Колорадский мрак ч. II (впечатления русского студента из Германии от каникул на родине)
Originally posted by 
baltvilks at Колорадский мрак ч. II (впечатления русского студента из Германии от каникул на родине)
Иван Кульнев (историк и славист), Берлин
Окончание. Начало здесь.
В Рамони я побывал уже много лет спустя, будучи подростком, а потом был еще и еще много раз. Сказочные по своей красоте ландшафты! Благодатные места! Сегодня, увы, загаженные пластиком по берегу реки Воронеж.
Последний раз ездил туда летом 2013-го, когда путинский режим еще не так открыто перешел в свою каннибальскую фазу, а сохранял вегетарианскую видимость. Тогда удалось побеседовать с интеллигентнейшим человеком, с женщиной-экскурсоводом замка. Ее слова до сих пор в голове:
- Боже мой, Боже мой, помилуй, только бы не начинали реставрацию здания. Ведь уничтожат все! Вот тут аллея была вековых деревьев. Взяли и бездумно спилили. Так тут вся Рамонь вышла на улицы защищать аллею. Люди старые рыдали, умоляли, просили оставить.
Под “реставрацией” в путинском рейхе, как правило, следует понимать уничтожение культурного объекта, с дальнейшим превращением его либо в локальный диснейлэнд с розовыми стенами и пластиковыми окнами, либо скорее в резиденцию какого-нибудь местного нувориша-феодала из “Единой России”. Что с ними поделаешь, с этими убогими? Холоп в соболиной шубе - существо страшное и весьма опасное!
Захожу к своему дяде-деграданту, с трудом достучавшись до него. Разбитый дом, кривая калитка. С порога:
- Ванек, что там с Украиной? Я тут целыми днями сижу, телевизор смотрю, и болею прям за ополченцев! Обожди, еще немножко и они задавят этих натовских гадов.
- Ну, у меня другое мнение.
- Ты что за них??? - со страшным изумлением и опасным недоумевающим взглядом смотрит на меня. - Тихо, тихо… Не шуми. А то соседи услышат, посрамят.
Нет места национал-предателям на святой русской земле!
Беседа длится недолго. Я не ухожу, ожидая лишь одного, когда же он спросит про свою мать, которую всю жизнь беззастенчиво эксплуатировал, когда жил на ее мизерной пенсии, пил дорогое пиво в баночках и регулярно мотал всем нервы. Это тоже здесь НОРМА! Наконец перед прощанием спрашивает:
- Как там бабушка, Вань?
- Плохо. Совсем сдала. У мамы ни дня покоя. Все время за ней ухаживает.
- А, понятно.
Мать для него теперь - отработанный материал. Попользовался и бросил.
Иду вдоль железной дороги в сторону станции. Много фотографирую, охотно вспоминая, как бегал туда за плодово-ягодным мороженым. Армия железнодорожников подозрительно меня осматривает.
- Эй, ты че там делаешь?
- Фотографирую!
- Железная дорога - СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ, который не подлежит фотографированию!
Это не ирония, а чистая правда. Очередной рудимент того прошлого, которое становится настоящим.
Направляюсь в сакральное для меня место - в местную библиотеку, мой энергетический центр, еще не представляя, что меня там ожидает. Вхожу в здание местного ДК. И вот снова волна воспоминаний. Этот прохладный каменный запах, который так освежал в летние дни, когда я сюда в последний раз лет пятнадцать тому назад приходил.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, захожу в библиотеку и вижу двух женщин, сидящих напротив друг друга и молодую девушку, копающуюся в каталоге.
Сбоку прямо у окна раньше стояла школьная лакированная парта, за которой я сидел. Приятный летний воздух с поля через почти всегда открытое грязное с пауками окно освежал тогда помещение, так нежно дуя мне в лицо. Грохот где-то вдали несущихся поездов вселял надежду на радужное будущее, шепчущий шорох деревьев успокаивал, навеивал думы, запах их, перемешанный с запахами поля, бодрил, а цвет переливающихся на солнечном свету листьев, которые сочным синим оттенком ложились на лакированную парту, радовал глаз. И лишь кряхтения и причитания изредка приходившего сюда деда, читавшего местную районную газету “Нива” и ругавшего “проклятых демократов” за соседней партой, раздражали. Приятные воспоминания отрочества…
Здесь я впервые познакомился с Радищевым, который большого впечатления на меня тогда в юности не произвел. Слог казался нудным, никакой action в книге.
Понял, оценил и преклонился перед ним потом. Дело было в классе восьмом. До сих пор помню все в деталях. Вымаливаю у старой библиотекарши книгу “Путешествие из Петербурга в Москву”. Она их заботливо стережет и городским не выдает.
- Ну, я верну, пожалуйста.
Со скрипом выдает мне книгу и наказывает:
- Ладно, путешествуй, но только попробуй не верни, когда в город поедешь.
Надеюсь, они там еще не сожгли Радищева, как врага. Здесь читал Грина и о Грине в старой сталинской БСЭ под. ред. Введенского (других книг не было). Сегодня его капитан Грей, одетый в черные спортивные штаны с наклейкой “адидас”, жрет семечки у пивного ларька, а Ассоль - большая почитательница “Дома 2″, в розовой миниюбке и с оголенной грудью, тонной помады на губах, домом на голове, полагая, что все это ужасно красиво, со словарным запасом, как у Эллочки Людоедки, мечтает лишь об одном - выйти замуж и обязательно за богатого! Куда уж тут Анастасии Вертинской! Впрочем, началось это еще до Путина.
Сейчас в библиотеке все по-другому, как и везде. В одном углу красуются яркие брошюры мракобесного содержания об эрпэцэшных боженьках, в другом - исполинских размеров стеллаж с пестрыми, красочными женскими романами, детективами и прочей вульгарщиной. Ну, а в центре, разумеется, полки с книгами о Великой Отечественной войне, о героизме, о мужестве и т.д.
Война и здесь! Она ВЕЗДЕ и ВСЮДУ! Инструментализация войны не знает границ. Она переходит все допустимые представления о морали. С ее помощью, играя на самых низких инстинктах черни, режим цементирует единство царя и народа. Та война, война желанная, которая была изобретена в кабинетах ЦК в 1960-е годы, война парадная, которая началась не, скажем, 17 сентября 1939 года мародерским разграблением беззащитной Польши, а 22 июня 1941 года и потом как бы сразу завершилась парадом в мае 1945 года. Война, как правило, не окопная, не та, о которой писали участники ее: Василь Быков, Алесь Адамович, Виктор Астафьев, Василий Гроссман, а другая, о которой так охотно рассказывают сегодня не видевшие ее, увешанные орденами, вечно вчерашние по мышлению, всегда “За Родину, За Сталина!”, за Сталинград вместо Волгограда, энкавэдэшные подонки - эти сувенирные ветераны.
Да и вправду, зачем вспоминать о реальной войне, зачем вспоминать о миллионах погибших, о их личных судьбах, и тем более об условиях жизни тех последних выживших, которые гниют сегодня где-то в грязных аварийных “хрущевках”, влача жалкое существование на мизерную пенсию, доживая свой горький век? Легче пребывать в мире сладких мифов и тупо гордиться не понятно, правда, чем. Тем, вероятно, что закидали Европу миллионами трупов. Судьба, к примеру, советских военнопленных, кого она сегодня серьезно занимает? Те массы, что 9 мая каждый год, устраивая пьяную вакханалию на улицах, бросая бутылки в толпу (увы, как могут) по-звериному ожидая салюта? Разве им интересны эти истории?
Советские военнопленные, которых было уничтожено три миллиона, о кошмарной судьбе которых мне каждый день на работе приходится рассказывать немецким школьникам. Ясные глаза этих несчастных на фотографиях, словно живые, трогают посетителей и заставляют многих содрогнуться. Столь естественно они смотрят со старых черно-белых изображений, как будто встанут и заговорят. Но, то Германия. В России же интерес к той реальной войне, к страданиям и травмам ее участников, к той, не мифологизированной с ее вымышленными Панфиловцами и прочими сказками, предельно мал.
Быков, до конца дней своих достойно критиковавший колхозного маньяка соседней братской страны, с его Круглянскими мостами, сегодня явно не в почете. Большой по силе талант Астафьев, по-мнению ГКЧПиста Язова, “очень черно писал о войне”. Гроссман - это тот, который “антипороссийски”, к тому же, о Боже, еврей, то есть жидяра - ВРАГ автоматически. Личность - НИЧТО, Государство - ВСЕ! Так было, так и осталось…
На стендах сельской библиотеки детские рисунки, изображающие в основном парадную войну.
Впрочем, честности ради, напишу и о хорошем. Ведь о нем тоже надо говорить! Не все же время очернять постсоветскую действительность. Надо же видеть и хорошее! Наблюдаю все тот же парадокс, что и в книжном магазине с Буковским. Среди большей частью вшивопатриотического хлама вижу одну как бы случайно затерявшуюся книгу с надписью: “Книга памяти жертв политических репрессий Воронежской области”.
- Здравствуйте! - меня подозрительно осматривают.
- Здравствуйте.
Говорю кто я и откуда, не упоминая, что являюсь национал-предателем.
Женщина слева солдатским чеканным голосом серьезно и в то же время с полуиронией:
- Ты не шпион ли?
Мой фотоаппарат, вероятно, навел ее на эти мысли. События развиваются быстро.
- Что там говорят и пишут про Украину? - всё с большим скепсисом расспрашивает меня все та же женщина.
Весь вид ее говорит о многом. Мне кажется, что ее долго и тщательно выковывали в лаборатории марксизма-ленинизма-сталинизма, потом перековывали в православие, торжественно посвящали в путинизм. В итоге вышел послушный режиму зомби. Таких миллионы. Это как раз тот святой русский НАРОД, которому всегда очень нравится, когда стоящие над ним сатрапы бьют его плетью, выбивают зубы, сдирают шкуру. Бьет - значит любит!
- Так, сейчас мы тебя проверим, кто ты на самом деле. Скажи, КТО это? (тычет пальцем, на дешевый, выпускаемый для инфузорий-туфелек агитпроповский таблойд “Аргументы и факты”). На картинке изображен в странной позе президент Порошенко, благо без рог и копыт.
- По-моему, порядочный человек, - честно отвечаю я.
На мгновение в этом пропагандистским ядом отравленном помещении возникла пауза. Гримасы женщин изменились. Память не позволяет дословно восстановить все так, как было, что конкретно было сказано тогда, ибо градус ненависти был велик. Столько оскорблений разом на русском мне давно не приходилось слышать. Она заметалась, как тигр в клетке, и потом, выходя из комнаты, разрываемая ненавистью, вполголоса изрекла:
- ПРОДАЖНАЯ ССССССУУУУКА!
Её долгое “с” я слышу до сих пор. Смею заметить, что это библиотекарь. Не будем забывать, что библиотекари - носители культуры.
Женщина за столом справа, имеющая красивые русские черты лица, поникла головой. Я, ошеломленный произошедшим, после короткой паузы попытался в растерянности завести с ней разговор.
- Почему вы так нервно реагируете? У меня другое мнение. Вы, не выслушав ни одного моего аргумента, сразу оскорбляете меня.
Наивно, искренне и без всякой злобы она смотрит мне в лицо:
- Как Вы можете так говорить? Ведь на Украине у власти фашисты!!!
В этот момент я, наконец, понял, что это ВЕРА! Это та страстная желябовская ВЕРА, которая готова даже при видимом спокойствии сокрушить и уничтожить. Вера не нуждается в логическом объяснении, в аргументации, в знаниях. Чем проще вера, чем примитивнее ее догмы, тем она сильнее и опаснее. Всякое рацио обречено вдребезги разбиться об нее.
Рациональность - штука сложная, где нужно много думать, рефлексировать, бесконечно задавать вопросы, уметь критически думать, анализировать. А вера, окутанная в героические мифы, придающие ей особую сладость, проста, как бублик, проста и понятна. Для истинно верующих мир всегда черно-белый: ДРУГ - ВРАГ, СВОЙ - ЧУЖОЙ, КРАСНЫЙ - БЕЛЫЙ, НАШ - НЕНАШ. Винить этих людей? Винить глубоковерующих? В чем? Не спорь с верующими! - нарекает меня знакомый немец перед поездкой. Себе дороже будет.
На самом деле голова же человеку дана не только лишь для ношения шапки, а чтобы и думать ей. Так кто же виноват во всем этом? Только ли подонки-пропагандисты с федеральных каналов и жулики с ворами во власти - организаторы преступлений? И кто, да в какой мере несет ответственность? Ведь человек - не животное, ему дан разум. Вечный вопрос и не только русский.
Понимая, что дальнейший разговор бесполезен, я прошу разрешения сфотографировать стенды с книгами.
- Для чего вам? Ах, да, ладно! Все равно потом все извратите. Фотографируйте! - махая рукой и глубоко вздыхая, говорит женщина.
В этот момент молодая девушка, которая до этого тихо сидела у каталога, вдруг вскакивает и незаметно серой мышкой пролетает к выходу. С коридора слышна отчетливо по буквам произнесенная фраза:
- Он там фотографирует!
Не перевелись еще Павлики Морозовы на святой Руси! Молнией в дверях появляется та полная бдительности дама, быстро шагает в мою сторону и, как в советских фильмах про шпионов, вопрошает:
- Кто ты? Говори! Откуда ты?
Я ей показываю свой студенческий билет.
- Кто тебя послал туда? На какие деньги ты там? Я же говорила, говорила, - кричит она громче, почти в истерике.
- У меня нюх на них, твари. Я же почуяла сразу, что шпион!
Развернулась южная чевенгуровская степь во всей красе своей, заиграла, заплясала:
- ЗА СКОЛЬКО ТЫ ПРОДАЛСЯ, ВЫРОДОК? СКОЛЬКО ТЕБЕ ЗАПЛАТИЛИ? НАШ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ! НАДО ГОРДИТЬСЯ РОДИНОЙ, БЫТЬ ПАТРИОТОМ!!! ТАК, ТАК, МОЖЕТ, В ФЭ ЭС БЭ ПОЗВОНИТЬ?
Эта лексика мне хорошо знакома по газетам тридцатых годов, с которыми приходится много работать. Все эти шпионы, выродки, предатели не остались на выцветшей газетной бумаге 1930-х годов и не пылятся в архивных делах невинно убиенных, они снова выпрыгнули оттуда и крепко поселились в душах и головах миллионов. Мне становится ясно, что нужно уходить и как можно быстрее. Если эта товарищ-женщина в припадке шпиономании действительно вызовет представителей левоохранительных органов и прочих смежных с ними структур, то меня сожгут на костре прямо перед клубом под одобрительные рукоплескания растленного народа. Я выхожу из дверей библиотеки. Она вдогонку кричит мне:
- ПШОЛ ВОН!!! ВОН ИЗ НАШЕГО ПОСЕЛКА!!! ВОН!
Гневное ВООООООООООН бьет по коридору и протяжным эхом разносится по стенам старого ДК. Я вылетаю из клуба. У входа пьяный деградант: Сигарета будет?
Сейчас я вспоминаю это, как театр, но тогда меня обуревало какое-то скверное чувство. Это был Bruch c черносотенной, утонувшей в имперской грязи родиной, поворот окончательный и бесповоротный.
Может, и правда “национал-предатель”, ведь Родина же обула, одела, накормила и обучила, дала самое лучшее в мире образование, с которым мне, правда, приходится переучиваться. В голове месиво: обида смешивается со злобой. Но не могу я любить родину с закрытыми глазами!!!
Итак, станция “Тресвятская”, поселок Воля. Конец февраля 2015 года. Теперь это то место, откуда я “ВОН!“, может, и навсегда…
День одиннадцатый. Последний
Я меняю билеты в кассе, извиняюсь перед родителями и уезжаю. Мне противно все это. В Москве, убивая время, с раннего утра гуляю по городу, иду в сторону Кремля. Нет для меня ничего более неуютного, чем Москва. Имперская, часто безвкусная гигантомания, китч, анонимность. От старого красивого русского купеческого города не осталось и следа. Прохожу по мосту через Москву-реку. Смотрю на эту цитадель власти, на рубиновые звезды, на мост напротив, на котором несколько дней спустя подло убьют Бориса Немцова, подхожу к библиотеке им. Ленина - ГЛАВНОЙ БИБЛИОТЕКЕ СТРАНЫ!
Захожу в главную библиотеку СТРАНЫ! И вижу скрипучие полы, полуразбитый паркет, каталоги из гутенберговского времени, которые в рабочем состоянии, а не музейный экспонат. Выставка макулатуры от всяких Дугиных, Прохановых и вполне милый и готовый помочь персонал - остатки недобитых советских очкариков-интеллигентов, врагов нашей ВЕЛИКОЙ нации. В одном из залов выставка, разумеется, о Великой Отечественной войне как всегда с пулеметами и танками, героями и антигероями, с пафосными плакатами. Тут понимаю, что все еще серьезнее, чем я думал. В Воронеже можно было списать на провинциальность. Если здесь, в главной библиотеке СТРАНЫ, в научном учреждении такое, то в таком обществе явно что-то неладно. Перед входом в библиотеку скучает Федор Михайлович. Делаю несколько фотографий и вдруг случайно замечаю, что склонившееся печальное лицо его направлено на Кремль. Достоевскому благодарные бесы соорудили памятник и в наказание повернули лицом на рубиновые звезды Кремля, чтобы он вечно любовался тем, появление чего так подробно предсказал. История любит улыбаться.
Вечером сажусь на варшавский поезд и еду прочь на Запад… Вопросы, которые много лет себе задаю: как, когда и чем все это кончится? Задаю их преподавателю в университете. Он, глубоко вздыхая, спокойно говорит:
- Да как кончится? Как всегда там. Большим насилием и кровью.
А я вот прочитал это и вспомнилась замечательная песня Высоцкого:
Посмотреть видео.
baltvilks at Колорадский мрак ч. II (впечатления русского студента из Германии от каникул на родине)
Иван Кульнев (историк и славист), Берлин
Окончание. Начало здесь.
В Рамони я побывал уже много лет спустя, будучи подростком, а потом был еще и еще много раз. Сказочные по своей красоте ландшафты! Благодатные места! Сегодня, увы, загаженные пластиком по берегу реки Воронеж.
Последний раз ездил туда летом 2013-го, когда путинский режим еще не так открыто перешел в свою каннибальскую фазу, а сохранял вегетарианскую видимость. Тогда удалось побеседовать с интеллигентнейшим человеком, с женщиной-экскурсоводом замка. Ее слова до сих пор в голове:
- Боже мой, Боже мой, помилуй, только бы не начинали реставрацию здания. Ведь уничтожат все! Вот тут аллея была вековых деревьев. Взяли и бездумно спилили. Так тут вся Рамонь вышла на улицы защищать аллею. Люди старые рыдали, умоляли, просили оставить.
Под “реставрацией” в путинском рейхе, как правило, следует понимать уничтожение культурного объекта, с дальнейшим превращением его либо в локальный диснейлэнд с розовыми стенами и пластиковыми окнами, либо скорее в резиденцию какого-нибудь местного нувориша-феодала из “Единой России”. Что с ними поделаешь, с этими убогими? Холоп в соболиной шубе - существо страшное и весьма опасное!
Захожу к своему дяде-деграданту, с трудом достучавшись до него. Разбитый дом, кривая калитка. С порога:
- Ванек, что там с Украиной? Я тут целыми днями сижу, телевизор смотрю, и болею прям за ополченцев! Обожди, еще немножко и они задавят этих натовских гадов.
- Ну, у меня другое мнение.
- Ты что за них??? - со страшным изумлением и опасным недоумевающим взглядом смотрит на меня. - Тихо, тихо… Не шуми. А то соседи услышат, посрамят.
Нет места национал-предателям на святой русской земле!
Беседа длится недолго. Я не ухожу, ожидая лишь одного, когда же он спросит про свою мать, которую всю жизнь беззастенчиво эксплуатировал, когда жил на ее мизерной пенсии, пил дорогое пиво в баночках и регулярно мотал всем нервы. Это тоже здесь НОРМА! Наконец перед прощанием спрашивает:
- Как там бабушка, Вань?
- Плохо. Совсем сдала. У мамы ни дня покоя. Все время за ней ухаживает.
- А, понятно.
Мать для него теперь - отработанный материал. Попользовался и бросил.
Иду вдоль железной дороги в сторону станции. Много фотографирую, охотно вспоминая, как бегал туда за плодово-ягодным мороженым. Армия железнодорожников подозрительно меня осматривает.
- Эй, ты че там делаешь?
- Фотографирую!
- Железная дорога - СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ, который не подлежит фотографированию!
Это не ирония, а чистая правда. Очередной рудимент того прошлого, которое становится настоящим.
Направляюсь в сакральное для меня место - в местную библиотеку, мой энергетический центр, еще не представляя, что меня там ожидает. Вхожу в здание местного ДК. И вот снова волна воспоминаний. Этот прохладный каменный запах, который так освежал в летние дни, когда я сюда в последний раз лет пятнадцать тому назад приходил.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, захожу в библиотеку и вижу двух женщин, сидящих напротив друг друга и молодую девушку, копающуюся в каталоге.
Сбоку прямо у окна раньше стояла школьная лакированная парта, за которой я сидел. Приятный летний воздух с поля через почти всегда открытое грязное с пауками окно освежал тогда помещение, так нежно дуя мне в лицо. Грохот где-то вдали несущихся поездов вселял надежду на радужное будущее, шепчущий шорох деревьев успокаивал, навеивал думы, запах их, перемешанный с запахами поля, бодрил, а цвет переливающихся на солнечном свету листьев, которые сочным синим оттенком ложились на лакированную парту, радовал глаз. И лишь кряхтения и причитания изредка приходившего сюда деда, читавшего местную районную газету “Нива” и ругавшего “проклятых демократов” за соседней партой, раздражали. Приятные воспоминания отрочества…
Здесь я впервые познакомился с Радищевым, который большого впечатления на меня тогда в юности не произвел. Слог казался нудным, никакой action в книге.
Понял, оценил и преклонился перед ним потом. Дело было в классе восьмом. До сих пор помню все в деталях. Вымаливаю у старой библиотекарши книгу “Путешествие из Петербурга в Москву”. Она их заботливо стережет и городским не выдает.
- Ну, я верну, пожалуйста.
Со скрипом выдает мне книгу и наказывает:
- Ладно, путешествуй, но только попробуй не верни, когда в город поедешь.
Надеюсь, они там еще не сожгли Радищева, как врага. Здесь читал Грина и о Грине в старой сталинской БСЭ под. ред. Введенского (других книг не было). Сегодня его капитан Грей, одетый в черные спортивные штаны с наклейкой “адидас”, жрет семечки у пивного ларька, а Ассоль - большая почитательница “Дома 2″, в розовой миниюбке и с оголенной грудью, тонной помады на губах, домом на голове, полагая, что все это ужасно красиво, со словарным запасом, как у Эллочки Людоедки, мечтает лишь об одном - выйти замуж и обязательно за богатого! Куда уж тут Анастасии Вертинской! Впрочем, началось это еще до Путина.
Сейчас в библиотеке все по-другому, как и везде. В одном углу красуются яркие брошюры мракобесного содержания об эрпэцэшных боженьках, в другом - исполинских размеров стеллаж с пестрыми, красочными женскими романами, детективами и прочей вульгарщиной. Ну, а в центре, разумеется, полки с книгами о Великой Отечественной войне, о героизме, о мужестве и т.д.
Война и здесь! Она ВЕЗДЕ и ВСЮДУ! Инструментализация войны не знает границ. Она переходит все допустимые представления о морали. С ее помощью, играя на самых низких инстинктах черни, режим цементирует единство царя и народа. Та война, война желанная, которая была изобретена в кабинетах ЦК в 1960-е годы, война парадная, которая началась не, скажем, 17 сентября 1939 года мародерским разграблением беззащитной Польши, а 22 июня 1941 года и потом как бы сразу завершилась парадом в мае 1945 года. Война, как правило, не окопная, не та, о которой писали участники ее: Василь Быков, Алесь Адамович, Виктор Астафьев, Василий Гроссман, а другая, о которой так охотно рассказывают сегодня не видевшие ее, увешанные орденами, вечно вчерашние по мышлению, всегда “За Родину, За Сталина!”, за Сталинград вместо Волгограда, энкавэдэшные подонки - эти сувенирные ветераны.
Да и вправду, зачем вспоминать о реальной войне, зачем вспоминать о миллионах погибших, о их личных судьбах, и тем более об условиях жизни тех последних выживших, которые гниют сегодня где-то в грязных аварийных “хрущевках”, влача жалкое существование на мизерную пенсию, доживая свой горький век? Легче пребывать в мире сладких мифов и тупо гордиться не понятно, правда, чем. Тем, вероятно, что закидали Европу миллионами трупов. Судьба, к примеру, советских военнопленных, кого она сегодня серьезно занимает? Те массы, что 9 мая каждый год, устраивая пьяную вакханалию на улицах, бросая бутылки в толпу (увы, как могут) по-звериному ожидая салюта? Разве им интересны эти истории?
Советские военнопленные, которых было уничтожено три миллиона, о кошмарной судьбе которых мне каждый день на работе приходится рассказывать немецким школьникам. Ясные глаза этих несчастных на фотографиях, словно живые, трогают посетителей и заставляют многих содрогнуться. Столь естественно они смотрят со старых черно-белых изображений, как будто встанут и заговорят. Но, то Германия. В России же интерес к той реальной войне, к страданиям и травмам ее участников, к той, не мифологизированной с ее вымышленными Панфиловцами и прочими сказками, предельно мал.
Быков, до конца дней своих достойно критиковавший колхозного маньяка соседней братской страны, с его Круглянскими мостами, сегодня явно не в почете. Большой по силе талант Астафьев, по-мнению ГКЧПиста Язова, “очень черно писал о войне”. Гроссман - это тот, который “антипороссийски”, к тому же, о Боже, еврей, то есть жидяра - ВРАГ автоматически. Личность - НИЧТО, Государство - ВСЕ! Так было, так и осталось…
На стендах сельской библиотеки детские рисунки, изображающие в основном парадную войну.
Впрочем, честности ради, напишу и о хорошем. Ведь о нем тоже надо говорить! Не все же время очернять постсоветскую действительность. Надо же видеть и хорошее! Наблюдаю все тот же парадокс, что и в книжном магазине с Буковским. Среди большей частью вшивопатриотического хлама вижу одну как бы случайно затерявшуюся книгу с надписью: “Книга памяти жертв политических репрессий Воронежской области”.
- Здравствуйте! - меня подозрительно осматривают.
- Здравствуйте.
Говорю кто я и откуда, не упоминая, что являюсь национал-предателем.
Женщина слева солдатским чеканным голосом серьезно и в то же время с полуиронией:
- Ты не шпион ли?
Мой фотоаппарат, вероятно, навел ее на эти мысли. События развиваются быстро.
- Что там говорят и пишут про Украину? - всё с большим скепсисом расспрашивает меня все та же женщина.
Весь вид ее говорит о многом. Мне кажется, что ее долго и тщательно выковывали в лаборатории марксизма-ленинизма-сталинизма, потом перековывали в православие, торжественно посвящали в путинизм. В итоге вышел послушный режиму зомби. Таких миллионы. Это как раз тот святой русский НАРОД, которому всегда очень нравится, когда стоящие над ним сатрапы бьют его плетью, выбивают зубы, сдирают шкуру. Бьет - значит любит!
- Так, сейчас мы тебя проверим, кто ты на самом деле. Скажи, КТО это? (тычет пальцем, на дешевый, выпускаемый для инфузорий-туфелек агитпроповский таблойд “Аргументы и факты”). На картинке изображен в странной позе президент Порошенко, благо без рог и копыт.
- По-моему, порядочный человек, - честно отвечаю я.
На мгновение в этом пропагандистским ядом отравленном помещении возникла пауза. Гримасы женщин изменились. Память не позволяет дословно восстановить все так, как было, что конкретно было сказано тогда, ибо градус ненависти был велик. Столько оскорблений разом на русском мне давно не приходилось слышать. Она заметалась, как тигр в клетке, и потом, выходя из комнаты, разрываемая ненавистью, вполголоса изрекла:
- ПРОДАЖНАЯ ССССССУУУУКА!
Её долгое “с” я слышу до сих пор. Смею заметить, что это библиотекарь. Не будем забывать, что библиотекари - носители культуры.
Женщина за столом справа, имеющая красивые русские черты лица, поникла головой. Я, ошеломленный произошедшим, после короткой паузы попытался в растерянности завести с ней разговор.
- Почему вы так нервно реагируете? У меня другое мнение. Вы, не выслушав ни одного моего аргумента, сразу оскорбляете меня.
Наивно, искренне и без всякой злобы она смотрит мне в лицо:
- Как Вы можете так говорить? Ведь на Украине у власти фашисты!!!
В этот момент я, наконец, понял, что это ВЕРА! Это та страстная желябовская ВЕРА, которая готова даже при видимом спокойствии сокрушить и уничтожить. Вера не нуждается в логическом объяснении, в аргументации, в знаниях. Чем проще вера, чем примитивнее ее догмы, тем она сильнее и опаснее. Всякое рацио обречено вдребезги разбиться об нее.
Рациональность - штука сложная, где нужно много думать, рефлексировать, бесконечно задавать вопросы, уметь критически думать, анализировать. А вера, окутанная в героические мифы, придающие ей особую сладость, проста, как бублик, проста и понятна. Для истинно верующих мир всегда черно-белый: ДРУГ - ВРАГ, СВОЙ - ЧУЖОЙ, КРАСНЫЙ - БЕЛЫЙ, НАШ - НЕНАШ. Винить этих людей? Винить глубоковерующих? В чем? Не спорь с верующими! - нарекает меня знакомый немец перед поездкой. Себе дороже будет.
На самом деле голова же человеку дана не только лишь для ношения шапки, а чтобы и думать ей. Так кто же виноват во всем этом? Только ли подонки-пропагандисты с федеральных каналов и жулики с ворами во власти - организаторы преступлений? И кто, да в какой мере несет ответственность? Ведь человек - не животное, ему дан разум. Вечный вопрос и не только русский.
Понимая, что дальнейший разговор бесполезен, я прошу разрешения сфотографировать стенды с книгами.
- Для чего вам? Ах, да, ладно! Все равно потом все извратите. Фотографируйте! - махая рукой и глубоко вздыхая, говорит женщина.
В этот момент молодая девушка, которая до этого тихо сидела у каталога, вдруг вскакивает и незаметно серой мышкой пролетает к выходу. С коридора слышна отчетливо по буквам произнесенная фраза:
- Он там фотографирует!
Не перевелись еще Павлики Морозовы на святой Руси! Молнией в дверях появляется та полная бдительности дама, быстро шагает в мою сторону и, как в советских фильмах про шпионов, вопрошает:
- Кто ты? Говори! Откуда ты?
Я ей показываю свой студенческий билет.
- Кто тебя послал туда? На какие деньги ты там? Я же говорила, говорила, - кричит она громче, почти в истерике.
- У меня нюх на них, твари. Я же почуяла сразу, что шпион!
Развернулась южная чевенгуровская степь во всей красе своей, заиграла, заплясала:
- ЗА СКОЛЬКО ТЫ ПРОДАЛСЯ, ВЫРОДОК? СКОЛЬКО ТЕБЕ ЗАПЛАТИЛИ? НАШ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ! НАДО ГОРДИТЬСЯ РОДИНОЙ, БЫТЬ ПАТРИОТОМ!!! ТАК, ТАК, МОЖЕТ, В ФЭ ЭС БЭ ПОЗВОНИТЬ?
Эта лексика мне хорошо знакома по газетам тридцатых годов, с которыми приходится много работать. Все эти шпионы, выродки, предатели не остались на выцветшей газетной бумаге 1930-х годов и не пылятся в архивных делах невинно убиенных, они снова выпрыгнули оттуда и крепко поселились в душах и головах миллионов. Мне становится ясно, что нужно уходить и как можно быстрее. Если эта товарищ-женщина в припадке шпиономании действительно вызовет представителей левоохранительных органов и прочих смежных с ними структур, то меня сожгут на костре прямо перед клубом под одобрительные рукоплескания растленного народа. Я выхожу из дверей библиотеки. Она вдогонку кричит мне:
- ПШОЛ ВОН!!! ВОН ИЗ НАШЕГО ПОСЕЛКА!!! ВОН!
Гневное ВООООООООООН бьет по коридору и протяжным эхом разносится по стенам старого ДК. Я вылетаю из клуба. У входа пьяный деградант: Сигарета будет?
Сейчас я вспоминаю это, как театр, но тогда меня обуревало какое-то скверное чувство. Это был Bruch c черносотенной, утонувшей в имперской грязи родиной, поворот окончательный и бесповоротный.
Может, и правда “национал-предатель”, ведь Родина же обула, одела, накормила и обучила, дала самое лучшее в мире образование, с которым мне, правда, приходится переучиваться. В голове месиво: обида смешивается со злобой. Но не могу я любить родину с закрытыми глазами!!!
Итак, станция “Тресвятская”, поселок Воля. Конец февраля 2015 года. Теперь это то место, откуда я “ВОН!“, может, и навсегда…
День одиннадцатый. Последний
Я меняю билеты в кассе, извиняюсь перед родителями и уезжаю. Мне противно все это. В Москве, убивая время, с раннего утра гуляю по городу, иду в сторону Кремля. Нет для меня ничего более неуютного, чем Москва. Имперская, часто безвкусная гигантомания, китч, анонимность. От старого красивого русского купеческого города не осталось и следа. Прохожу по мосту через Москву-реку. Смотрю на эту цитадель власти, на рубиновые звезды, на мост напротив, на котором несколько дней спустя подло убьют Бориса Немцова, подхожу к библиотеке им. Ленина - ГЛАВНОЙ БИБЛИОТЕКЕ СТРАНЫ!
Захожу в главную библиотеку СТРАНЫ! И вижу скрипучие полы, полуразбитый паркет, каталоги из гутенберговского времени, которые в рабочем состоянии, а не музейный экспонат. Выставка макулатуры от всяких Дугиных, Прохановых и вполне милый и готовый помочь персонал - остатки недобитых советских очкариков-интеллигентов, врагов нашей ВЕЛИКОЙ нации. В одном из залов выставка, разумеется, о Великой Отечественной войне как всегда с пулеметами и танками, героями и антигероями, с пафосными плакатами. Тут понимаю, что все еще серьезнее, чем я думал. В Воронеже можно было списать на провинциальность. Если здесь, в главной библиотеке СТРАНЫ, в научном учреждении такое, то в таком обществе явно что-то неладно. Перед входом в библиотеку скучает Федор Михайлович. Делаю несколько фотографий и вдруг случайно замечаю, что склонившееся печальное лицо его направлено на Кремль. Достоевскому благодарные бесы соорудили памятник и в наказание повернули лицом на рубиновые звезды Кремля, чтобы он вечно любовался тем, появление чего так подробно предсказал. История любит улыбаться.
Вечером сажусь на варшавский поезд и еду прочь на Запад… Вопросы, которые много лет себе задаю: как, когда и чем все это кончится? Задаю их преподавателю в университете. Он, глубоко вздыхая, спокойно говорит:
- Да как кончится? Как всегда там. Большим насилием и кровью.
А я вот прочитал это и вспомнилась замечательная песня Высоцкого:
Посмотреть видео.