Восемнадцатое
Я параллельна земле.
Мои ноги взлетают, цепляются за верхушки высоких сосен, и если я осмелюсь спрыгнуть с качелей на дерево - смогу дотянуться до густых облаков. Мои волосы тянутся к ароматным веткам, обволакивают их, впитывают в себя хвойную смолу, становятся крепче.
Я параллельна небу.
Отпускаю руки и закрываю глаза. Голова не кружится, а какой-то особенный, слишком насыщенный свежестью воздух пробирается во внутрь. Сейчас качели растворятся, и я буду невесома.
Джер идеальный напарник. С ним возникает ощущение присутствия и, одновременно, отсутствия рядом человека. Мы едем на великах, гуляем или бежим вокруг озера. Делаем вдвоем то, что мне всегда нравилось делать одной, потому что так я ощущаю масштабы своего личного пространства, в которое он никак не вторгается, что удивительно, только немножко захватывает. Иногда одинаково думаем и молчим, думаем о своем и наслаждаемся, думаем и, вдруг, говорим. Я рассказываю ему, запыхавшись, о всяком-разном, не знаю, интересно ли ему, но он слушает внимательно. Обрывисто говорит о своем детстве, и я задаю вопросы. И он отвечает. И я думаю, говорил ли он когда-нибудь обо всем этом своей дочери, проводил ли с ней время так, как проводит со мной, дарил ли ему кто-нибудь открытки, делал ли ему кто-то чай, смеялся ли он так со своей дочерью, как со мной?
Там очень хорошо, ветер веет детством. В доме есть комната, где будет окно в крыше. Куча кузнечиков, сверчков, яблок, смородины и поспевающей ежевики. Мне всякий раз хочется кого-нибудь туда привезти. А потом не хочется. Там хочется разводить огонь, петь песни, гулять до глубокой темноты, слушая тишину, на ощупь спускаться по лестнице, и смотреть на светлеющее небо. Там очень много домиков, на которые смотришь и думаешь, вот такой будет когда-нибудь у меня.
Тебе бы там понравилось.
Приехала моя дорогая К. Вчера мы очень хорошо провели вечер. Мне приятно смотреть, как она загорела на юге, и хвастаться своим "рабочим" загаром (это когда лямки на плечах от майки, следы от шорт на ногах и следы от сандалий). Мое восемнадцатое лето проходит.
Но оно всего лишь восемнадцатое.
А еще, знаете, люди такие дурацкие дураки.
И злые. Злые дурацкие дураки.