начало продолжения 2016
*
Хотя она вполне уверена в себе, когда что-то делает, задним числом ее могут охватывать сомнения и неуверенность, поэтому я долго ей объяснял, что она все сделала правильно. Ну, у нас такие отношения: она в меня вселяет уверенность своим присутствием и надежностью, а я в нее - красивыми речами. От моих красивых речей у нее блестят глаза.
И вот мы так стоим беседуем - а мимо нас проплывает воспитатель мальчиков. Причем, видно, что человека сильно штормит. И лицо такое - алое, что морской закат. На лестнице наш морской волк споткнулся и приоблокотился на стеночку. И застыл в этой романтической позе на пару минут. Потом собрался с силами и продолжил свой нелегкий путь.
Мы с Роби забыли, о чем вообще говорили, и побежали к вахтерше Рите. Вахтерша Рита, в отличие от Анджелы, персонаж положительный и сердечный, хотя тоже со своими странностями.
- Да, - сказала она, - я тоже заметила, что там чего-то не то. Ну что ж, наверное, серьезные проблемы со здоровьем.
На этой оптимистичной ноте она спросила у Роберты, когда же они теперь увидятся, и когда выяснилось, что только после каникул, - попросила у нее разрешения обняться перед разлукой. Роберта, конечно, согласилась. И уже потом обняла меня.
Объятие было настолько долгим и крепким, что Рита на пятой минуте спросила:
- У вас что-то случилось?
Я попытался от Роберты отпрыгнуть, но ей было совершенно все равно, что там сказала Рита, более того - она ее, кажется, и не слышала вовсе. Меня надо было до-обнимать, и этому процессу не могло помешать даже землетрясение.
- Будем на связи через Фэйсбук, - сказали мы друг другу одновременно.
И я побежал разбираться с новой катастрофой, которую мы оставили в неловких попытках преодолеть лестницу.
*
На этаже, где обитают мальчики, была воспитательница Дженни. У воспитательницы Дженни красивые синие глаза и тонкие черты лица, но жестковатый характер - и тоже не без паранойи. Тут у нее еще был явно не очень удачный день, потому что она пришла на работу с ребенком. Ребенку лет семь, взгляд спокойный и сосредоточенный, глаза еще более синие.
- Дженни, а что с твоим коллегой - у него проблемы со здоровьем? (Я решил надеяться до последнего, что у него незалеченный инфаркт).
- Каким коллегой? - испуганно спросила Дженни.
- Да пришел тут, - говорю, - капитан дальнего плавания из племени краснолицых, не знаю, как по батюшке, но такой - беспокойный тип, известный беспричинным ором на ребят.
- Ах, Иццо! - воскликнула Дженни, узнав коллегу по последнему элементу описания. - Ну, пойдем его поищем.
Довольно быстро мы его нашли: красавец сидел в позе романтического поэта - поддерживая голову рукой. Но поза не очень ему давалась: голова все время съезжала в сторону стола.
- Привет, Иццо! - сказала Дженни. - Ну ты как, на вечернее дежурство пришел?
- На ночное! - с трудом ответил Иццо, обдавая нас забористыми спиртными парами. Сообщение о том, что эта красота у меня тут на всю ночь, в сочетании с крепкой спиртной формой вызвало у меня определенную оторопь вдоль позвоночника.
- Ааа, - сказала Дженни, - а я только до восьми.
Позвоночнику моему стало совсем печально.
*
Я опять позвонил координатору. Тот находился под Римом - и без каких бы то ни было документов насчет того, какого бы воспитателя прислать на замену. В мой рассказ он не слишком поверил и на всякий случай поговорил с Дженни, а потом позвонил и самому герою событий.
- Ну что же, Миша, - сообщил он мне по итогам всех этих переговоров, - я побеседовал с Иццо, убедился, что у него просто проблемы со зрением.
- Нет, синьор, Вы меня простите, но проблема сейчас у нас у всех, и отнюдь не со зрением, а с коллегой, который дыханием дезинфицирует насекомых на лету и не держится на ногах. И мне с этой красотой нужно провести ночь в общежитии с сотней подростков, которые уже начали понимать ситуацию.
- Мы поищем другого коллегу, - сказал координатор, - который придет и проконтролирует ситуацию.
В определенном шоке я положил трубку и стал думать, как жить. Рита ушла домой, попросив у меня разрешения обнять меня на прощание, и остался ее коллега - приземистый и носатый старик Риккардо.
- А какой тебе вообще х**, что там делает воспитатель мальчиков? - злобно сказал мне Риккардо.
Я поднялся к девочкам и собрал их к ужину. Звать священника поздно. Помру некрещенным.
*
Мария-Джованна и Элиза оторвались по полной программе. Они громко хохотали на всю столовую и говорили мальчикам: «Приходите ночью к нам в комнату, мы продадим вам кокаин! Все равно вас никто не контролирует».
Поскольку я очень живо представил себе, что вот именно так сегодняшняя ночь и пройдет, отсек мальчиков будет некому запереть на ключ, а отсек девочек не запирается, а сторож против меня, - на середине недожеванной жареной картофелины я уставился в стену прямо перед собой. В принципе у меня богатая фантазия. Но тут у меня не было никаких идей о том, к кому обратиться за помощью. Я - и бездна. И сотня подростков. И на крайний случай - только телефон скорой помощи.
Увидев меня в резко кататоническом состоянии, Мария-Джованна и Элиза вдруг перестали шутить и сказали:
- Давай говорить серьезно. Скажи нам только, можем ли мы выйти на прогулку сегодня вечером - или наказание на весь день?
- Координатор сказал, в таких случаях только на вторую половину дня. Можете выйти спокойно.
Все девочки быстро закончили ужин, организованно поднялись с мест и направились к выходу. Один из мальчиков, Паоло, подошел к нам. Я взял его за локоть и сказал:
- Паоло, на вас вся моя надежда. Пожалуйста, в этой критической ситуации ведите себя, как взрослые люди. Будьте наготове, если понадобится помощь. Подайте хороший пример другим.
Паоло положил руку на мою и сказал:
- Конечно, Миша, ты мог этого и не говорить. Ты знаешь, что можешь на нас рассчитывать.
*
Через час пришел воспитатель Микеле.
Воспитателю Микеле было велено подняться ко мне и произвести успокаивающее впечатление.
Когда я увидел на пороге своей дежурки двухметровую гору мускулов и услышал разумный добрый голос, который говорил мне: «Ситуация под контролем, я останусь как минимум до тех пор, когда все уснут, а если надо - то и потом», - я действительно успокоился.
Мне еще раз позвонил координатор.
Я подтвердил, что присутствие воспитателя Микеле снимает все проблемы, кроме той, что алкоголик при детях - это капец, а не общежитие.
*
*
История с алкоголиком развивалась далее так.
Координатор попытался покрыть алкоголика. Джузеппина оказалась близкой подругой алкоголика, но, хорошо зная подростков и работая с ними уже много лет, она справедливо решила, что самому алкоголику лучше на работе не появляться в ближайшее время, потому что ребята его съедят живьем и прокатятся на его шее с большим-пребольшим комфортом. Вместе мы раскусили хитрый план координатора, и во вторник утром я позвонил лично ректору - и успел рассказать ему, как на самом деле все было, до того, как он вынес решение по судьбе алкоголика. Он собирался просто провести с ним воспитательную беседу - и оставить все, как есть, - а вместо этого убрал с ночных дежурств, и на 10 дней с дневных тоже, потому что итальянские законы не позволяют отстранять от службы за употребление напитков до состояния нестояния. Даже от работы с детьми.
У нас в Интернате была одна запойная воспитательница - которая то плакала при нас, то била нас мокрыми полотенцами спьяни (в принципе, ничего страшного, но когда тебе 7 лет, полотенце примерно с тебя ростом, да и рука у нее была крепкая), ее тоже, конечно, никто и не думал ни от чего отстранять, но то нищий интернат в разрушенной России, а то элитный образовательный проект с общеевропейским финансированием, на открытии которого ленточку перерезал мэр города.
*
Мне очень хотелось (и до сих пор хочется) поговорить об этой мрачной алкогольной истории с Алессандрой - ангелом света и добра, хорошо знающим координатора и искренне верящим в полезность присутствия ласточек в Хогвартсе (меж тем, как координатор - как оказалось, один из тех, кто считает, что от ласточек вся разруха и падение нравов).
А тут я еще решил приехать в Ареццо на последнее предпасхальное дежурство сильно заранее, даже договорился пообедать с Патри, - и оказывалось, что я где-то с трех до семи должен бесцельно таскаться по городу. В принципе, не проблема, я очень люблю мое дорогое Ареццо и с радостью по нему пошатаюсь. Но ведь теоретически можно было бы встретиться с Алессандрой и пообщаться.
Если бы она захотела.
Если бы у нее не было других более интересных дел.
Если бы она не испугалась.
Если она меня за это время не возненавидела за то, что я указываю, кого бы из персонала уволить за пьянство.
В общем, я долго взвешивал за и против. И все-таки ей позвонил.
Но у нее был выключен телефон. А когда она его включила (и мне пришло сообщение от Водафона об этом торжественном факте) - она мне не перезвонила.
*
Вечером я пошел ужинать к своим чудесным знакомым тосканцам, живущим в Риме, у которых прекрасные интересные дети двадцатилетнего возраста, с которыми я встречался в Лондоне и Барселоне, и прекрасные коты, которые всегда мне рады - даже тот, который поначалу сторонился.
Ужин был специально для меня сделан с железосодержащей едой - мясом и шпинатом (которые я очень не люблю, но раз уж специально для меня!..). Еще предлагались свежие бобы.
- После бобов, - сказала Сильвия, - снятся вещие сны. Поэтому запомните то, что вам сегодня приснится!
И я, конечно, очень хорошо запомнил, потому что хрен не запомнишь.
Мне приснилось, что Алессандра мне перезвонила. Ее отвлекла от разговора пожилая мама, и она отложила на минуту в сторону телефон, а потом про него забыла. И я слушал все, что происходит в доме, со смесью страха, угрызений совести и живейшего интереса. Оказалось, что ее мама преподает в лицее литературу. Они немного поговорили о литературе - а потом раздался звонок стационарного телефона. Это был некий Коля, и Алессандра была очень взволнована тем, что он звонил. Из ее реплик выходило, что этот Коля Рыбаков - очень достойный, но трудный человек, и что она его любит, но что он хочет с ней расстаться, но не очень уверен.
Будильник зазвонил, когда она уже договорилась с ним встретиться.
Я открыл глаза, посмотрел в потолок и стал медленно осознавать происшедшее. Никакого Коли Рыбакова не существует, кроме как в моем подсознании (особенно меня интересует, откуда такая фамилия). И, что хуже, Алессандра мне не перезвонила.
Но главное - что этот сон был вещим. Оооочень интересно. Это значит, что Коля Рыбаков все-таки объявится?
*
В эту секунду я должен готовить речь перед педсоветом доктората для триместровой отчетной встречи, где из всех докторантов моего направления буду только я.
Вместо этого я валяюсь в поезде, разбросав конечности в разных случайных направлениях, улыбаюсь в небо, проплывающее мимо окна, и время от времени глубоко вздыхаю.
*
Утро началось довольно неожиданно. В Хогвартсе оставались всего четыре девочки, и утром они уезжали по домам еще до конца моего дежурства. Я всех обнял, проводил до двери - и приготовился спокойно позавтракать и прихорошиться для встречи с Алессандрой. Выпрямительные щипцы для шевелюры даже поставил греться.
И тут звонит мне одна из девочек:
- Миша, ты еще в Хогвартсе? Прекрасно, беги на вокзал. Я оставила рюкзак на 4 платформе, на скамейке.
Я вскочил в штаны и побежал. Бежал я быстро.
В ту самую секунду, как я влетел по лестнице на 4 платформу, к работнику вокзала подошел один из пассажиров и очень обеспокоенно сказал:
- Там на скамейке подозрительная сумка!
- Стойте! Стойте! - бросился я к нему. - Белый рюзкак с разноцветными пятнами?
- Да! - подтвердил пассажир.
- Это одной из наших подопечных! Где он?
Пассажир показал - и я полетел быстрее Бэтмена на спасение злосчастного рюкзака.
Потом позвонил девочке и сказал:
- Оу, Роби, ты мне 3 апреля из Апулии должна будешь привезти торт размером с письменный стол.
- Ты нашел рюкзак?? - ребенок был совершенно счастлив.
- О да. Его как раз собирались обезвредить.
- Миша, ты гений! Я привезу тебе торт размером со стадион!
*
Я вернулся в Хогвартс. И снова поставил щипцы греться.
Надо сказать, что с завтраком, с одной стороны, мне не очень повезло, потому что спокойного завтрака у меня не было. А с другой стороны, у меня его было три: первый мне с вечера приготовили в столовой (там вообще хорошие люди работают, а тут была кухарка, которая очень меня любит неизвестно за что), второй мне дали два уборщика, которые сидели делили большую пасхальную «коломбу» - кулич в форме голубя, и уговорили меня взять ломтик - приличный такой, надо сказать, ломтик (уборщица Антониетта тоже меня очень ценит, да и ее молодой коллега относится ко мне с симпатией), а третий - в кафе, от Алессандры.
*
Видеть человека, доброе и умное лицо которого ты вспоминаешь каждый раз, когда тебе грустно, - это уже очень здорово. Но видеть, как он, едва завидев тебя, стремится в твою сторону с уже раскрытыми для тебя объятиями - это экстаз и смысл жизни.
- Ну как, - спросила Алессандра, - спокойное было утро хотя бы сегодня?
И я захохотал:
- Что ты, какое там спокойное! Мы с девочками практически теракт сегодня на вокзале организовали!
Чувствительная Алессандра чуть не схватилась за сердце:
- Господи, что случилось? Сейчас мы с тобой сядем в кафе и ты мне все подробно расскажешь! Боже мой, и я, которая думала: ну вот, девочки почти все разъехались, у Миши, по крайней мере, будет спокойное дежурство!
Ей почему-то очень меня жалко, что весь Хогвартс уже отдыхает, а я бегаю с поезда на поезд и дежурю ночью...
*
Я рассказал ей всю историю, она ужасно испереживалась за всех ее участников, но искренне обрадовалась хорошему концу и похвалила меня за то, что я так быстро бегаю и вообще такой молодец. А потом сказала совсем другим, осторожным и доверительным тоном:
- Миша, я с тобой хотела еще про другую историю поговорить.
Отлично. Очень хорошо, что она сама об этом заговорила и что она не хочет закрыться от истории с пьяным воспитателем, как если бы ее не было. Хотя я понимаю, уже немножко зная ее, что это для всей ее нервной системы это огромное испытание. И само то, что воспитатель до такого докатился, и то, что волей-неволей основным двигателем обвинения пришлось выступать Лысой горе...
В общем, мы очень хорошо и честно все это обсудили. Она, как и Джузи, утверждает, что Иццо раньше был прекрасным человеком; мне пришлось сказать, что в этом году от него происходили только вопли и скандалы, и что выпимши, по свидетельствам детей, он был тоже не первый раз.
И, хотя она очень дружит с координатором, она сама сказала, что тот не должен покрывать Иццо и что для того лучше, если его сейчас отправят на больничный и уговорят лечиться, потому что тут уже поможет только реабилитация медицинскими средствами.
- Знаешь, Миша, когда мне координатор это рассказал в понедельник утром, главное, что я почувствовала, была глубокая-глубокая грусть.
Честно эгоистически могу сказать, что судьба несчастного алкоголика меня не так сильно волнует, - а волнует меня только то, что в этот раз она не думает, что я преувеличиваю и все делаю не так. Этого я больше всего боялся, и хотел с ней поговорить именно для того, чтобы не потерять ее навсегда.
Впрочем, я вошел в положение, расспросил ее, нет ли у злосчастного Иццо друзей, которые бы знали, в чем дело, и могли бы помочь; она вспомнила, что у нее есть одна подруга, которая знакома с семьей его жены (там еще роскошная история про то, как он приехал из южного региона, снял комнату у местной семьи, где была молоденькая девушка, на много-много лет его младше, и вот это теперь его жена). Я сказал: конечно, попробуй поговорить с ней, а то ведь, скорее всего, сейчас никто и не пытается ему помочь. Она сказала, что именно этого и боится, хотя и не знает, хорошо ли с ее стороны в эту историю вмешиваться.
*
Она немного рассказала мне про свою семью, про то, как ее пожилые родители любят свой огород и оливковую рощу, и как она их уговаривает сеять поменьше помидоров, потому что им не так много в год их нужно, но они все равно засеивают целые гектары, а она потом должна в этом всем участвовать.
- Но у тебя же болит спина, - испугался я.
- Ужасно болит, - посмотрела она на меня с благодарностью за то, что кто-то вдруг подумал о ее спине.
Иногда до нее прямо совсем не добраться: она такая высокая, и так хорошо одета, и такая она морально-безупречная, и такое у нее естественно-доброе лицо, какого у меня никогда не будет, и она из такой хорошей семьи, и плечи у нее такие широкие, хоть и мягкие... А иногда она вдруг спускается с высот своего совершенства - и смотрит беззащитным и доверительным взглядом, опасаясь осуждения, и получается, что она совсем-совсем рядом. И как будто бы даже с ней можно дружить. И как будто бы это даже очень естественно, раз уж мы так похожи во мноих вещах и так хорошо друг друга понимаем.
А потом опять цак - и расстояние в двадцать лет.
*
Ясен пень, у нее было для меня пасхальное яйцо. Теперь у меня их на кухне будет два. Огромное аляповатое джузеппинино - и небольшое, со вкусом оформленное алессандрино. Труффальдино я, а не Михаил. Труффальдино происходит от «truffa”, что значит «обман, разводка, лохотрон». Вот это вот я и есть.
Я, вообще-то, купил специальную шоколадку для нее (очень альтернативно-левацко-социально-ответственную). Но в итоге решил, что пока что лучше остановиться, потому что от двух подарков у нее точно инфаркт будет.
- Алессандра, я хотел еще с тобой поговорить по 3 апреля. Это воскресенье. У тебя на обед есть планы?
- Вроде бы никаких.
- А то понимаешь, у меня 2 апреля день рождения...
- Ах, о Боже, конечно же!!! - она аж закрыла лицо руками. То есть она не только не знала этого, но и не додумалась посмотреть, когда мой день рождения, потому что не ожидала, что он так скоро. Ужас. Я не хотел, чтобы она так переживала.
Зато ввиду чувства вины она поклялась чуть ли не на крови, что придет на мое празднование.
*
Она съела булочку и выпила кофе; я к тому моменту успел съесть только маленькую часть завтрака, оставленного мне доброй кухаркой, поэтому теоретически был голоден, - но, поскольку при Алессандре я есть совершенно не в состоянии, то пришлось выпить апельсиновый сок. Да и тот насильно, в общем-то, чтобы ее не обижать и чтобы позволить ей сказать самой себе, что она накормила меня завтраком.
Мне стыдно, что я такая сволочь, что все меня постоянно кормят. Вообще у меня легкая жизнь. Ужинал я вчера в Хогвартсе, обедом меня Патри накормила, позавчера ужин для меня Сильвия готовила специально... На что я в жизни жалуюсь - совершенно не понятно.
*
- Должна сказать, что твоя открытка меня растрогала. Я знаю, что это очень глупо в моем возрасте, но меня легко впечатлить: грустный фильм - или вот спектакль студентов Лысой горы... и я уже плачу. И вот та фраза, которую ты мне написал, она тоже такой эффект произвела.
Я сказал что-то невразумительное в ответ. Но вообще не очень был способен говорить. Только смотреть на нее доброе лицо и радоваться ее присутствию. До того, как мне опять начнет ее не хватать.
«Ebbene sì, piango” останется выбитым на моем сердце, как на мраморной стене.
*
Она проводила меня на вокзал. Подождала в сторонке, пока я покупал билеты. Когда кассир долго распечатывал билеты и фактуру, я обернулся посмотреть на нее: не исчезла ли она, не скучает ли она, не поменялся ли за это время цвет ее куртки...
И в стекле кассы, где часть зала неплохо отражалась, увидел, что она немедленно подошла ко мне неслышным шагом и встала за моей спиной, как если бы надо было меня защищать.
*
- Я тебе хотел еще кое-что рассказать. Это касается Лысой горы. Знаешь, там всегда что-то происходит, меняется, очень живая реальность. И проблемы там тоже бывают. Сейчас они тоже есть - и даже начальство решило в этом году пропустить год и не набирать новых студентов. А вот наш проект Четвертый год - было ведь все время неизвестно, продолжится ли он в следующем году, будут ли набирать новых ласточек. И получилось, что как раз этот проект в данный момент - это как раз самое устойчивое, что есть на Лысой горе. Поэтому от Хогвартся зависит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Именно на его устойчивость и прочность опирается сейчас Лысая гора. Поэтому очень важно, чтобы было как можно меньше конфликтов и непонимания.
У Алессандры сияли глаза, вместо светло-карих они казались янтарными. Она иногда слишком хорошо меня понимает. И тут она поняла, что я хочу сказать. Что она - часть той реальности, которой Лысая гора сейчас благодарна. Что Четвертый год удался. В том числе благодаря ей.
Но открыто я ей такие вещи говорить не буду.
*
- Я посажу тебя на поезд, пойдем, какая платформа?
Я езжу на этом поезде каждую неделю, и вся моя жизнь - сплошные разъезды на поездах. Не было особого смысла сажать меня на поезд. Но на самом деле я ужасно люблю, когда меня встречают и провожают. Это льет бальзам на травму моих детских одиноких разъездов.
Ну, она мне вообще послана разом на множество моих ран. Главное - контролировать себя и начинать просить у нее тепла.
Только когда оно уже само достается. Когда после нашего глубокого и интересного разговора про Барселону и про Италию поезд уже подъехал и завизжал, останавливаясь прямо перед нами, она наклонилась ко мне для итальянской процедуры dammi un bacino - поцелуя в обе щеки, обычно выражающегося через соприкосновение висками, я прижался к ней, как к большой надежной и мягкой стене. Она поняла, что от нее требуется не милая итальянская формальность, а тепло. И вместо виска предложила мне плечо. Тонуть в темно-синих волнах ее куртки было хорошо.
Только бы поскорее опять ее увидеть. До того, как начнет ее не хватать еще сильнее, чем раньше.
*
*
Я очень болен, и скоро мне, видимо, придется на всю жизнь сесть на гормональную таблетку. Это меня очень расстраивает, потому что я привык быть независимым и собирался пересекать пешком швейцарскую границу, съев собственный паспорт. И в тюрьму если меня посадят, я там явно умру. Но хотя бы можно будет продолжать бегать по утрам.
Это все очень грустно, - но день рождения у меня в этот раз лучший в мире.
Первая часть дня рождения прошла вчера в Риме. Вторая будет сегодня в Ареццо.
Но даже и в Риме все прошло в два приема. Сначала я пообедал у Герберта и Марии. Они сразу после обеда уезжали в направлении Мадрида, но все равно хотели со мной повидаться перед отъездом.
А вечером был ужин у меня дома. Мой дом вообще не предназначен для компанейских ужинов. Поэтому было тесно, весело, бедно и душевно.
Гости были все - парами. Младшая пара - мои чудесные младшие коллеги по докторантуре, Анечка и Франческа. Они принесли вкусной еды, а оладьи приготовили прямо на месте. Средняя пара - мои чуть более старшие коллеги, Надя и Джакомо. Они для меня - образец для подражания и идеальные собеседники, у которых постоянно чему-то учишься. При этом, вместо того, чтобы задирать нос и обходить меня стороной, они, наоборот, очень обо мне заботятся и во всем помогают. Старшая пара - шестидесятилетние Сильвия и Умберто, в доме которых всегда уютно, тепло и интересно. У них тоже можно постоянно чему-то учиться, а разные гости, которые в их доме никогда не переводятся, - через одного выдающиеся личности. Причем, они чуть ли не больше времени проводят с молодежью, чем с ровесниками. Сильвия поначалу не очень хотела приходить на мое празднование, «куда, - говорит, - нам, старикам». Но в итоге она была основным центром внимания, хотя Джакомо тоже не давал расслабиться, и празднование в итоге плавно перетекло в захватывающие дебаты между ними по вопросам образования.
Поскольку с едой было очень скудно, получился настоящий русский праздник: пиршество чистого разума. Кроме франческиных чудесных шариков из шпината с картошкой, имелись: свежие бобы и бутерброды с поркеттой от Нади и Джакомо, оладьи, конфеты, подаренные Гербертом, мини-маффины от Анечки и кремовые пирожные от соседа Луки. Все. Сосед Лука тоже поприсутствовал на празднике, хотя изначально и не собирался. Но Сильвия и Умберто совершенно его покорили, да и остальные гости очень ему понравились.
Он даже ко мне стал гораздо лучше относиться, хотя у нас и так были вполне приличные отношения.
*
День рождения получился, прямо скажем, - богам на зависть.
Жалко, конечно, щитовидную железу, которая не выдержала не то Алессандры, не то разъездов между Римом и Ареццо. Но праздновать день рождения в обоих этих городах, и с ее драгоценным присутствием, - это слишком прекрасно, чтобы можно было отказаться от работы в Хогвартсе.
*
Ареццо, 10 часов утра. С поезда Рим-Флоренция спускается элегантный и днем ранее подстриженный Змиев. Над средневековыми черепичными крышами лежит ровный слой белых облаков, за которыми прячется бледное солнце. Змиев берет в изысканном баре очень вкусный бутерброд и свежевыжатый сок и идет с ними в небольшой старинный парк на скамейку. Хорошая медитация перед началом запоминающегося дня - всегда полезна.
11 часов утра. Змиев стоит во дворике Музея искусства Средних Веков и Нового Времени и ждет дорогих гостей, а также своего бывшего соседа по квартире Валерио - историка и гида. Сначала приходит гид, за ним - Алессандра, Патри со своим симпатичным и трогательным мужем, потом тетральный режиссер и актриса Амина, у которой Валерио год учился в театральной школе для взрослых... Пока все знакомятся, обнимают именинника и ждут Риккардо, происходит неожиданное событие: во дворе Музея объявляется очень симпатичная имениннику директриса Лысой горы Лучия, с двумя своими детьми - приемными, очень хорошо воспитанными и очень робкими. Она очень интересуется культурой, и хочет, чтобы ее дети с малых лет приобщались к высокому искусству. Сегодня у них в программе как раз был этот музей. Мы предложили им, если хотят, подождать вместе с нами бегущего к нам с вокзала Риккардо и присоединиться к нашей компании. Не знаю, как дети, но Лучия была совершенно счастлива. Она и раньше относилась ко мне очень тепло («Приезжай к нам каждый раз, когда мы тебе будем нужны - или когда ты будешь мне нужен»), но с сегодняшнего дня я просто могу из нее веревки вить. Очень ее впечатлили и сама идея деньрожденной экскурсии, и мой прекрасный бывший сосед.
Вот как иногда бывает полезно жить по съемным комнатам!
Пришел Риккардо - и мы отправились следом за Валерио по залам музея.
Правда, мне предварительно пришлось сдать в камеру хранения пакеты с подарками.
В конце первого этажа Амине пришлось нас оставить и бежать по делам, зато пришли Стефано и Сильвия, - хотя Сильвии в ее глубоко интересном положении не очень легко ходить по лестницам.
*
Честно сказать, больше всего я боялся, что Алессандре очень понравится Валерио. У них много общего. В том числе возраст. Мне кажется, что у меня с ней общего больше; но за него она могла бы в теории выйти замуж, и одно это может сделать его автоматически привлекательным в ее глазах.
И, надо сказать, он ей действительно понравился. Особенно его юмор - хотя на мой взгляд его загробно-площадной юмор как раз его худшая черта.
Я специально рассказал Риккардо очень громко и невдалеке от нее, что он находится в процессе переезда к своей возлюбленной в город Прато.
Но кто его знает, вдруг он с ней поссорится и никуда не переедет?
Алессандра хочет организовать прогулку по городу под его руководством - причем, не знает, как лучше: со своими друзьями или с нашими воспитанниками.
Ну, по крайней мере лично я в этом ей помогать не очень собираюсь.
*
Напротив, с определенной радостью я предполагал, что Алессандра очень понравится Риккардо - чисто платонически и скорее дружески. Действительно, они как-то очень быстро и просто поняли друг друга.
*
- Риккардо скоро придет, он очень быстро ходит! Из всех моих друзей он, я думаю, самый быстроногий, - увещевал я гостей, пока мы толпились во дворике музея.
Алессандра неожиданно подняла руку.
- Я тоже очень быстро хожу!
- Ну, боюсь, что Риккардо ходит все-таки быстрее, - аккуратно сказал я.
- Надо провести соревнование! - настояла она и рассмеялась.
Меня очень это зацепило. С одной стороны, каждый раз неожиданное для меня ее своеволие. С другой - желание показать мне, что она тоже чего-то стоит и достойна войти в круг избранных.
(Как будто она и так туда не вошла. На этой экскурсии была половина высшего руководства Лысой горы, мой ближайший друг - и она. Я не знаю, куда еще дальше).
*
Поскольку компания была не официальная, а дружеская, Валерио периодически обращался к публике или лично ко мне с какими-нибудь ремарками - по большей части забавными. Но когда несколько раз кто-то заставил сигнализацию истово трезвонить - он театрально сказал мне при входе в очередной зал:
- Миша, держи руки при себе, а то опять тут будет все звонить.
Я был совершенно ни при чем, звонило все вовсе не из-за меня.
Лучия подошла ко мне, крепко обняла и погладила по голове.
*
К концу экскурсии все уже спокойно беседовали с Валерио: комментировали, задавали вопросы, шутили... Я тихо улыбался себе в щеки. Приятно видеть счастливую компанию людей - и знать, что все они сейчас счастливы благодаря тебе.
*
Я его попросил прихватить с собой пару экземпляров написанного им путеводителя по Ареццо. Он очень мудро по одному из экземпляров приводил разные прекрасные цитаты - а в конце экскурсии напомнил, что книжку написал он и что ее можно купить.
- А у нас уже есть! - радостно сказала Патри. Ну, правильно, я ей и подарил когда-то.
Алессандра шепотом спросила у Патри, где ее можно купить. Патри громко задала вопрос Валерио.
Тот со смехом сказал:
- Ну вот не знаю, вдруг у меня в сумке есть лишний экземпляр... Ага! Смотрите-ка, какое интересное совпадение!
Так что Валерио заработал не только на мне, который ему заплатил 40 кровных евро, - но и на Алессандре, которая, как я и подозревал, конечно же, захотела почитать его книгу. И что хуже всего - будет очень благодарным читателем.
*
Когда мы вышли из Музея и я прощался с некоторыми из участников, которые решили обедать дома, возле нас остановилась очень крутая машина. Из машины в сторону Алессандры выглянула Мита - ее коллега-воспитатель. Я четверть секунды подумал, не стоит ли мне тоже подойти поздороваться. Потом подумал, что лучше вообще остаться незамеченным и быстро отвернулся обратно. Если она меня заметила и узнала - это был бы, конечно, эпик фейл. А хуже - если бы узнала и Патри тоже. Потому что это бы означало, что Алессандра по самые уши повязана с Лысой горой, - и кто-то мог бы принять ее за ловкую интригантку. Никто потом не поверит, что просто так вышло, что жалкий Змиев, которого никто всерьез не принимает, очень близок к ним обеим и от сердца их пригласил к себе на день рождения.
Впрочем, в этой истории еще очень интересно, что Алессандра сказала Мите в ответ на вопрос «а чой-то тут?»
Мне она в этом призналась с виноватым видом.
- Я ей ответила: я тут с группой интеллектуалов...
Это гениально, конечно. Действительно, Мита, заслышав про интеллектуалов, могла только втопить газу на своей машине.
Но еще это очень ярко говорит о том, как относятся к Алессандре в Хогвартсе. И о том, что она прекрасно понимает, что она для них «странная».
*
*
Кафе очень известное, и туда много кто ходит. Но она как человек, непривыкший к дружеским компаниям и бесцельным походам в кафе, никогда там не была. И оно произвело на нее огромное впечатление. Оно действительно изысканное и простое, с парижским уклоном.
Каждый раз, когда я там одиноко ужинал, я представлял себе, как хорошо бы было привести ее туда и как бы ей там понравилось.
Ну, и вот мы сидели там с ней, с Риккардо, чудесными Стефано и Сильвией, ей очень понравилась их компания, - и блины тоже. Она и Стефано заказали себе что-то крайне изысканное и не очень мне понятное. И беседовали мы все тоже ужасно мило. А когда беседа по касательной затронула литературу, я вскочил со стула и сказал:
- Але, я хочу тебе кое-что здесь показать!
Она с готовностью вскочила за мной следом. Я повел ее к высоким столикам, покрытым стеклом. Под стеклами проложены вырванные из книги странички со стихами. Правда, на итальянском языке.
Мы стояли над очень нравящимся мне стихотворением про любовь и гвоздики уже с минуту, когда я вспомнил, что, конечно, ассоциировал это стихотворение прежде всего с ней. Оно как раз про затаенную, тихую и темную любовь. И в этот момент вместо строчек я стал видеть в стекле ее отражение. И ее глаза. Когда наши взгляды пересеклись, отражаясь в стекле, мы не смогли дальше читать, и пошли выяснять у хозяйки, кто автор.
Оказалось: никакой Франции - Неруда.
Да уж, я совсем не предполагал, что буду читать это стихотворение вместе с ней.
Когда мы вернулись за столик, она тоже была в некотором потрясении и сказала только:
- В нашей жизни нужно больше поэзии...
*
Когда мы прощались, произошло то же, что в прошлый раз, но наоборот: я решил, что сейчас будет опять вот это итальянское, в правую щечку, в левую щечку... но меня решительно перетянули в сторону плеча, крепко обняли и сказали:
- Ты сегодня подарил мне целых два прекрасных места.
*
И это я все еще не рассказал про подарок. Потому что самое страшное - это про подарок.
Меня вообще завалили совершенно офигенными подарками, мне ужасно стыдно, я не делаю столько подарков в год, сколько их делают мне в день моего рождения. (Ну ладно, зато я людям такую экскурсию забабахал).
Короче, Алессандра дает мне пакетик. И говорит:
- Ты мне подарил такую замечательную мысль в прошлый раз. Но я не умею так красиво писать. Я тебе ее так скажу. Но сначала посмотри подарок.
Я посмотрел в пакетик.
Это был шарф. Он совершенно идеально сочетался с курткой, которая в этот момент на мне была (и в момент нашей предыдущей встречи).
- Он как специально для этой куртки, - обескураженно промямлил я.
- Нет-нет, он именно специально для этой куртки, я помню ее на тебе с прошлого раза, и она мне очень нравится.
(Учитывая, что я хотел купить такую же легкую брезентовую курточку, как у нее, но сказал себе, что пусть она по крайней мере будет другого цвета, а то будет слишком заметно... ну да ладно).
- А теперь я скажу тебе мою мысль для тебя. «Чтобы длилось». (Che duri).
Я так испугался того, что услышал и понял, что переспросил:
- Чаво?
- «Чтобы это длилось». Больше ничего не скажу.