"Золотой витязь"
На Литературном Форуме "Золотой витязь" получил бронзовый диплом в номинации "Проза" за книгу "Гений вчерашнего дня". Под впечатлением о Форуме написал очерк.
ФЕСТИВАЛЬ РУСИ
Мест в автобусе уже не было, и я попросил убрать с кресла рюкзаки.
- В них съёмочная аппаратура
- Прикажете стоя ехать?
Нехотя убрали.
Попетляв по Москве, автобус замер.
- Ждём кого-то?
- Главного организатора.
Задёрнув штору, я слушал, как жужжит муха. Становилось душно. Большая стрелка сделала круг.
Я стал выстукивать на подлокотнике военный марш.
Поймав взгляд, водитель развёл руками:
- Сказали, скоро…
Закрыв глаза, я откинулся в кресле, и мне казалось, что автобус пуст. Даже муха утихла. Слышался только шум проносящихся машин.
Он не поздоровался, не извинился. Порывисто схватив микрофон, оглушил, точно мы давно едем вместе: «Я объясню, зачем вы собра-ались». Маленький, пухлый, он слегка заикался. Автобус тронулся, и половину дороги мы слушали, каких трудностей стоила организация, как радушно будет принимать нас губернатор. Он перечислял имена, из которых я не знал ни одного. «Ну, с божьей помощью!» - выдохнул он. И перекрестился.
Раздались хлопки.
За окном плыли леса, солнечные лучи дырявили крышу. На подъезде к городу раздали проспекты. На роскошной, мелованной бумаге красовались глянцевые фото. В расписании отдельной строкой значилось: «Презентация книги N» или «Творческая встреча с К.». А густо намазанные фамилии обрывало снизу «и др.».
Я был среди «др.».
«Оста-анавливаемся, можно оправиться». Кафе, туалет. Рядом из машин с брезентовым верхом выпрыгивают призывники. Образовалась очередь. «По машинам!» - громко скомандовал офицер. «Все в а-автобус!» - донеслось из микрофона.
Как в жирную точку, дорога упёрлась в пыльный город с овражистыми улицами. Взяв сумки, сгрудились в дверях.
«Сбо-ор в библиотеке. И без опозда-аний».
Гостиница оказалась дешёвой. Вентилятор на подоконнике, за стеной визжала «болгарка». В холе, пережидая жару, смотрел, как щиплют водоросли красные рыбки, и те, что крупнее гоняют мальков.
В центре города малёванные щиты с обнажёнными девицами, на белёные колокольни шапками напялены купола, а по углам, за покосившимися заборами, избы, вросшие окнами в асфальт, покатые крыши из смоляной, дырявой толи.
Лица неприветливые, грубые.
- Библиотека? - пожимали плечами.
Один, молодой, рассмеялся:
- Только там без танцев.
И ткнул в ресторан на другой стороне. «БИБЛИОТЕКА. Французская кухня».
По подсказкам бродил, как за стрелкой размагнитившегося компаса.
А колонны книжного храма подпирали небо на окраине. Огромный зал до отказа заполнен. Много молодых. С плеером в ушах смотрели на сцену. И не слышали о духовном воскрешении России.
- Студенты?
- Угу.
- Вместо лекций пригнали?
Отвернувшись, заржали.
В перерыве появились свободные места.
- А вы по-очему опоздали?
Ответ повис в воздухе, но пропуская его в дверях, я чувствовал себя студентом.
Со сцены опять доносилось про славянское братство, про спасение через единство, про Святую Русь. Но зал потихоньку пустел.
В буфете накрывали столы. Столичные гости просочились сквозь охрану, расселись. Зазвенели приборы. «Помо-олимся!» Все тут же встали. Из-под земли вырос мордатый батюшка с огромным крестом. «Возблагодарим Господа за хлеб насущный!»
Я шевелил губами.
«Прости, Господи, лицемерие!»
По столам загулял микрофон. Уважение к старости было восточным - до тех, кому меньше семидесяти, он не дошёл. Я слушал стихи про берёзы и журавлей. Официантки вымученно улыбались. Уткнувшись в тарелку, я думал, что участвую в спектакле, которому сотни лет. «Выпьем за - в который раз прозвучало имя организатора - благодаря которому мы здесь!» «Ура!» - поднялись за столами. Как и столетия назад, я пил за здравие государя. «Можно оправиться», - вспомнил я, опускаясь на стул. Работникам городской администрации отвели место в дальнем углу. «Дорогие деятели культуры! - расплылась там полная дама. - Мы рады принимать гостей на нашей земле». От слащавой улыбки сделалось горько.
«На земле все гости! - закричал я. - И господа, и холопы!»
Но закричал про себя.
Я вышел в звёздную ночь. У подъезда громоздился автобус, в кабине метался красный огонёк.
- Опять ждём?
Водитель отбросил окурок.
- Работа такая. Как начальство…
- А на ужин не приглашают?
- Мы люди маленькие.
До гостиницы я добирался пешком. Фонари тускло щурились мне вслед.
Утром опять завизжала «болгарка». Я пошёл на вокзал. Поезд уходил только вечером. Куда себя деть? На душе скребли кошки. «Какой первый наш грех? - стучало в висках. - Чванство. А второй? Холуйство. А третий? Зависть». Был час моего выступления. «Но что говорить? Лгать? Притворяться? Врать, зачем пишу? Для кого пишу? И Чехов писал. И Толстой. «Какой первый наш грех?..»
Я пришёл, когда премии уже раздали, словно бусы - папуасам.
Она стояла в стороне - крупная, некрасивая. Нескладно держала мою книгу.
- Вместо лекций пригнали?
Она покраснела.
- Но вы же студентка?
- Дипломница.
Нашёл на ком сорваться! Но раздражение не отпускало.
- Вам бы со сверстниками гулять. Или телевизор.
- Скучно. У нас и поговорить-то не с кем.
«А у нас?» - вспомнилась мне московская грызня.
Я взял у неё книгу.
- А как же родители?
- В деревне остались. Да и с ними не выходит.
- Значит, только книги?
Она кивнула. И я чуть не выложил, что уже давно пью на ночь снотворное, а принять лошадиную дозу меня удерживают только недописанные рассказы.
- Нравится? - завертел в руках книгу, будто впервые увидел.
- Честно, многого не понимаю, читаю, думаю, сколько же мне ещё узнать надо!
И смутилась. А мне вдруг стало легко. До слёз.
- Как вас зовут?
- Руся. Как у Бунина.
Я достал ручку и быстро подписал «Русе, с благодарностью и надеждой».
Май 2011 г.
ФЕСТИВАЛЬ РУСИ
Мест в автобусе уже не было, и я попросил убрать с кресла рюкзаки.
- В них съёмочная аппаратура
- Прикажете стоя ехать?
Нехотя убрали.
Попетляв по Москве, автобус замер.
- Ждём кого-то?
- Главного организатора.
Задёрнув штору, я слушал, как жужжит муха. Становилось душно. Большая стрелка сделала круг.
Я стал выстукивать на подлокотнике военный марш.
Поймав взгляд, водитель развёл руками:
- Сказали, скоро…
Закрыв глаза, я откинулся в кресле, и мне казалось, что автобус пуст. Даже муха утихла. Слышался только шум проносящихся машин.
Он не поздоровался, не извинился. Порывисто схватив микрофон, оглушил, точно мы давно едем вместе: «Я объясню, зачем вы собра-ались». Маленький, пухлый, он слегка заикался. Автобус тронулся, и половину дороги мы слушали, каких трудностей стоила организация, как радушно будет принимать нас губернатор. Он перечислял имена, из которых я не знал ни одного. «Ну, с божьей помощью!» - выдохнул он. И перекрестился.
Раздались хлопки.
За окном плыли леса, солнечные лучи дырявили крышу. На подъезде к городу раздали проспекты. На роскошной, мелованной бумаге красовались глянцевые фото. В расписании отдельной строкой значилось: «Презентация книги N» или «Творческая встреча с К.». А густо намазанные фамилии обрывало снизу «и др.».
Я был среди «др.».
«Оста-анавливаемся, можно оправиться». Кафе, туалет. Рядом из машин с брезентовым верхом выпрыгивают призывники. Образовалась очередь. «По машинам!» - громко скомандовал офицер. «Все в а-автобус!» - донеслось из микрофона.
Как в жирную точку, дорога упёрлась в пыльный город с овражистыми улицами. Взяв сумки, сгрудились в дверях.
«Сбо-ор в библиотеке. И без опозда-аний».
Гостиница оказалась дешёвой. Вентилятор на подоконнике, за стеной визжала «болгарка». В холе, пережидая жару, смотрел, как щиплют водоросли красные рыбки, и те, что крупнее гоняют мальков.
В центре города малёванные щиты с обнажёнными девицами, на белёные колокольни шапками напялены купола, а по углам, за покосившимися заборами, избы, вросшие окнами в асфальт, покатые крыши из смоляной, дырявой толи.
Лица неприветливые, грубые.
- Библиотека? - пожимали плечами.
Один, молодой, рассмеялся:
- Только там без танцев.
И ткнул в ресторан на другой стороне. «БИБЛИОТЕКА. Французская кухня».
По подсказкам бродил, как за стрелкой размагнитившегося компаса.
А колонны книжного храма подпирали небо на окраине. Огромный зал до отказа заполнен. Много молодых. С плеером в ушах смотрели на сцену. И не слышали о духовном воскрешении России.
- Студенты?
- Угу.
- Вместо лекций пригнали?
Отвернувшись, заржали.
В перерыве появились свободные места.
- А вы по-очему опоздали?
Ответ повис в воздухе, но пропуская его в дверях, я чувствовал себя студентом.
Со сцены опять доносилось про славянское братство, про спасение через единство, про Святую Русь. Но зал потихоньку пустел.
В буфете накрывали столы. Столичные гости просочились сквозь охрану, расселись. Зазвенели приборы. «Помо-олимся!» Все тут же встали. Из-под земли вырос мордатый батюшка с огромным крестом. «Возблагодарим Господа за хлеб насущный!»
Я шевелил губами.
«Прости, Господи, лицемерие!»
По столам загулял микрофон. Уважение к старости было восточным - до тех, кому меньше семидесяти, он не дошёл. Я слушал стихи про берёзы и журавлей. Официантки вымученно улыбались. Уткнувшись в тарелку, я думал, что участвую в спектакле, которому сотни лет. «Выпьем за - в который раз прозвучало имя организатора - благодаря которому мы здесь!» «Ура!» - поднялись за столами. Как и столетия назад, я пил за здравие государя. «Можно оправиться», - вспомнил я, опускаясь на стул. Работникам городской администрации отвели место в дальнем углу. «Дорогие деятели культуры! - расплылась там полная дама. - Мы рады принимать гостей на нашей земле». От слащавой улыбки сделалось горько.
«На земле все гости! - закричал я. - И господа, и холопы!»
Но закричал про себя.
Я вышел в звёздную ночь. У подъезда громоздился автобус, в кабине метался красный огонёк.
- Опять ждём?
Водитель отбросил окурок.
- Работа такая. Как начальство…
- А на ужин не приглашают?
- Мы люди маленькие.
До гостиницы я добирался пешком. Фонари тускло щурились мне вслед.
Утром опять завизжала «болгарка». Я пошёл на вокзал. Поезд уходил только вечером. Куда себя деть? На душе скребли кошки. «Какой первый наш грех? - стучало в висках. - Чванство. А второй? Холуйство. А третий? Зависть». Был час моего выступления. «Но что говорить? Лгать? Притворяться? Врать, зачем пишу? Для кого пишу? И Чехов писал. И Толстой. «Какой первый наш грех?..»
Я пришёл, когда премии уже раздали, словно бусы - папуасам.
Она стояла в стороне - крупная, некрасивая. Нескладно держала мою книгу.
- Вместо лекций пригнали?
Она покраснела.
- Но вы же студентка?
- Дипломница.
Нашёл на ком сорваться! Но раздражение не отпускало.
- Вам бы со сверстниками гулять. Или телевизор.
- Скучно. У нас и поговорить-то не с кем.
«А у нас?» - вспомнилась мне московская грызня.
Я взял у неё книгу.
- А как же родители?
- В деревне остались. Да и с ними не выходит.
- Значит, только книги?
Она кивнула. И я чуть не выложил, что уже давно пью на ночь снотворное, а принять лошадиную дозу меня удерживают только недописанные рассказы.
- Нравится? - завертел в руках книгу, будто впервые увидел.
- Честно, многого не понимаю, читаю, думаю, сколько же мне ещё узнать надо!
И смутилась. А мне вдруг стало легко. До слёз.
- Как вас зовут?
- Руся. Как у Бунина.
Я достал ручку и быстро подписал «Русе, с благодарностью и надеждой».
Май 2011 г.