Утки
Из дневника Джони - байстрюка.
Возраст -19 лет. Степень слабоумия - прогрессирующая.
В моей крови нашли осень. Я сдавал анализы на болезнь. А нашли осень. Женщина врач с длинными холодными пальцами ощупала мою душу и написала заключение красивым каллиграфическим почерком: «Осень на дне».
Вчера дружки позвали меня в кабак. Я никогда не был в кабаке. Я ждал канкан. Но там только женщины с толстыми кукольными губами облизывали микрофоны и издавали звуки, читая буквы с экрана. Дружки сказали, что это песня известной Светланы Лабуды. Я не знаю лабуду. Мама говорит, батя несëт лабуду. Значит, он несëт Светлану?
Один из дружков стал рассказывать, что обожает какого-то карлика или Карлина за очень умные мысли. Он предложил собрать всех убийц, маньяков, наркоманов, проституток и гомиков на одном острове. И пусть они там сами с собой развлекаются и ебутся. Я сказал, что очень странно приравнивать маньяков к людям с иной сексуальностью.
Дружок стал грызть зубами стол, всë исслюнявил. Неприятно смотреть. А потом сказал, сначала ты ссышь сидя, А потом становишься пидором.
Я сказал, что ссать сидя, очень удобно. Все засмеялись. А я понял, что есть люди, куда слабоумнее меня.
Я шëл домой вдоль серой, как лицо этого дружка, Смоленки.
По воде плыли жëлтые листья и прошлогодние утки. Они пытались прикинуться листьями, но меня не проведëшь.
В моëм сердце десять комнат. Каждая дверца заперта. Я, как осенняя утка скребусь когтями, но никто не отвечает. Серые галочки не зажигаются.
Я плыву над рябой, всю в листьях, водой. Батя говорит: рябым людям рябые сны.
Мне снится женщина врач с длинными холодными пальцами. Доктор Квин, так говорит батя. А потом он ложится лицом на асфальт.
Серые камешки впиваются в его кожу, перетекают, как ртуть. Он врастает в землю. Пока не сливается с ней. Деревья, как женщины становятся голыми. Небо затягивается набухшей ватой.
Звонит Мама и говорит, что уже поздно. Я не был дома 19 лет. Пора домой. Пора домой. Пора домой.
Пока зима не пришла.
Возраст -19 лет. Степень слабоумия - прогрессирующая.
В моей крови нашли осень. Я сдавал анализы на болезнь. А нашли осень. Женщина врач с длинными холодными пальцами ощупала мою душу и написала заключение красивым каллиграфическим почерком: «Осень на дне».
Вчера дружки позвали меня в кабак. Я никогда не был в кабаке. Я ждал канкан. Но там только женщины с толстыми кукольными губами облизывали микрофоны и издавали звуки, читая буквы с экрана. Дружки сказали, что это песня известной Светланы Лабуды. Я не знаю лабуду. Мама говорит, батя несëт лабуду. Значит, он несëт Светлану?
Один из дружков стал рассказывать, что обожает какого-то карлика или Карлина за очень умные мысли. Он предложил собрать всех убийц, маньяков, наркоманов, проституток и гомиков на одном острове. И пусть они там сами с собой развлекаются и ебутся. Я сказал, что очень странно приравнивать маньяков к людям с иной сексуальностью.
Дружок стал грызть зубами стол, всë исслюнявил. Неприятно смотреть. А потом сказал, сначала ты ссышь сидя, А потом становишься пидором.
Я сказал, что ссать сидя, очень удобно. Все засмеялись. А я понял, что есть люди, куда слабоумнее меня.
Я шëл домой вдоль серой, как лицо этого дружка, Смоленки.
По воде плыли жëлтые листья и прошлогодние утки. Они пытались прикинуться листьями, но меня не проведëшь.
В моëм сердце десять комнат. Каждая дверца заперта. Я, как осенняя утка скребусь когтями, но никто не отвечает. Серые галочки не зажигаются.
Я плыву над рябой, всю в листьях, водой. Батя говорит: рябым людям рябые сны.
Мне снится женщина врач с длинными холодными пальцами. Доктор Квин, так говорит батя. А потом он ложится лицом на асфальт.
Серые камешки впиваются в его кожу, перетекают, как ртуть. Он врастает в землю. Пока не сливается с ней. Деревья, как женщины становятся голыми. Небо затягивается набухшей ватой.
Звонит Мама и говорит, что уже поздно. Я не был дома 19 лет. Пора домой. Пора домой. Пора домой.
Пока зима не пришла.