комнату первого этажа, пустую, потому что все, кроме нее, ушли из дома. Когда разбило первый этаж, она перешла в подвал.
Был уже четвертый день, как она сидела в подвале. Утром она прекрасно видела, как в сквер, отделенный от нее только искалеченной железной решеткой, проползли пять русских солдат. Она видела, как по ним стали стрелять немцы, как кругом разорвалось много мин. Она даже наполовину высунулась из своего подвала и только хотела крикнуть русским, чтобы они ползли сюда, потому что была уверена, что там, где она живет, безопаснее, как в эту минуту одна мина разорвалась около самых развалин, и старуха, оглушенная близким взрывом, свалилась вниз, больно ударялась головой о стену и потеряла сознание.
Когда она очнулась и снова выглянула, то увидела, что из всех русских в сквере остался только один. Он лежал на боку, откинув одну руку, а другую положив под голову, так, словно хотел поудобнее устроиться спать.
Старуха Симич долго смотрела на убитого и думала. Если бы хоть одно живое существо было рядом, то она, наверное, рассказала бы ему о своих мыслях, но рядом никого не было. Даже кошка, четыре дня жившая с ней в подвале, была убита при последнем взрыве осколками кирпича. Старуха Симич долго молча думала, потом, порывшись в своем единственном узле, вытащила оттуда что-то, сразу спрятанное ею под черный вдовий платок, и неторопливо вылезла из подвала.
Она не умела ни ползать, ни перебегать, она просто пошла своим медленным старушечьим шагом к скверу. Когда на пути ей встретился кусок решетки, как раз в этом месте оставшейся целой, она не стала перелезать через нее, она была слишком стара для этого. Она медленно пошла вдоль решетки, обошла ее и вышла в сквер.
К счастью, в это время немцы как раз прекратили обстрел сквера.
Старуха прошла через сквер и дошла до того места, где лежал убитый русский красноармеец. Она с трудом перевернула его лицом вверх и увидела, что лицо у него молодое и очень бледное. Она пригладила ему волосы, с трудом сложила на груди его уже непослушно закостеневшие руки и села рядом с ним на землю.
Так она сидела рядом с ним, может быть, час, а может быть, два, и молчала.
Было холодно и тихо, очень тихо, за исключением тех секунд, в которые рвались мины.
Наконец старуха поднялась и, отойдя от мертвого, сделала несколько шагов по скверу. Вскоре она нашла то, что искала: это была воронка от тяжелого снаряда, сделанная еще несколько дней назад и начавшая наполняться водой.
Опустившись в воронке на колени, старуха стала горстями выплескивать со дна накопившуюся там воду. Несколько раз она отдыхала и снова принималась за это. Когда в воронке не осталось больше воды, старуха вернулась к мертвому русскому. Она взяла его подмышки и потащила.
Тащить нужно было всего десять шагов, но она была очень стара и три раза за это время садилась и отдыхала. Наконец она дотащила его до воронки и опустила в нее. Сделав это, она почувствовала себя совсем усталой и долго сидела и отдыхала.
Отдохнув, она поднялась и, став на колени, перекрестила мертвого русского и поцеловала его в губы и в лоб.
Она стала потихоньку заваливать его землей, которой было очень много по краям воронки. Скоро она засыпала его так, что из-под земли уже ничего не было видно. Но это показалось ей недостаточным. Она хотела сделать настоящую могилу и, снова отдохнув, принесла небольшую цементную плитку и поставила ее на ребро в том месте, где покоилась голова убитого. У нее не было сил насыпать могильный холм, а эта плитка служила как бы надгробьем.
Она достала из-под своего черного вдовьего платка то, что она принесла с собой из подвала. Эго была большая восковая свеча, одна из двух венчальных свеч, сорок пять лет хранившихся у нее со дня свадьбы.
Порывшись в кармане своего платья, она достала спички, воткнула свечу в изголовье могилы и зажгла ее. Свеча легко загорелась. Ночь была тихая, и пламя поднималось прямо вверх, не отклоняясь никуда в сторону. Старуха, пошарив вокруг себя на земле, нашла перегоревший, проржавленный кусок жести и, с трудом согнув его старческими руками, воткнула в землю рядом со свечой так, что этот жестяной полукруг почти на три четверти закрывал свечу от ветра. Старуха продолжала сидеть рядом с могилой, всё в той же неподвижной позе, под платком сложив руки на коленях.
Было уже близко к утру. Свеча догорела до середины. Мария Симич поднялась и такой же неторопливой походкой, какой она пришла сюда, снова пересекла скверик, обошла оставшийся целым кусок решетки и вернулась в подвал.
Перед рассветом рота, в которой служил погибший красноармеец Чекулаев, под сильным минометным огнем прошла через сквер и заняла мост.
Командир роты вспомнил о погибшем вчера Чекулаеве, приказал найти его и похоронить в одной братской могиле с теми, кто погиб сегодня утром.
Тело Чекулаева искали долго и напрасно. Вдруг кто-то из искавших бойцов остановился на краю сквера и, удивленно вскрикнув, начал звать остальных. К нему подошло еще несколько человек.
- Смотрите, - сказал красноармеец.
И все посмотрели туда, куда он показывал.
Около разбитой ограды сквера, над засыпанной землей старой воронкой от снаряда высился маленький холмик. В головах его был воткнут проржавленный жестяной полукруг, внутри которого тихо горела свеча. Она сгорела уже почти вся, огарок оплыл кругом воском, но маленький огонек, не угасая, попрежнему трепетал над ней.
Все подошедшие к могиле почти разом сняли шапки. Они стояли кругом молча и смотрели на догоравшую свечу, пораженные и тронутые таким сильным чувством, которое мешает сразу заговорить.
Именно в эту минуту, незамеченная ими раньше, в сквере появилась высокая старуха в черном вдовьем платке. Молча, тихими старческими шагами, она прошла мимо красноармейцев, молча опустилась на колени у холмика, достала из-под платка восковую свечу, точно такую же, как та, огарок которой горел на могиле, и, подняв огарок, зажгла от него новую свечу и тихонько воткнула ее в землю на прежнем месте. Потом она стала подниматься с колен. Это ей удалось не сразу, и красноармеец, стоявший ближе всех к ней, поддержал ее под локоть и помог ей подняться.
Красноармейцы проводили старушку и, тихо переговариваясь, словно боясь нарушить тишину, пошли в другую сторону, к мосту через реку Сава, за которой шел бой, - догонять свою роту.
А на могильном холме, среди черной от пороха земли, изуродованного железа и мертвого дерева, горело последнее вдовье достояние - венчальная свеча, поставленная югославской матерью на могиле русского сына.
И огонь ее не гас и казался вечным, как вечны материнские слезы и сыновнее мужество. // Константин Симонов. ЮГОСЛАВИЯ.
***********************************************************************************************
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. Бойцы подразделения старшего лейтенанта К.Новикова в дозоре.
Снимок нашего спец. фотокорр. капитана А.Капустянского.
__________________________________
И.Эренбург: Судьба Европы* ("Правда", СССР)
К.Симонов: Белградские рассказы: 1. Старшина Ерещенко ("Правда", СССР)
Газета «Красная Звезда» №308 (5988), 30 декабря 1944 года