Антон Павлович Чехов
Чехов нынче считается чем-то вроде мирового эталона писателя.
Во многом это связано с тем, что на переходе между девятнадцатым и двадцатым веком вирус марксизма начал проникать во все страны подряд, и потому у всех были одни и те же проблемы, из которых жизнь выглядела более или менее похожей. Что, впрочем, не отменяло того факта, что писателем Чехов был гениальным. С девятнадцати лет Антоша писал коротенькие зарисовки, вскоре дойдя до темпа "одна штука в день", и печатал их в различных газетёнках, так что за лет за пять-шесть он наклепал что-то вроде восьмиста произведеньиц по двадцать-сорок строчек каждая (это что-то около одной-двух страниц), при том что часть их них до сих пор никто не может найти, потому что и газет-то таких не осталось. Легко представить, сколько у него было опыта к тому моменту, как он в двадцать семь по совету известного писателя-критика Григоровича решился взяться за серьёзный труд - рассказ на "полторы тысячи строк", то есть, страниц эдак на шестьдесят.
Памятник «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего "Каштанку"»
С серьёзным произведением Чехов мучился почти полтора года, но так ничего и не вышло. В очередной раз эволюция победила революцию, и писатель, поняв что сразу с зарисовок на романы переходить не стоит, снова взялся за рассказы, правда "градус" стал постепенно повышать, с каждым разом делая тексты всё длиннее и серьёзнее.
Короткие рассказы успешно печатались и приносили неплохой доход. Ещё копеечку добавляла медицинская практика. Хотя сам Чехов иногда жаловался, что на дорогу до больных уходит столько же, сколько эти больные платят (а в конце девятнадцатого века Государь Император и вовсе запретил докторам брать деньги за лечение на дому), зато из разговоров с пациентами часто появлялись новые сюжеты, так что практику Антон Павлович не оставлял.
Карикатура «Чехов перед собственным портретом».
Всем известный, этот портрет ему совершенно не понравился: "выражение... такое, точно я нанюхался хрену"
Критики того времени объясняли успех Чехова использованием ярких деталей при общей бесстрастности, даже отстранённости повествования.
Так, в "Жалобной книге" - хите того времени (да и последующих времён тоже; это - тот текст, где "Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа") среди большого количества обвинений друг друга в шулерстве и дурошлёпстве имеется запись "ученика 7-го класса Курской гимназии" - а значит, либерала, по меркам 75-го года главного врага Империи и лично жандарма, отвечающего за жалобную книгу. И потому старательный жандарм, оставив остальные записи в покое, старательно вымарывает всё, что тот написал:
«Находясь под свежим впечатлением возмутительного поступка... (зачеркнуто). Проезжая через эту станцию, я был возмущен до глубины души следующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими красками наши железнодорожные порядки... (далее всё зачеркнуто, кроме подписи). Ученик 7-го класса Курской гимназии Алексей Зудьев».
Или, допустим, отвечая Бунину, сгоряча назвавшему Чехова поэтом, он справедливо замечает: "Поэтами, милсдарь, считаются только те, которые употребляют такие слова, как «серебристая даль», «аккорд» или «на бой, на бой, в борьбу со тьмой»"
Чехонте - один из псевдонимов Чехова, подаренный ему гимназистским учителем Закона Божия
В 1899 году к Чехову, уже довольно известному, не на уровне Достоевского или Толстого, конечно, но тем не менее весьма популярному, приезжает в гости потомственный пруссак, частично еврей, а нынче русский книгоиздатель - Адольф Маркс. Чехов продаёт ему права на издательство всех своих уже вышедших произведений, а также всех, что он напишет в ближайшие двадцать лет. Сумма контракта огромная - семьдесят пять тысяч рублей, плюс на будущее двести пятьдесят рублей за каждые написанные шестнадцать страниц. С учётом курса, Роулинг за всего "Гарри Поттера" получила в десять раз больше, но на её стороне был кинематограф и мерчендайз.
Впрочем, несмотря на огромные затраты, Маркс не прогадал. Получив права, он в следующем же году печатает первое "полное издание сочинений Чехова" в шестнадцати томах. Небольшая книжечка шла приложением к издаваемому Марксом журналу "Нива" и стоила не так много - что-то около одного рубля. За год таких книжечек было продано двести пятьдесят тысяч, то есть у каждого третьего московского или петербуржского грамотея такая была.
Чехов тем временем построил себе дачу в Ялте (громадный особняк) и сторговал себе право на получение гонорара за спектакли, что с учётом возрастающей ценности драматургии было весьма верным решением.
Антон Павлович в бабочке
В 1903 году появляется последняя пьеса Чехова - "Вишневый сад".
Один из основных героев пьесы - Лопахин. Превращающийся в помещика купец, сын мужика. При советах его бы назвали кулаком с конфискацией и всем причитающимся. Отец его в деревне лавку открыл, а сын теперь в жёлтых башмаках. Сейчас бы написали - в красных мокасинах. У него есть свой план, как спасти мир разрушающегося дворянства. Надо взять нежный "вишнёвый сад" и превратить его в выгодный и приносящий доход "вишневый". Разделить имение на несколько участков, отдать дачникам в аренду. А самим жить как прежде. "Поймите! Раз окончательно решите, чтоб были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены".
А дворяне не соглашаются. "Дачи и дачники - это так пошло, простите". И закономерный результат - имение уходит с молотка.
В те годы таких Лопахиных - сын мужика, сам в красных мокасинах - было море. Чехов изначально хотел, чтобы его играл такой же бывший купец - Станиславский. Но тот отказался возвращаться в старую жизнь даже на сцене, и взял роль Гаева, одного из помещиков. Заодно превратил Чеховскую "комедию" в "трагедию", каковой её и считают до сих пор.
А сам Чехов умер через полгода после первой постановки "Вишнёвого сада", второго (15-го) июля 1904 года, в немецком городке с бокалом шампанского в руках.
Во многом это связано с тем, что на переходе между девятнадцатым и двадцатым веком вирус марксизма начал проникать во все страны подряд, и потому у всех были одни и те же проблемы, из которых жизнь выглядела более или менее похожей. Что, впрочем, не отменяло того факта, что писателем Чехов был гениальным. С девятнадцати лет Антоша писал коротенькие зарисовки, вскоре дойдя до темпа "одна штука в день", и печатал их в различных газетёнках, так что за лет за пять-шесть он наклепал что-то вроде восьмиста произведеньиц по двадцать-сорок строчек каждая (это что-то около одной-двух страниц), при том что часть их них до сих пор никто не может найти, потому что и газет-то таких не осталось. Легко представить, сколько у него было опыта к тому моменту, как он в двадцать семь по совету известного писателя-критика Григоровича решился взяться за серьёзный труд - рассказ на "полторы тысячи строк", то есть, страниц эдак на шестьдесят.
Памятник «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего "Каштанку"»
С серьёзным произведением Чехов мучился почти полтора года, но так ничего и не вышло. В очередной раз эволюция победила революцию, и писатель, поняв что сразу с зарисовок на романы переходить не стоит, снова взялся за рассказы, правда "градус" стал постепенно повышать, с каждым разом делая тексты всё длиннее и серьёзнее.
Короткие рассказы успешно печатались и приносили неплохой доход. Ещё копеечку добавляла медицинская практика. Хотя сам Чехов иногда жаловался, что на дорогу до больных уходит столько же, сколько эти больные платят (а в конце девятнадцатого века Государь Император и вовсе запретил докторам брать деньги за лечение на дому), зато из разговоров с пациентами часто появлялись новые сюжеты, так что практику Антон Павлович не оставлял.
Карикатура «Чехов перед собственным портретом».
Всем известный, этот портрет ему совершенно не понравился: "выражение... такое, точно я нанюхался хрену"
Критики того времени объясняли успех Чехова использованием ярких деталей при общей бесстрастности, даже отстранённости повествования.
Так, в "Жалобной книге" - хите того времени (да и последующих времён тоже; это - тот текст, где "Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа") среди большого количества обвинений друг друга в шулерстве и дурошлёпстве имеется запись "ученика 7-го класса Курской гимназии" - а значит, либерала, по меркам 75-го года главного врага Империи и лично жандарма, отвечающего за жалобную книгу. И потому старательный жандарм, оставив остальные записи в покое, старательно вымарывает всё, что тот написал:
«Находясь под свежим впечатлением возмутительного поступка... (зачеркнуто). Проезжая через эту станцию, я был возмущен до глубины души следующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими красками наши железнодорожные порядки... (далее всё зачеркнуто, кроме подписи). Ученик 7-го класса Курской гимназии Алексей Зудьев».
Или, допустим, отвечая Бунину, сгоряча назвавшему Чехова поэтом, он справедливо замечает: "Поэтами, милсдарь, считаются только те, которые употребляют такие слова, как «серебристая даль», «аккорд» или «на бой, на бой, в борьбу со тьмой»"
Чехонте - один из псевдонимов Чехова, подаренный ему гимназистским учителем Закона Божия
В 1899 году к Чехову, уже довольно известному, не на уровне Достоевского или Толстого, конечно, но тем не менее весьма популярному, приезжает в гости потомственный пруссак, частично еврей, а нынче русский книгоиздатель - Адольф Маркс. Чехов продаёт ему права на издательство всех своих уже вышедших произведений, а также всех, что он напишет в ближайшие двадцать лет. Сумма контракта огромная - семьдесят пять тысяч рублей, плюс на будущее двести пятьдесят рублей за каждые написанные шестнадцать страниц. С учётом курса, Роулинг за всего "Гарри Поттера" получила в десять раз больше, но на её стороне был кинематограф и мерчендайз.
Впрочем, несмотря на огромные затраты, Маркс не прогадал. Получив права, он в следующем же году печатает первое "полное издание сочинений Чехова" в шестнадцати томах. Небольшая книжечка шла приложением к издаваемому Марксом журналу "Нива" и стоила не так много - что-то около одного рубля. За год таких книжечек было продано двести пятьдесят тысяч, то есть у каждого третьего московского или петербуржского грамотея такая была.
Чехов тем временем построил себе дачу в Ялте (громадный особняк) и сторговал себе право на получение гонорара за спектакли, что с учётом возрастающей ценности драматургии было весьма верным решением.
Антон Павлович в бабочке
В 1903 году появляется последняя пьеса Чехова - "Вишневый сад".
Один из основных героев пьесы - Лопахин. Превращающийся в помещика купец, сын мужика. При советах его бы назвали кулаком с конфискацией и всем причитающимся. Отец его в деревне лавку открыл, а сын теперь в жёлтых башмаках. Сейчас бы написали - в красных мокасинах. У него есть свой план, как спасти мир разрушающегося дворянства. Надо взять нежный "вишнёвый сад" и превратить его в выгодный и приносящий доход "вишневый". Разделить имение на несколько участков, отдать дачникам в аренду. А самим жить как прежде. "Поймите! Раз окончательно решите, чтоб были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены".
А дворяне не соглашаются. "Дачи и дачники - это так пошло, простите". И закономерный результат - имение уходит с молотка.
В те годы таких Лопахиных - сын мужика, сам в красных мокасинах - было море. Чехов изначально хотел, чтобы его играл такой же бывший купец - Станиславский. Но тот отказался возвращаться в старую жизнь даже на сцене, и взял роль Гаева, одного из помещиков. Заодно превратил Чеховскую "комедию" в "трагедию", каковой её и считают до сих пор.
А сам Чехов умер через полгода после первой постановки "Вишнёвого сада", второго (15-го) июля 1904 года, в немецком городке с бокалом шампанского в руках.