Музей Достоевского в Кузнечном переулке. Продолжение
Следующего раза не пришлось долго ждать, и я готова продолжить рассказ про музей Достоевского в Кузнечном переулке.
Перехожу из комнаты Анны Григорьевны в столовую.
Супруга писателя вспоминала, что обедать вместе с детьми садились около пяти часов, и Достоевский был всегда в прекрасном настроении. «Обед проходил весело, дети болтали без умолку, а мы никогда не разговаривали за обедом о чем-нибудь серьезном, выше понимания детей».
После обеда Федор Михайлович частенько оставался с детьми, рассказывал им сказки или читал басни Крылова.
Хочу привести забавный случай, который произошел однажды весной. Когда семья мирно сидела в столовой за обедом, раздался сильный звонок. Девушка побежала открывать, и вскоре все услышали странную фразу, которую визгливым голосом произнесла незнакомая женщина:
-Жив еще?
Немая сцена и недоуменные взгляды.
-Я спрашиваю, жив ли еще Федор Михайлович?
Как выяснилось, в Харькове, откуда приехала дама, разнеслись слухи, что писателя бросила жена, а сам он тяжело болен и лежит без помощи. Дама тотчас же выехала в Петербург, чтобы ухаживать за больным, а в квартиру писателя ворвалась буквально сразу по приезду.
Незнакомка оказалась учительницей, очень доброй и серьезно взволнованной. Убедившись, что с Достоевским все в полном порядке, она на следующее утро укатила обратно в Харьков.
Пройдя через столовую, попадаю в большую гостиную.
К писателю приходили многочисленные посетители с разными просьбами. Он старался никому не отказывать, принять и выслушать каждого. «…к двум часам у нас собиралось несколько человек, частью знакомых, частью незнакомых, которые по очереди входили к Федору Михайловичу и иной раз просиживали у него по часу».
В гостиной писатель любил посидеть перед тем, как пойти к себе в кабинет. Он много курил, особенно когда работал по ночам, хотя врачи категорически запрещали ему курение - у Достоевского была эмфизема легких.
По поводу болезни Федор Михайлович писал своей жене из Эмса летом 1879 года: «Нашел (доктор - комментарий мой), что у меня какая-то часть легкого сошла со своего места и переменила положение, равно как и сердце переменило свое прежнее положение и находится в другом». Он сильно надеялся, что ему поможет лечение на водах в Германии. Но двоюродный брат Анны Григорьевны, доктор Иван Григорьевич Сниткин, признался ей, что болезнь «сделала зловещие успехи» и может угрожать жизни.
Заглянем в кабинет писателя. Войти в него нельзя, можно только посмотреть, стоя за натянутым шнуром.
Здесь Федор Михайлович работал над своим романом «Братья Карамазовы», некоторыми главами из которого он, обычно очень строгий к себе, был очень доволен. По воспоминаниям его жены, Достоевский вообще был на редкость трудолюбивым человеком, и, даже если бы он был богат, то и тогда находил бы темы для постоянной литературной работы. Мечтал он написать вторую часть «Братьев Карамазовых», где были бы все те же герои, но через двадцать лет. Этой мечте не дано было осуществиться.
Вернемся снова в гостиную - наша экскурсия уже подходит к концу.
Уголок с диваном и овальным столиком воссоздан по рисунку племянницы Достоевского - Варвары Андреевны Севастьяновой. На столе лежит коробка папирос, которые только и курил Федор Михайлович, смешивая два сорта и набивая папиросы сам.
На обратной стороне коробки сохранилась надпись, сделанная рукой дочери писателя Любы: «25 января 1881 года. Сегодня умер папа».
Я долго не могла отойти от стола, рассматривая эту надпись. Спросила у сотрудницы музея, почему надпись именно на коробке. «Что под руку попалось», - ответила мне она.
Перед смертью Достоевский сказал своей жене слова, «которые редкий из мужей мог бы сказать своей жене после четырнадцати лет брачной жизни: «Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно!»»
Анна Григорьевна вспоминала, что Достоевский знал, что он умрет, и что переход в другой мир ему был не страшен.
В восемь часов тридцать восемь минут вечера Федор Михайлович умер. Приехавший доктор Черепнин смог уловить только последние биения его сердца. Стетоскоп, которым он слушал Достоевского, доктор сохранял, как реликвию.
