Предсознательное
Если вытянуть руки в утро, в рукава пальто прохладными ладонями заползет весна. Поток воздуха спровоцирует мурашки, потом впитается в старое платье и согреется.
На Большом Левшинском есть закуток. Точнее, для меня это стало закутком, так как, когда ныряешь со Старого Арбата в какой-нибудь переулок - обязательно попадешь туда, где раньше не был, идешь на ощупь. По крайней мере, у меня так всегда бывает.
Мы с К. встретились как-то в августе, взяли одну большую колу на двоих и пошли куда глаза глядят. Наткнулись на Фритьофа Нансена.
- О! У нас школа имени Нансена! - К. пустилась рассказывать его биографию.
Мы уселись на скамейку справа от памятника. К. закурила. Тогда она прогуляла собеседование.
Слева от нас - кое-где облупившийся особняк Красного Креста. Но это раньше здесь обитал Красный Крест. Сейчас рекламное агентство Saatchi&Saatchi.
- Там внутри круто, - говорю, - хай-тек.
К. хихихает.
- Ты там была?
- Не была, но знаю.
Потом с нами полчаса пытался заговорить дедуля-иностранец. В сером костюме и с британским выговором. Мы все понимали, как дурочки, улыбались и кивали, но ответить ничегошеньки не могли. Я пыталась что-то пробормотать про норвэй, зэ ферст ворлд вор и лига оф нэйшнс, когда он спросил, кто был этот человек, которому поставили памятник. Он даже что-то понял, но толкового разговора у нас так и не вышло.
Позже я приду сюда вечером 2 октября, прямо после немецкого и несостоявшегося визита на лекцию Цукерберга. Не помню, с цветочком или нет...
Сейчас в этом месте ужасно. Горы грязного снега, обрубленные березовые ветки. Но, когда зелено, - очень хорошо.
Провожаю глазами каждого, кто внезапно и ненароком вторгается в мое личное пространство. В метро, в электричке, в издательстве, в университете. В горле что-то замирает, подступает неясное отвращение. На такие "вторжения", которые происходят с каждым человеком каждый день, раньше я внимания не обращала. Кажется, сейчас кто-нибудь заденет тебя плечом и лопнешь, как воздушный шарик. Внутренний комок крохотного, раздражающего все мое существо, нового "я" вопит что-то про "не трогайте меня". Надо меньше читать книжек вроде Милых костей и всяких историй о гениях-маньяках. У меня появилась какая-то нездоровая любовь ко внутреннему психологизму этих чудаков. Отсюда - постоянные падения рассудка из головы в горло, из горла - в живот, мания преследования и обман зрения. Что не мешает мне по утрам расплываться в улыбках. Наверное, это от потепления.
Я живу на двух континентах: там, где по асфальту уже стучат каблуки и там, где они проваливаются в рыхлый нескончаемый снег, который еще и замерзать умудряется по ночам. У соседей с крыши еще не скатилась последняя глыба снега. Лежит серым пятном на рыжей черепице.
Мысленно я уже еду на велике по сосновым иголкам, которые рассыпаны на лесных тропинках.
Воспоминания становятся воспоминаниями примерно через год (в моем случае, есть одно исключение, срок которого максимум - месяц). Если не забывать. Тогда все ощущается с накатывающей силой, и только хорошее. Ни одной колкости, неприятности, причины. Только щемящая сладость.
Так что приближающиеся воспоминания о сосновом запахе, высоком небе и качелях слишком близко. Они смешиваются с приближающейся новизной, кружат голову.
В последнее время я напоминаю себе шестую, самую высокую, нейлоновую струну, замершую в дребезжании, конкурирующую с глухой тишиной. Готовую продолжать звук.
