Когда я дошëл до момента, где Штирлиц строит из себя Максима Максимыча Исаева, празднуя 23 февраля: суëт в камин картошку, запивая водярой, и напевает внутрях (снаружи нельзя, не то будет, как с Кэт) «Ой ты степь широкая», я начал смеяться
(
Read more... )