"Афиша" про звёзд-поэтов
После тех месяцев, что я провёл в полубессознательном состоянии сложно снова начать работать, но тем не менее я честно пытаюсь восстановить удобный ритм жизни.
Только что (для всех - уже полтора дня как, а для меня - только что) прошедший январь за свою недолгую жизнь успел порадовать цивилизованный мир зажигательным шлягером про лабутены и восхитительной статьёй "Афишы" про молодых поэтов которые своими выступлениями умудряются зарабатывать. Познакомиться с первым я так и не решился, а вторая действительно заслуживает внимания. Конечно, про поэтов пишут часто, но чтобы в одной статье собрать всё самое сочное - это надо уметь.
Оставлю комментарий от себя.
Как всегда в репортажах "Афиши", невероятно много фактуры - ради которой я её и советую - но слишком мало аналитики. Конечно, проблема стихов, которые можно охарактеризовать словами, которые я теперь не использую, возникла давно. Так, в своё время пошлейший поэт Бенедиктов продавался лучше Пушкина. Как считается, истоки этой проблемы двояки.
Во-первых, у большинства людей есть представление об элитарности поэзии, особенно в сравнении с песнями или прозой. Проза из-за своего объёма и насыщенности позволяет читателю останавливать повествование по своему усмотрению, закрыванием и открываением книги. Она, как и мелодия создаёт определённое настроение. Поэзия в свою очередь не создаёт - но требует определённого настроя. Без него поэзия не воспринимается. Таким образом, она требует от читателя много больше усилий, нежели любое другое произведение искусства. Требует - и оттого часто не получает. Отсюда и вытекает некоторая элитарность - неважно насколько оправданная, но обязательно привлекательная.
С другой стороны, есть известный факт. Даже те, кто прохладно относится к поэзии, при чтении вслух (или слушании) часто отмечают, что читаемое стихотворение внезапно начинает нравиться - даже если при чтении "про себя" ничего подобного не наблюдалось. В этом может быть как социальный эффект, так и уже описанный - от принудительного погружения в поэтическую реальность.
А вот берётся ли популярность пошлых поэтов из их неуёмной энергии и регулярного самопредставления, из незначительности усилий, которые требуются для восприятия смысла текста, или, может, из их близости к народу - этого не знаю ни я, ни, наверное, сами эти поэты.
Их презирают критики, но боготворят фанаты. У интернет-поэтов новой волны - сотни тысяч подписчиков, полные залы на гастролях, и поклонники, которые раскупают тиражи книг. Михаил Левин изучил творчество Солы Моновой, Ах Астаховой, Ес Сои - и встретился с ними и другими вергилиями из «ВКонтакте».
Если в конце месяца вам взбредет в голову зайти в Библиотеку им. И.А.Бунина возле Красной Пресни, вас ожидает редкое для России зрелище - поэт, способный зарабатывать стихами деньги. Само шоу, впрочем, еще занятнее экономической аномалии. Из черного рояля выдавливаются сентиментальные мелодии, сотня фанаток в вечерних нарядах роняют слезы на плечи ерзающих бойфрендов, а автограф-сессия в финале превращается в массовый катарсис. Шоу называется «романтический вечер виртуальной поэзии в реале». И это либо самое интересное, либо самое печальное, что происходит сегодня с российской поэзией. Смотря кого спросить. «Здесь чувствуешь себя литератором!» - октябрьским вечером Юлия «Сола Монова» Соломонова, больше 376 тысяч подписчиков «ВКонтакте» разрезает руками воздух кабинета библиотечного начальника. Поэтесса в дорогом черном платье балансирует на каблуках на фоне казенной офисной мебели и фотографии Владимира Путина. Взъерошенные темные волосы и розовая помада делают ее похожей на старшеклассницу, вызванную к директору за попытку пронести в чулке фляжку виски на выпускной. «Выступления в библиотеке - это истинно поэтический формат. Такой постмодерн. Цитата из прошлого», - объясняет Сола, пока я пытаюсь уловить иронию.
Бунинка апеллирует к лиричной стороне личности Солы. Будь это очередной квартирник в студии Паши Кашина в одном из небоскребов Москва-Сити (вход ограничен двадцатью гостями, билеты по пять тысяч рублей заканчиваются раньше, чем вы успели спохватиться), она выпила бы пару бокалов игристого, забралась на фортепиано и не скупилась бы на циничные шутки о нравах высшего общества. Но сегодня она будет чувственней, постарается меньше материться и, быть может, не станет залезать босиком на табуретку.
Зато вернее следака/ С серьезным удостоверением/ Я вычисляю мудака,/ Почувствовав сердцебиение./
Вот всю себя бы раздала,/ Но клапан сердца не резиновый./ И если есть во мне талант,/ Он должен быть монетизирован./
Пусть далеко не инженер,/ Лежать не стану на диване я -/ Изобрету…/
«Мудакомер!» - подсказывает раскрепощенная часть зала все-таки оказавшейся на табуретке Соле и экзальтированно хлопает. Сола продолжает одним из своих хитов - стихотворением «В эпоху без инстаграма», где рассказывается о 90-х, потерянной любви и безжалостности эры технологий. Внезапно молодая девушка с красными волосами справа от меня начинает рыдать. Алена, оказывается, следит за Солой четыре года, знает наизусть сотню стихотворений и приехала на выступление из Владимира. «Просто это прямо про меня и про мои чувства, - Алена объясняет причину своих слез самым популярным у поклонников массовой сетевой поэзии комментарием, добавляя для надежности второе по популярности клише: - Попала в точку». «А кто тебе еще нравится из современных поэтов?» - «Ну Ах Астахова».
«Никакой художественной ценности стихи Ах Астаховой не представляют. Это не то что вторичная, а третичная поэзия, полная дешевого мелодраматизма и не имеющая понятия о стилистике. Обратите внимание, что почти все комментаторы пишут, что Астахова выразила «прямо их чувства». Она не удивляет своих поклонников, а подтверждает то, что им уже знакомо», - написал в сентябре на сайте The Question литературный критик и поэт Лев Оборин, сопроводив ответ разгромной рецензией на стихотворение поэтессы. В последние пять лет лайки и ретвиты помогают создателям виртуальных стихов превратить хобби в настоящую профессию - с гастролями, техническими райдерами, внушительными гонорарами и поклонниками, преследующими своих кумиров. На полках книжных магазинов вперемешку с Цветаевой, Ахматовой, Есениным и Маяковским стоят сборники Ах Астаховой, Ес Сои, Солы Моновой, Милены Райт, Стэф Даниловой и других авторов, скрывшихся под псевдонимами. Накачавшись стероидами массового интернета, новая волна сетевой поэзии не нуждается в журналах, издателях и критиках. Автор и аудитория теперь влюбляются без посредников. И так ли важно, если в основе отношений лежит, может быть, достаточно примитивная поэзия?
Ирина «Ах» Астахова тревожно ходит по гримерке. Сначала она опоздала на самолет. Потом ее поселили в плохой отель. Ее концерт в Краснодаре в последнюю секунду перенесли из Дома культуры в место с названием The Rock Bar - мрачное заведение, увешанное портретами рок-звезд. Людей не пускают. В тамбуре начинает назревать эстетический конфликт между трепетными студентками и членами кубанского алкогольного андеграунда, которые пришли к себе домой и внезапно обнаружили, что там теперь невежливо материться. И можно же уже разложить книжки наконец-то! Пожалуйста. Ах Астахова почти не раздражается. Разве что совсем чуть-чуть. Для нее важно, чтобы вы знали: она не какая-нибудь взбалмошная дива, закатывающая скандалы. Ей не нравится расстраивать окружающих.
Компактная девушка с зелеными глазами, бархатным голосом и завязанными банданой волосами, Ах Астахова - топ-лига российской сетевой поэзии. Она начала активно писать около пяти лет назад, и сейчас в ее группе в «ВКонтакте» более 250 тысяч подписчиков, клипы на ютьюбе собирают сотни тысяч просмотров, она ездит в туры по России и Европе, и в залы набиваются сотни человек. Страничка поэтессы в инстаграме транслирует образ жизни мечты - путешествия, модельные съемки, благородные интерьеры и выплески эмоций в форме стихов.
я слышу тебя в своих интонациях,/ и это мне очень и очень не нравится./ и как ни крути, но пора расставаться нам./ и как ни крути, я должна с этим справиться./
Зал начинает окутываться светлой грустью, словно из диснеевского мультфильма. «Поэзия сегодня стала частью престижного потребления», - говорит мне молодой парень с длинными светлыми волосами и хитрыми чертами лица. Он не хлопает. Денис Куренов играет роль моего гида по поэтической сцене Краснодара, которая сейчас стремительно развивается: проводятся вечера, формируются кружки и объединения. Первый и последний сборник стихов Куренова назывался «Кровь, сперма и хот-доги» и вышел, когда он еще учился в школе. С тех пор Куренову не нравится, когда на него вешают лейбл поэта. Он предпочитает экспериментировать с разными поэтическими масками, никогда не доводя дело до публикации: «Меня привлекает сам процесс, а не застывшие формы конечного продукта».
В антракте Денис Куренов саркастично подкатывает к двум поклонницам Ах Астаховой. К флирту обе стороны относятся подозрительно: Катя и Марина оправданно чувствуют подвох, Денис - интеллектуальный разрыв. Но никто не останавливается. «У тебя есть любимое стихотворение Ах Астаховой?» - спрашивает Денис. Да. «Меня тошнит от вас от всех», - кокетливо отвечает Марина. «Это про Сартра?» - «Кто это?» - «А кого еще из поэтов любишь?» - «Асадов нравится».
Советский поэт Эдуард Асадов вместе с другими проповедниками массовой рифмы 70‑х вроде Юлии Друниной чаще всего вспоминается критиками и поклонниками, когда они пытаются найти контекст для современных сетевых поэтов. Эдуард Асадов с повязанной на глазах черной маской (он потерял зрение на войне) проникновенно читал про любовь концертным залам на несколько тысяч человек - аудитории, которая пока современным сетевым поэтам не светит. Структура потребления поэзии с тех пор принципиально изменилась, но сложно не заметить сходства между двумя эпохами в темах и приемах. Мелодрама душевных метаний, поданная максимально бесконфликтным способом, цель которой - убедить слушателей в ценности их переживаний. Когда Лев Оборин раскритиковал творчество Ах Астаховой, на него с гневными комментариями обрушились поклонники поэтессы. «Это как фанаты футбольных команд. Любая критика воспринимается как посягательство на внутренний мир», - поясняет Оборин.
Ночью мы с Денисом сидим в баре «Холостяк-романтики» и обсуждаем Ах Астахову. Напротив нас сидят Федор и Александр, тоже местные поэты. В ход идут французские постструктуралисты и московские концептуалисты: на стол падают имена Жиля Делеза и Дмитрия Александровича Пригова. На нем же бокалы светлого пива и тарелки из-под чесночных гренок - самой дешевой опции в меню. Денис, Федор и Александр вместе с друзьями устраивают разнообразные акции: то спонтанный поэтический вечер в чебуречной, то под покровом ночи прикрепят к домам мемориальные таблички в честь строивших их мигрантов из Средней Азии. А недавно Федор с Александром подрались в ходе одного из краснодарских поэтических вечеров. Это называется - поэзия действия. «Задача была взорвать царящую на таких мероприятиях атмосферу взаимолайканья. Но в рамках симуляционной реальности пространство, разумеется, не поменялось. Потому что драка тоже была симуляцией», - объясняет Федор.
Ночь заканчивается чтением творчества Солы Моновой на камеру: Федор и Александр закладывают мелкие купюры в терминал оплаты мобильной связи и декламируют «В эпоху без инстаграма». Оба говорят, что не испытывают к Ах Астахов или Соле Моновой сильных неприязненных чувств. Их раздражает публика, которая не хочет развиваться, предпочитая настоящей поэзии комфортное потребление.
«Такие поэты обычно сами пишут плохие стихи», - комментирует акцию краснодарцев Арсений «Арс-Пегас» Молчанов. Я встретился с Пегасом на юбилейном «ЛитПоне» - поэтических встречах для виртуальных поэтов. Еще в конце нулевых он почувствовал изменение поэтического климата и необходимость предложить формирующейся в «ВКонтакте» аудитории промежуточный вариант между высоколобостью элитарных вечеров и тошнотворной графоманией открытых микрофонов. Сегодня «ЛитПон» похож на рок-фестиваль: сидящие на полу зрители запивают хот-доги пивом и благодарно наблюдают, как стираются границы между поэзией, комедийным стендапом, хип-хопом и театром. Закулисы производят не меньшее впечатление: десятки гримерок, в которых поэты переодеваются в эксцентричные наряды, фотографируются, пьют виски, шутят, курят, орут и смеются.
«Феномен популярной поэзии заложен в нашей ментальности», - считает Арс-Пегас, коренастый и энергичный молодой человек со звонким голосом. С его стихотворения «Страна» в декабре 2011 года начался митинг «За честные выборы» на Чистых прудах - тот самый, первый. «ЛитПоны», впрочем, оказались более удачным начинанием: за последние шесть лет их прошло более ста. «Многие говорят, что Ах Астахова или Ес Соя - это могильщики поэзии, что их творчество ужасно, пошло и безвкусно. Но они же возвращают интерес к поэзии! Девчонки и мальчишки, у которых в школе отбили интерес к поэзии, потом приходят к классике. Вся молодая поэтическая шпана зажигает свет в глазах молодежи, побуждает интерес к чтению», - говорит Молчанов.
«Для того, что мы делаем, давно пора придумать другой термин. Скажем, «поп-поэзия» звучит круто, - через интонации Евгения Ес Сои проступает расслабленный украинский акцент. - У нас действительно статус рок-звезд. Не очень больших, но со всеми привилегиями и атрибутами». Спорить с этим утверждением и так было бы глупо, но при взгляде на Сою стимул пропадает окончательно: это высоченный андрогин с обесцвеченными волосами, кольцом в ноздре и татуировками «Love» и «Be Your Own Hero» на костяшках пальцев. Он уместнее смотрелся бы на глэм-вечеринке в Лондоне в 70‑х годах прошлого века, чем на тротуаре в городе Обнинске.
На улице тем временем становилось промозгло. «Сегодня будет весело», - говорит Ес Соя, докуривает и заходит в стеклянную дверь бара «Лебовский». Он проскальзывает к стойке и делает заказ: бокал шампанского и три текилы. Ингредиенты смешиваются в пустом бокале, голова запрокидывается, и четверть смеси вливается внутрь поэта. Коктейль называется «Увидеть Париж и умереть» (произносить надо мечтательным голосом, устремив взгляд вверх. - Прим. ред.). Пижонская шляпа стоимостью двадцать тысяч рублей отправляется на вешалку вместе с коротким двубортным пальто, а их хозяин остается в обтягивающей водолазке, узких черных штанах и остроконечных сапогах по щиколотку - экипировке, требующей свободомыслия, чтобы ее надеть, и самоиронии, чтобы носить и не выглядеть идиотом.
Рыжая красотка через несколько табуреток от нас раздевает Сою глазами. Надо быть ханжой, чтобы не заметить: почти все популярные сетевые поэты сексуально привлекательны. Пока одни фанаты хотят быть на них похожими, другие хотят их трахнуть. Хищный взгляд рыжей продолжает рушить мои представления о распределении ролей между мужчинами и женщинами в пикап-культуре обнинских баров, но Соя ничего не замечает. С двумя последними своими девушками он познакомился во время концертов. Это, по его словам, было не лучшей идеей.
К началу выступления в «Лебовски» набилась пара десятков человек. Теоретически Ес Соя способен собирать больше людей, но он самостоятельно занимается организацией концертов и обычно соглашается на все предложения вне зависимости от места и гонорара. Поклонник Джека Керуака ценит возможность быть в дороге: «Я выступаю везде, мне плевать на количество людей. Театры, клубы, галереи, кабаки, бар «Очко» в Ростове, сквот в Липецке, боулинг-клуб в Запорожье. В один день у меня полный зал, гостиница, водитель и обеды в ресторанах. В другой мне говорят: «Ну что, …, приходи к восьми почитать стишки». Это не важно. Главное, чтобы был коннекшн».
«Как можно вместить в майкро…» - в середине шоу Ес Соя предстает скорее Питером Пэном, чем Нилом Кэссиди: дерзким и острым на язык, но ранимым и сентиментальным мальчишкой, а не бунтарем, посылающим к черту ценности окружающего мира или хотя бы классические поэтические формы. Но он по-своему эффектен и эпатажен. Его феминная и юродивая манерность вкупе с эмоциональным эксгибиционизмом провоцируют отторжение у некоторых обнинцев, еще не прознавших о постгендерной модели маскулинности. Группа молодых ребят в углу саркастически хихикает и закатывает глаза на лирических панчлайнах.
«Парни, есть проблемы?» - спрашивает Соя, включая в зале звенящую тишину. Следует знать, что Ес Соя рос в Одессе с матерью - убежденной католичкой и отцом, который пил и фактически не был рядом, а их сын совмещал воскресную церковную школу с общением с плохими парнями в подворотнях. Сейчас синтез этих культур, подкрепленный вторым по счету «Увидеть Париж и умереть», обусловил его поведение: поэт подошел к усатому, похожему на доктора Ватсона интеллигенту, положил руку ему на плечо и приблизил лицо, эротично и опасно одновременно. Усы невнятно замямлили. «Так, … [зачем] ты тут стоишь, если не понимаешь стихов? - спросил Соя. - Или, может быть, ты хочешь литературный баттл?» Ребята не хотели и начали собираться. «… [черт], как сложно-то все», - вздыхает устало Соя, когда его оппоненты наконец-то покидают заведение.
Я выхожу следом, чтобы зафиксировать их поэтические предпочтения. Усатого зовут Артем, и он учится на врача, рядом с ним девушка с дредами по имени Маша и ее бойфренд - пухлолицый Ростислав (или, если нежно, Растик). Мужчины сходятся во мнении, что Ес Соя - «эпатажный андрогин» и «гейский петух». «А мне нравится. Очень чувственный и красивый», - вдруг не соглашается Маша. Личный выбор Артема - хип-хоп, поскольку «это и есть современная поэзия, осмысляющая социальное дно». Растик долго молчит, видимо, перебирая в голове имена, но потом все-таки решается: «А я Ах Астахову люблю».
Внутри Ес Соя дочитывал стихи. По его словам, есть с десяток произведений, за которые он, что называется, готов ответить. Это одно из них.
«как можно вместить в майкрософт ворд/ августовские кометы,/ воскресные газеты,/ в которых никогда не разгадан кроссворд?/
в этом дне ловить больше нечего,/ пора уходить/засыпать/сниматься/ читать тебя во сне./ внимательно/бережно,/ будто ты новый завет./
нам/ вчера/сегодня/завтра/ семнадцать,/ влюбленным всегда семнадцать лет»./
Главный редактор поэтического журнала «Воздух» Дмитрий Кузьмин как-то сравнил стихи Ес Сои с четверостишиями на поздравительных открытках. Они бывают не лишены изящества, но разговор про их литературную ценность, по его мнению, бессмыслен - они для этого не предназначены. «Массовое искусство в красивой и модной обертке подает человеку многократно пережеванное и переваренное предыдущими поколениями, позволяя ему не меняться, не развиваться, не думать и быть собой довольным», - говорит Кузьмин.
В середине 90‑х Кузьмин открыл интернет-библиотеку «Вавилон», знаковый ресурс для русскоязычной сетевой литературы. Сейчас он остается одним из главных критиков «дилетантской поэзии» и современной интернет-культуры, славящейся свободной публикацией творческого высказывания любого желающего. «Можно было бы сказать, что массовое искусство выполняет важную социальную миссию - психотерапевтическую и рекреативную, что лучше пускай слушают безголосых поп-певцов с тремя аккордами, чем колются и вешаются от безысходности, но это не та разновидность гуманизма, которую я исповедую», - отмечает Кузьмин.
«Если бы меня критиковали Ник Кейв или Том Уэйтс, я бы, наверное, прислушивался, - отшучивается Ес Соя, но потом становится серьезней: - Слушай, я все понимаю. Я хотел бы писать лучше. Я хотел бы писать серьезней. Я же читаю. Я сравниваю. Я вижу. Если бы я мог контролировать, о чем я пишу и как я пишу, но я не контролирую. Ничего лучше я пока не могу. В конечном итоге зрители, критики не имеют значения. Есть только я и бумага». Но в последнее время Ес Соя начал задумываться, что произойдет с ним и другими представителями сетевой поэзии. По его теории, лет через пять ситуация дойдет до абсурда. И за это время ему надо поменяться, потому что никто не любит стареющих юношей.
Ах Астахова нервно курит в ночном холоде и всматривается в окна помпезного загородного отеля. Там бизнес-истеблишмент Ростова-на-Дону в бабочках и при жемчугах поглощает паштет из фуа-гра и заливает в себя шампанское под предлогом участия в благотворительном аукционе. Джентльмены посмеиваются, дамы чудом удерживают равновесие - неустойчивость шпилек компенсируется тугостью коротких платьев, не позволяющей ногам разъезжаться в стороны на скользком паркете. «Господа, давайте поможем сиротам», - ведущий аукциона, отчаявшись, бренно переходит от лота к лоту: декоративная фигура «Отличная работа» (76 тысяч рублей), кольцо «Волшебство» (88 тысяч рублей). Желающих нет. Зал вяло оживляется на алкогольной секции: кто-то покупает любимое вино Барака Обамы, но брезгует красным, которое якобы обожает Владимир Путин. Баннер под потолком славит организаторов - журнал «Искусство потребления».
«Так и придумываются стихи», - говорит мне Астахова, прожигая взглядом стекло. Она согласилась выступить тут по просьбе знакомой, но уже многократно пожалела. Она переживает из-за детей, возмущена фальшью и фарсом мероприятия, а еще ей кажется, что сама она, в потрепанных кедах и с цветами в волосах, - еще один аттракцион в меню поднаторевшей в искусном потреблении публики. Я интересуюсь: неужели она собирается написать злые стихи? «А я уже писала раньше», - признается она и начинает смущенно, но эмоционально читать:
Все здесь пахнет слишком дешево,/ Руки-косточки, чокаясь бокалами жадно,/ Льют вино на пол роскошенный/ И хохочут нечестно, но складно./
Мундштуки из бриллиантовых сумок/ Так и лезут, как скользкие змеи,/ С наступлением новых суток/ Полулюди становятся злее./
«Мне кажется, тебе стоит прочитать их прямо здесь», - предлагаю я. Она краснеет и спешит внутрь. Молоток упускает последний шанс ударить по деревяшке. Ах Астахова выходит на сцену. Я ухватываю с опустевшего стола хамон и голубой сыр. «Прежде всего хочу сказать спасибо всем, кто сегодня что-то купил», - говорит поэтесса полупустому залу. Она пробегается по укороченной программе, профессионально, но с минимальным энтузиазмом. Никаких злых полулюдей и змей-мундштуков. Но она неожиданно ставит точку стихотворением «Соблазны», которое может претендовать на статус социальной критики.
Любишь вкусно поесть -/ Попробуй кашу манную на воде;/ Контролируй свою утробу,/ Приучи ее к пустоте./
Любишь деньги - раздай прохожим;/ Любишь выпить - попей воды;/ Будь к себе и честнее, и строже;/ К исполнению веди мечты./
«Ой, это было слишком? - взволнованно спрашивает у меня Астахова. - Не стоило его читать последним? Это случайно получилось, я хотела поставить его в начало, а потом перепутала…»
Из глубины зала на нее двигалась самая странная пара вечера - полноватый мужчина в спортивном костюме и кожаных ботинках в сопровождении женщины в серой шубке и ботфортах, нувориши из девяностых, словно прибывшие на машине времени. Весь вечер они не отходили от барной стойки, не уделяя внимание аукциону. Они начинают перебивать друг друга:
- Вау! - Блин! - Спасибо за последний стих! - Давайте, блин, вместе книгу сочиним! - Я пишу сейчас такой детективчик. - Вот возьмите визиточку. - Прямо в точку. - Спасибо.
я тебя люблю
я тебя люблю/ дыма лесками/ свежими ранами/ прожженными занавесками/ джинсами рваными/
я тебя люблю/ без памяти/ сжигая мосты/ медленно тлея/
я тебя люблю/ без палева/ без …/ без Фэирплэев/
Ес Соя, 2008
Михаил Левин, Афиша Daily
Только что (для всех - уже полтора дня как, а для меня - только что) прошедший январь за свою недолгую жизнь успел порадовать цивилизованный мир зажигательным шлягером про лабутены и восхитительной статьёй "Афишы" про молодых поэтов которые своими выступлениями умудряются зарабатывать. Познакомиться с первым я так и не решился, а вторая действительно заслуживает внимания. Конечно, про поэтов пишут часто, но чтобы в одной статье собрать всё самое сочное - это надо уметь.
Оставлю комментарий от себя.
Как всегда в репортажах "Афиши", невероятно много фактуры - ради которой я её и советую - но слишком мало аналитики. Конечно, проблема стихов, которые можно охарактеризовать словами, которые я теперь не использую, возникла давно. Так, в своё время пошлейший поэт Бенедиктов продавался лучше Пушкина. Как считается, истоки этой проблемы двояки.
Во-первых, у большинства людей есть представление об элитарности поэзии, особенно в сравнении с песнями или прозой. Проза из-за своего объёма и насыщенности позволяет читателю останавливать повествование по своему усмотрению, закрыванием и открываением книги. Она, как и мелодия создаёт определённое настроение. Поэзия в свою очередь не создаёт - но требует определённого настроя. Без него поэзия не воспринимается. Таким образом, она требует от читателя много больше усилий, нежели любое другое произведение искусства. Требует - и оттого часто не получает. Отсюда и вытекает некоторая элитарность - неважно насколько оправданная, но обязательно привлекательная.
С другой стороны, есть известный факт. Даже те, кто прохладно относится к поэзии, при чтении вслух (или слушании) часто отмечают, что читаемое стихотворение внезапно начинает нравиться - даже если при чтении "про себя" ничего подобного не наблюдалось. В этом может быть как социальный эффект, так и уже описанный - от принудительного погружения в поэтическую реальность.
А вот берётся ли популярность пошлых поэтов из их неуёмной энергии и регулярного самопредставления, из незначительности усилий, которые требуются для восприятия смысла текста, или, может, из их близости к народу - этого не знаю ни я, ни, наверное, сами эти поэты.
Их презирают критики, но боготворят фанаты. У интернет-поэтов новой волны - сотни тысяч подписчиков, полные залы на гастролях, и поклонники, которые раскупают тиражи книг. Михаил Левин изучил творчество Солы Моновой, Ах Астаховой, Ес Сои - и встретился с ними и другими вергилиями из «ВКонтакте».
Если в конце месяца вам взбредет в голову зайти в Библиотеку им. И.А.Бунина возле Красной Пресни, вас ожидает редкое для России зрелище - поэт, способный зарабатывать стихами деньги. Само шоу, впрочем, еще занятнее экономической аномалии. Из черного рояля выдавливаются сентиментальные мелодии, сотня фанаток в вечерних нарядах роняют слезы на плечи ерзающих бойфрендов, а автограф-сессия в финале превращается в массовый катарсис. Шоу называется «романтический вечер виртуальной поэзии в реале». И это либо самое интересное, либо самое печальное, что происходит сегодня с российской поэзией. Смотря кого спросить. «Здесь чувствуешь себя литератором!» - октябрьским вечером Юлия «Сола Монова» Соломонова, больше 376 тысяч подписчиков «ВКонтакте» разрезает руками воздух кабинета библиотечного начальника. Поэтесса в дорогом черном платье балансирует на каблуках на фоне казенной офисной мебели и фотографии Владимира Путина. Взъерошенные темные волосы и розовая помада делают ее похожей на старшеклассницу, вызванную к директору за попытку пронести в чулке фляжку виски на выпускной. «Выступления в библиотеке - это истинно поэтический формат. Такой постмодерн. Цитата из прошлого», - объясняет Сола, пока я пытаюсь уловить иронию.
Бунинка апеллирует к лиричной стороне личности Солы. Будь это очередной квартирник в студии Паши Кашина в одном из небоскребов Москва-Сити (вход ограничен двадцатью гостями, билеты по пять тысяч рублей заканчиваются раньше, чем вы успели спохватиться), она выпила бы пару бокалов игристого, забралась на фортепиано и не скупилась бы на циничные шутки о нравах высшего общества. Но сегодня она будет чувственней, постарается меньше материться и, быть может, не станет залезать босиком на табуретку.
Зато вернее следака/ С серьезным удостоверением/ Я вычисляю мудака,/ Почувствовав сердцебиение./
Вот всю себя бы раздала,/ Но клапан сердца не резиновый./ И если есть во мне талант,/ Он должен быть монетизирован./
Пусть далеко не инженер,/ Лежать не стану на диване я -/ Изобрету…/
«Мудакомер!» - подсказывает раскрепощенная часть зала все-таки оказавшейся на табуретке Соле и экзальтированно хлопает. Сола продолжает одним из своих хитов - стихотворением «В эпоху без инстаграма», где рассказывается о 90-х, потерянной любви и безжалостности эры технологий. Внезапно молодая девушка с красными волосами справа от меня начинает рыдать. Алена, оказывается, следит за Солой четыре года, знает наизусть сотню стихотворений и приехала на выступление из Владимира. «Просто это прямо про меня и про мои чувства, - Алена объясняет причину своих слез самым популярным у поклонников массовой сетевой поэзии комментарием, добавляя для надежности второе по популярности клише: - Попала в точку». «А кто тебе еще нравится из современных поэтов?» - «Ну Ах Астахова».
«Никакой художественной ценности стихи Ах Астаховой не представляют. Это не то что вторичная, а третичная поэзия, полная дешевого мелодраматизма и не имеющая понятия о стилистике. Обратите внимание, что почти все комментаторы пишут, что Астахова выразила «прямо их чувства». Она не удивляет своих поклонников, а подтверждает то, что им уже знакомо», - написал в сентябре на сайте The Question литературный критик и поэт Лев Оборин, сопроводив ответ разгромной рецензией на стихотворение поэтессы. В последние пять лет лайки и ретвиты помогают создателям виртуальных стихов превратить хобби в настоящую профессию - с гастролями, техническими райдерами, внушительными гонорарами и поклонниками, преследующими своих кумиров. На полках книжных магазинов вперемешку с Цветаевой, Ахматовой, Есениным и Маяковским стоят сборники Ах Астаховой, Ес Сои, Солы Моновой, Милены Райт, Стэф Даниловой и других авторов, скрывшихся под псевдонимами. Накачавшись стероидами массового интернета, новая волна сетевой поэзии не нуждается в журналах, издателях и критиках. Автор и аудитория теперь влюбляются без посредников. И так ли важно, если в основе отношений лежит, может быть, достаточно примитивная поэзия?
Ирина «Ах» Астахова тревожно ходит по гримерке. Сначала она опоздала на самолет. Потом ее поселили в плохой отель. Ее концерт в Краснодаре в последнюю секунду перенесли из Дома культуры в место с названием The Rock Bar - мрачное заведение, увешанное портретами рок-звезд. Людей не пускают. В тамбуре начинает назревать эстетический конфликт между трепетными студентками и членами кубанского алкогольного андеграунда, которые пришли к себе домой и внезапно обнаружили, что там теперь невежливо материться. И можно же уже разложить книжки наконец-то! Пожалуйста. Ах Астахова почти не раздражается. Разве что совсем чуть-чуть. Для нее важно, чтобы вы знали: она не какая-нибудь взбалмошная дива, закатывающая скандалы. Ей не нравится расстраивать окружающих.
Компактная девушка с зелеными глазами, бархатным голосом и завязанными банданой волосами, Ах Астахова - топ-лига российской сетевой поэзии. Она начала активно писать около пяти лет назад, и сейчас в ее группе в «ВКонтакте» более 250 тысяч подписчиков, клипы на ютьюбе собирают сотни тысяч просмотров, она ездит в туры по России и Европе, и в залы набиваются сотни человек. Страничка поэтессы в инстаграме транслирует образ жизни мечты - путешествия, модельные съемки, благородные интерьеры и выплески эмоций в форме стихов.
я слышу тебя в своих интонациях,/ и это мне очень и очень не нравится./ и как ни крути, но пора расставаться нам./ и как ни крути, я должна с этим справиться./
Зал начинает окутываться светлой грустью, словно из диснеевского мультфильма. «Поэзия сегодня стала частью престижного потребления», - говорит мне молодой парень с длинными светлыми волосами и хитрыми чертами лица. Он не хлопает. Денис Куренов играет роль моего гида по поэтической сцене Краснодара, которая сейчас стремительно развивается: проводятся вечера, формируются кружки и объединения. Первый и последний сборник стихов Куренова назывался «Кровь, сперма и хот-доги» и вышел, когда он еще учился в школе. С тех пор Куренову не нравится, когда на него вешают лейбл поэта. Он предпочитает экспериментировать с разными поэтическими масками, никогда не доводя дело до публикации: «Меня привлекает сам процесс, а не застывшие формы конечного продукта».
В антракте Денис Куренов саркастично подкатывает к двум поклонницам Ах Астаховой. К флирту обе стороны относятся подозрительно: Катя и Марина оправданно чувствуют подвох, Денис - интеллектуальный разрыв. Но никто не останавливается. «У тебя есть любимое стихотворение Ах Астаховой?» - спрашивает Денис. Да. «Меня тошнит от вас от всех», - кокетливо отвечает Марина. «Это про Сартра?» - «Кто это?» - «А кого еще из поэтов любишь?» - «Асадов нравится».
Советский поэт Эдуард Асадов вместе с другими проповедниками массовой рифмы 70‑х вроде Юлии Друниной чаще всего вспоминается критиками и поклонниками, когда они пытаются найти контекст для современных сетевых поэтов. Эдуард Асадов с повязанной на глазах черной маской (он потерял зрение на войне) проникновенно читал про любовь концертным залам на несколько тысяч человек - аудитории, которая пока современным сетевым поэтам не светит. Структура потребления поэзии с тех пор принципиально изменилась, но сложно не заметить сходства между двумя эпохами в темах и приемах. Мелодрама душевных метаний, поданная максимально бесконфликтным способом, цель которой - убедить слушателей в ценности их переживаний. Когда Лев Оборин раскритиковал творчество Ах Астаховой, на него с гневными комментариями обрушились поклонники поэтессы. «Это как фанаты футбольных команд. Любая критика воспринимается как посягательство на внутренний мир», - поясняет Оборин.
Ночью мы с Денисом сидим в баре «Холостяк-романтики» и обсуждаем Ах Астахову. Напротив нас сидят Федор и Александр, тоже местные поэты. В ход идут французские постструктуралисты и московские концептуалисты: на стол падают имена Жиля Делеза и Дмитрия Александровича Пригова. На нем же бокалы светлого пива и тарелки из-под чесночных гренок - самой дешевой опции в меню. Денис, Федор и Александр вместе с друзьями устраивают разнообразные акции: то спонтанный поэтический вечер в чебуречной, то под покровом ночи прикрепят к домам мемориальные таблички в честь строивших их мигрантов из Средней Азии. А недавно Федор с Александром подрались в ходе одного из краснодарских поэтических вечеров. Это называется - поэзия действия. «Задача была взорвать царящую на таких мероприятиях атмосферу взаимолайканья. Но в рамках симуляционной реальности пространство, разумеется, не поменялось. Потому что драка тоже была симуляцией», - объясняет Федор.
Ночь заканчивается чтением творчества Солы Моновой на камеру: Федор и Александр закладывают мелкие купюры в терминал оплаты мобильной связи и декламируют «В эпоху без инстаграма». Оба говорят, что не испытывают к Ах Астахов или Соле Моновой сильных неприязненных чувств. Их раздражает публика, которая не хочет развиваться, предпочитая настоящей поэзии комфортное потребление.
«Такие поэты обычно сами пишут плохие стихи», - комментирует акцию краснодарцев Арсений «Арс-Пегас» Молчанов. Я встретился с Пегасом на юбилейном «ЛитПоне» - поэтических встречах для виртуальных поэтов. Еще в конце нулевых он почувствовал изменение поэтического климата и необходимость предложить формирующейся в «ВКонтакте» аудитории промежуточный вариант между высоколобостью элитарных вечеров и тошнотворной графоманией открытых микрофонов. Сегодня «ЛитПон» похож на рок-фестиваль: сидящие на полу зрители запивают хот-доги пивом и благодарно наблюдают, как стираются границы между поэзией, комедийным стендапом, хип-хопом и театром. Закулисы производят не меньшее впечатление: десятки гримерок, в которых поэты переодеваются в эксцентричные наряды, фотографируются, пьют виски, шутят, курят, орут и смеются.
«Феномен популярной поэзии заложен в нашей ментальности», - считает Арс-Пегас, коренастый и энергичный молодой человек со звонким голосом. С его стихотворения «Страна» в декабре 2011 года начался митинг «За честные выборы» на Чистых прудах - тот самый, первый. «ЛитПоны», впрочем, оказались более удачным начинанием: за последние шесть лет их прошло более ста. «Многие говорят, что Ах Астахова или Ес Соя - это могильщики поэзии, что их творчество ужасно, пошло и безвкусно. Но они же возвращают интерес к поэзии! Девчонки и мальчишки, у которых в школе отбили интерес к поэзии, потом приходят к классике. Вся молодая поэтическая шпана зажигает свет в глазах молодежи, побуждает интерес к чтению», - говорит Молчанов.
«Для того, что мы делаем, давно пора придумать другой термин. Скажем, «поп-поэзия» звучит круто, - через интонации Евгения Ес Сои проступает расслабленный украинский акцент. - У нас действительно статус рок-звезд. Не очень больших, но со всеми привилегиями и атрибутами». Спорить с этим утверждением и так было бы глупо, но при взгляде на Сою стимул пропадает окончательно: это высоченный андрогин с обесцвеченными волосами, кольцом в ноздре и татуировками «Love» и «Be Your Own Hero» на костяшках пальцев. Он уместнее смотрелся бы на глэм-вечеринке в Лондоне в 70‑х годах прошлого века, чем на тротуаре в городе Обнинске.
На улице тем временем становилось промозгло. «Сегодня будет весело», - говорит Ес Соя, докуривает и заходит в стеклянную дверь бара «Лебовский». Он проскальзывает к стойке и делает заказ: бокал шампанского и три текилы. Ингредиенты смешиваются в пустом бокале, голова запрокидывается, и четверть смеси вливается внутрь поэта. Коктейль называется «Увидеть Париж и умереть» (произносить надо мечтательным голосом, устремив взгляд вверх. - Прим. ред.). Пижонская шляпа стоимостью двадцать тысяч рублей отправляется на вешалку вместе с коротким двубортным пальто, а их хозяин остается в обтягивающей водолазке, узких черных штанах и остроконечных сапогах по щиколотку - экипировке, требующей свободомыслия, чтобы ее надеть, и самоиронии, чтобы носить и не выглядеть идиотом.
Рыжая красотка через несколько табуреток от нас раздевает Сою глазами. Надо быть ханжой, чтобы не заметить: почти все популярные сетевые поэты сексуально привлекательны. Пока одни фанаты хотят быть на них похожими, другие хотят их трахнуть. Хищный взгляд рыжей продолжает рушить мои представления о распределении ролей между мужчинами и женщинами в пикап-культуре обнинских баров, но Соя ничего не замечает. С двумя последними своими девушками он познакомился во время концертов. Это, по его словам, было не лучшей идеей.
К началу выступления в «Лебовски» набилась пара десятков человек. Теоретически Ес Соя способен собирать больше людей, но он самостоятельно занимается организацией концертов и обычно соглашается на все предложения вне зависимости от места и гонорара. Поклонник Джека Керуака ценит возможность быть в дороге: «Я выступаю везде, мне плевать на количество людей. Театры, клубы, галереи, кабаки, бар «Очко» в Ростове, сквот в Липецке, боулинг-клуб в Запорожье. В один день у меня полный зал, гостиница, водитель и обеды в ресторанах. В другой мне говорят: «Ну что, …, приходи к восьми почитать стишки». Это не важно. Главное, чтобы был коннекшн».
«Как можно вместить в майкро…» - в середине шоу Ес Соя предстает скорее Питером Пэном, чем Нилом Кэссиди: дерзким и острым на язык, но ранимым и сентиментальным мальчишкой, а не бунтарем, посылающим к черту ценности окружающего мира или хотя бы классические поэтические формы. Но он по-своему эффектен и эпатажен. Его феминная и юродивая манерность вкупе с эмоциональным эксгибиционизмом провоцируют отторжение у некоторых обнинцев, еще не прознавших о постгендерной модели маскулинности. Группа молодых ребят в углу саркастически хихикает и закатывает глаза на лирических панчлайнах.
«Парни, есть проблемы?» - спрашивает Соя, включая в зале звенящую тишину. Следует знать, что Ес Соя рос в Одессе с матерью - убежденной католичкой и отцом, который пил и фактически не был рядом, а их сын совмещал воскресную церковную школу с общением с плохими парнями в подворотнях. Сейчас синтез этих культур, подкрепленный вторым по счету «Увидеть Париж и умереть», обусловил его поведение: поэт подошел к усатому, похожему на доктора Ватсона интеллигенту, положил руку ему на плечо и приблизил лицо, эротично и опасно одновременно. Усы невнятно замямлили. «Так, … [зачем] ты тут стоишь, если не понимаешь стихов? - спросил Соя. - Или, может быть, ты хочешь литературный баттл?» Ребята не хотели и начали собираться. «… [черт], как сложно-то все», - вздыхает устало Соя, когда его оппоненты наконец-то покидают заведение.
Я выхожу следом, чтобы зафиксировать их поэтические предпочтения. Усатого зовут Артем, и он учится на врача, рядом с ним девушка с дредами по имени Маша и ее бойфренд - пухлолицый Ростислав (или, если нежно, Растик). Мужчины сходятся во мнении, что Ес Соя - «эпатажный андрогин» и «гейский петух». «А мне нравится. Очень чувственный и красивый», - вдруг не соглашается Маша. Личный выбор Артема - хип-хоп, поскольку «это и есть современная поэзия, осмысляющая социальное дно». Растик долго молчит, видимо, перебирая в голове имена, но потом все-таки решается: «А я Ах Астахову люблю».
Внутри Ес Соя дочитывал стихи. По его словам, есть с десяток произведений, за которые он, что называется, готов ответить. Это одно из них.
«как можно вместить в майкрософт ворд/ августовские кометы,/ воскресные газеты,/ в которых никогда не разгадан кроссворд?/
в этом дне ловить больше нечего,/ пора уходить/засыпать/сниматься/ читать тебя во сне./ внимательно/бережно,/ будто ты новый завет./
нам/ вчера/сегодня/завтра/ семнадцать,/ влюбленным всегда семнадцать лет»./
Главный редактор поэтического журнала «Воздух» Дмитрий Кузьмин как-то сравнил стихи Ес Сои с четверостишиями на поздравительных открытках. Они бывают не лишены изящества, но разговор про их литературную ценность, по его мнению, бессмыслен - они для этого не предназначены. «Массовое искусство в красивой и модной обертке подает человеку многократно пережеванное и переваренное предыдущими поколениями, позволяя ему не меняться, не развиваться, не думать и быть собой довольным», - говорит Кузьмин.
В середине 90‑х Кузьмин открыл интернет-библиотеку «Вавилон», знаковый ресурс для русскоязычной сетевой литературы. Сейчас он остается одним из главных критиков «дилетантской поэзии» и современной интернет-культуры, славящейся свободной публикацией творческого высказывания любого желающего. «Можно было бы сказать, что массовое искусство выполняет важную социальную миссию - психотерапевтическую и рекреативную, что лучше пускай слушают безголосых поп-певцов с тремя аккордами, чем колются и вешаются от безысходности, но это не та разновидность гуманизма, которую я исповедую», - отмечает Кузьмин.
«Если бы меня критиковали Ник Кейв или Том Уэйтс, я бы, наверное, прислушивался, - отшучивается Ес Соя, но потом становится серьезней: - Слушай, я все понимаю. Я хотел бы писать лучше. Я хотел бы писать серьезней. Я же читаю. Я сравниваю. Я вижу. Если бы я мог контролировать, о чем я пишу и как я пишу, но я не контролирую. Ничего лучше я пока не могу. В конечном итоге зрители, критики не имеют значения. Есть только я и бумага». Но в последнее время Ес Соя начал задумываться, что произойдет с ним и другими представителями сетевой поэзии. По его теории, лет через пять ситуация дойдет до абсурда. И за это время ему надо поменяться, потому что никто не любит стареющих юношей.
Ах Астахова нервно курит в ночном холоде и всматривается в окна помпезного загородного отеля. Там бизнес-истеблишмент Ростова-на-Дону в бабочках и при жемчугах поглощает паштет из фуа-гра и заливает в себя шампанское под предлогом участия в благотворительном аукционе. Джентльмены посмеиваются, дамы чудом удерживают равновесие - неустойчивость шпилек компенсируется тугостью коротких платьев, не позволяющей ногам разъезжаться в стороны на скользком паркете. «Господа, давайте поможем сиротам», - ведущий аукциона, отчаявшись, бренно переходит от лота к лоту: декоративная фигура «Отличная работа» (76 тысяч рублей), кольцо «Волшебство» (88 тысяч рублей). Желающих нет. Зал вяло оживляется на алкогольной секции: кто-то покупает любимое вино Барака Обамы, но брезгует красным, которое якобы обожает Владимир Путин. Баннер под потолком славит организаторов - журнал «Искусство потребления».
«Так и придумываются стихи», - говорит мне Астахова, прожигая взглядом стекло. Она согласилась выступить тут по просьбе знакомой, но уже многократно пожалела. Она переживает из-за детей, возмущена фальшью и фарсом мероприятия, а еще ей кажется, что сама она, в потрепанных кедах и с цветами в волосах, - еще один аттракцион в меню поднаторевшей в искусном потреблении публики. Я интересуюсь: неужели она собирается написать злые стихи? «А я уже писала раньше», - признается она и начинает смущенно, но эмоционально читать:
Все здесь пахнет слишком дешево,/ Руки-косточки, чокаясь бокалами жадно,/ Льют вино на пол роскошенный/ И хохочут нечестно, но складно./
Мундштуки из бриллиантовых сумок/ Так и лезут, как скользкие змеи,/ С наступлением новых суток/ Полулюди становятся злее./
«Мне кажется, тебе стоит прочитать их прямо здесь», - предлагаю я. Она краснеет и спешит внутрь. Молоток упускает последний шанс ударить по деревяшке. Ах Астахова выходит на сцену. Я ухватываю с опустевшего стола хамон и голубой сыр. «Прежде всего хочу сказать спасибо всем, кто сегодня что-то купил», - говорит поэтесса полупустому залу. Она пробегается по укороченной программе, профессионально, но с минимальным энтузиазмом. Никаких злых полулюдей и змей-мундштуков. Но она неожиданно ставит точку стихотворением «Соблазны», которое может претендовать на статус социальной критики.
Любишь вкусно поесть -/ Попробуй кашу манную на воде;/ Контролируй свою утробу,/ Приучи ее к пустоте./
Любишь деньги - раздай прохожим;/ Любишь выпить - попей воды;/ Будь к себе и честнее, и строже;/ К исполнению веди мечты./
«Ой, это было слишком? - взволнованно спрашивает у меня Астахова. - Не стоило его читать последним? Это случайно получилось, я хотела поставить его в начало, а потом перепутала…»
Из глубины зала на нее двигалась самая странная пара вечера - полноватый мужчина в спортивном костюме и кожаных ботинках в сопровождении женщины в серой шубке и ботфортах, нувориши из девяностых, словно прибывшие на машине времени. Весь вечер они не отходили от барной стойки, не уделяя внимание аукциону. Они начинают перебивать друг друга:
- Вау! - Блин! - Спасибо за последний стих! - Давайте, блин, вместе книгу сочиним! - Я пишу сейчас такой детективчик. - Вот возьмите визиточку. - Прямо в точку. - Спасибо.
я тебя люблю
я тебя люблю/ дыма лесками/ свежими ранами/ прожженными занавесками/ джинсами рваными/
я тебя люблю/ без памяти/ сжигая мосты/ медленно тлея/
я тебя люблю/ без палева/ без …/ без Фэирплэев/
Ес Соя, 2008
Михаил Левин, Афиша Daily