знание сила есть ума не надо знаков препинания тоже
Бэкон идиот, я идиот, текст идиотский.
Но, верите ли, мне похуй (с)
ах да, я содрала с яндекс.словарей целых полтора абзаца. стыд какой. :x
Данное эссе будет посвящено первой книге "Нового Органона" за авторством Фрэнсиса Бэкона. Собственно, прежде чем начать непросредственный анализ, точнее, попытку такового, я думаю, стоит немного поговорить как о самой персоналии автора, так и о многообещающем названии книги. Само название "Органон", как известно, отсылает нас к аристотелевскому сборнику трактатов по логике и теории познания, включавшему в себя обе "Аналитики", "Категории", и другие работы. Исходя из этого, можно предположить, что Бэкон, добавляя к аристотелевскому названию эпитет "новый", давал понять, что его произведение будет направлено на пересмотр и переоценку всего доселе известного, и характер будет носить "революционный". Впрочем, если взглянуть на названия других работ этого философа, такая позиция не покажется удивительной: чего только стоят трактаты, озаглавленные как "Все или ничего" или "Total debosh", написанные им в период увлечения рассмотрения античной философии. Да и сам по себе Бэкон был весьма непростой личностью, и успел за свою жизнь побывать не только успешным политическим деятелем, лордом-канцлером, адвокатом, но и посидеть на скамье подсудимых, будучи обвиненным во взяточничестве. Таким образом, мы получаем хоть и смутное, но все представление о том, каков был человек, совершивший своего рода переворот в науке, задавший вектор движения научной мысли на многие годы, если не века, вперед. Теперь обратимся к самому трактату.
Итак, "Новый Органон", изданный в 1620 году на латинском языке, был задуман как вторая часть основного труда всей жизни Бэкона - "Великого восстановления наук"; первая же часть - "О достоинстве и приумножении наук" будет опубликована Бэконом в 1623 году. Говорят, автор работал над созданием "Нового Органона" около 10 лет, однако книга, как известно, так и вышла в свет неоконченной. "Новый Органон" состоит из предисловия и двух частей: "Афоризмы об истолковании природы и царстве человека" и "Книги второй афоризмов об истолковании природы, или О царстве человека". В данном эссе будет рассмотрена первая часть трактата, ну, и предисловие, соответственно.
Как уже упоминалось выше, название данного труда перекликается с "Органоном" Аристотеля, который греки рассматривали как некий инструмент познания. В противовес Аристотелю Бэкон выдвигает новый инструмент познания, новую методологию, которая будет направлена на то, чтобы исследовать природу, "проложить себе наконец доступ к ее недрам". В самом начале книги он рассуждает о том, что "те, кто осмелился говорить о природе как об исследованном уже предмете,- делали ли они это из самоуверенности или из тщеславия и привычки поучать - нанесли величайший ущерб философии и наукам", поскольку лишили смысла какие-либо последующие научные или филофофские изыскания, поиски новых идей и методов изучения природы. А это для Бэкона неприемлемо, ибо "человек, слуга и истолкователь природы, ровно столько совершает и понимает, сколько он охватывает в порядке Природы". Следовательно, для большего могущества требуется большее разумение. По этому поводу следует ряд высказываний, суть которых сводится к тому, что нынешний путь познания мира недостаточен и ограничен, а потому - нам нужен новый, гораздо более эффективный и точный метод. Однако, помимо несовершенства путей исследования, Бэкон видит еще одну большую проблему, тормозящую развитие мысли, мешающую охватить ту сферу знаний, которая на самом деле доступна человеку. Речь идет о так называемых "идолах", которые разделены на несколько видов, и олицетворяют собой все то, что мешает мыслить продуктивно. Бэкон пишет о них так: "Идолы и ложные понятия, которые уже пленили человеческий разум и глубоко в нем укрепились, так владеют умом людей, что затрудняют вход истине, но, если даже вход ей будет дозволен и предоставлен, они снова преградят путь при самом обновлении наук и будут ему препятствовать, если только люди, предостереженные, не вооружатся против них, насколько возможно". Далее, он делит их на четыре вида и дает им имена, "для того чтобы изучать их <...> Назовем первый вид идолами рода, второй - идолами пещеры, третий - идолами площади и четвертый - идолами театра". Рассмотрим же вкратце каждый из этих видов.
1) Идолы рода.
Такими идолами у Бэкона являются те, что "находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей"; к ним он относит, например, ложное представление о том, что "чувства человека есть мера вещей". Эти идолы опасны тем, что из-за них "ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде", и тем самым затрудняет обнаружение истины. Далее, Бэкон рассуждает о том, что "человеческий разум в силу своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и единообразия, чем их находит. И в то время как многое в природе единично и совершенно не имеет себе подобия, он придумывает параллели, соответствия и отношения, которых нет". Он приводит в пример чужеземца, который в ответ на демонстрацию тех, кто выжил благодаря молитвам и обетам, и требование признать силу и истинность той веры, вопрошает о тех иных, что не спаслись, несмотря нина какие обеты. "Люди, услаждающие себя подобного рода суетой, отмечают то событие, которое исполнилось, и без внимания проходят мимо того, которое обмануло, хотя последнее бывает гораздо чаще".
2)Идолы пещеры.
Эти идолы - "суть заблуждения отдельного человека ". Помимо общечеловеческих ошибок, диктуемых вышеописанными идолами рода, у каждого из нас есть, по выражению Бэкона, "своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам". Из этого определения, кстати, Бэкон делает вывод, что души людей - довольно нестабильные и случайные по своей сути, определяемые обстоятельствами, формирующиеся по воле случая, что никак не способствует расширению сферы знаемого, поскольку ничто не гарантирует, например, стабильного стремления каждого человека к объективному знанию, что бы там не говорил Аристотель. Бэкон говорит об этом следующее: "человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное - потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое - ибо оно неволит надежду; высшее в природе-из-за суеверия; свет опыта - из-за надменности и презрения к нему, чтобы не оказалось, что ум погружается в низменное и непрочное; парадоксы - из-за общепринятого мнения. Бесконечным числом способов, иногда незаметных, страсти пятнают и портят разум." Здесь же он упоминает и Аристотеля, который, по его мнению, "свою натуральную философию совершенно предал своей логике и тем сделал ее сутяжной и почти бесполезной". Подводя итог, Бэкон дает некое наставление всем тем, кто стремится освободиться от таких идолов: "Вообще пусть каждый созерцающий природу вещей считает сомнительным то, что особенно сильно захватило и пленило его разум. Необходима большая предосторожность в случаях такого предпочтения. чтобы разум остался уравновешенным и чистым".
3)Идолы площади.
Данный вид идолов характеризует проблему словоупотребления, и, как следствие, пробему взаимопонимания. Бэкон говорит о том, что слова слишком сильно влияют на наш разум, "осаждая его", а между тем сколько различных толкований и смутных значений имеет каждое из них. Люди злоупотребляют словами, теряют истинные смыслы оных, и самое пренеприятное во всем этом то, что их значения "устанавливаются сообразно разумению толпы", и вследствие этого факта "плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя ученые люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям". Бэкон характеризует идолов площади как наиболее тягостное и проблемное явление. Он разделяет их на два вида: одни суть устаревшие названия несуществующих вещей (например, «судьба», «перводвигатель», «круги планет», «элемент огня»), другие же - проистекают из неумелых и дурных абстракций; по мнению Бэкона, первые искореняются куда как проще, нежели вторые, но бороться, разумеется, следует и с теми, и с другими.
4) Идолы театра.
Так Бэкон именует тех, что "вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств". Идолами театра он называет их потому, что "сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры". Можно предположить, что не последнее место в списке этих идолов занимали философия Аристотеля и средневековая схоластика, столь нелюбимая Бэконом за то, что осудила Аверроэса. Здесь имеет место позиция Бэкона относительно религии и различных вариаций на тему божественного знания и откровения. Поскольку он был сторонником того, что разумом может быть постигнуто лишь существование Бога, а все остальное познается путем откровения, такая позиция вполне отвечала понятию о "двойственной истине", которое было введено Аверроэсом.
В рассуждениях, касающихся идолов театра, Бэкон вообще довольно много и недобро говорит об Аристотеле, обвиняя того в принижении "благороднейшей субстанции" - души, в том, что испортил естественную философию "своей диалектикой", да и вообще "он всегда больше заботился о том, чтобы иметь на все ответ и словами высказать что-либо положительное, чем о внутренней истине вещей". Помимо Стагирита Бэкон рассматривает немало других философов и философских течений, но, кажется, во всем умудряется найти негодное и ведущее в тупик. Подводя итог данному пласту рассуждений, я, опять-таки, процитирую Бэкона: "Итак, об отдельных видах идолов и об их проявлениях мы уже сказали. Все они должны быть отвергнуты и отброшены твердым и торжественным решением, и разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них. Пусть вход в царство человека, основанное на науках, будет почти таким же, как вход в царство небесное, «куда никому не дано войти не уподобившись детям»".
Теперь о методе, который, по задумке автора, должен разрешить все противоречия и позволить человечеству гордо шагать вперед, навстречу истинному знанию. Речь здесь идет, во-первых, о важности эксперимента: "самое лучшее из всех доказательств есть опыт, если только он коренится в эксперименте". Эмпирический путь познания наиболее достоверен, считает Бэкон, и именно этот должен лежать в основе научного познания. Второй составляющей является индукция, позволяющая верно анализировать и упорядочивать полученные знания. Но "плоха та индукция, которая заключает об основах наук посредством простого перечисления, не привлекая исключений и разложений или разделений, которых требует природа". Бэкон предлагает усовершенствованный вариант индукции, который позволит избежать таких ошибок, как "шаткие заключения и <...> oпасности со стороны противоречащих частностей", к которым ведет вынесение решений "большей частью на основании меньшего, чем следует, количества фактов, и притом только тех, которые имеются налицо". Суть истинно научной индукции заключается в том, что она "должна разделять природу посредством должных разграничений и исключений. И затем после достаточного количества отрицательных суждений она должна заключать о положительном". Понимая ограниченность данного метода, всегда имеющего дело с незавершенным опытом. Бэкон предпринимает попытки выработать эффективные средства, которые позволили бы дать гарантию необходимости и достоверности получаемых таким образом знаний. С этой целью он развертывает грандиозную систему таблиц: Открытия - Присутствия - Отсутствия и Степеней. Именно эти таблицы и позволят в итоге, по мысли философа, выявить причины, закон (или форму) того или иного явления, избегая при этом случайностей, факторов, "постоянно не сопутствующих" исследуемому явлению. Таким образом, из обычного метода узко эмпирического исследования индукция превращается у Бэкона в метод выработки фундаментальных теоретических понятий и аксиом естественной науки или, выражаясь его словами, "естественной философии". Будучи методом продуктивного открытия, индукция должна работать, считает он, по строго определенным правилам, не зависящим в своем определении от различий индивидуальных способностей исследователей, "почти уравнивая дарования и мало оставляя их превосходству". Определенная регламентация всегда отличает научное знание от обыденного, как правило, недостаточно ясного и точного и не подлежащего методологически выверенному самоконтролю. Бэконовская индукция содержит в себе ряд продуктивных схем, которые впоследствии были включены в реализацию экспериментальных исследований, и в этом смысле философа можно считать не только основателем эмпиризма, но и, как следствие, одним из основателей современной опытной науки.
Разумеется, не стоит упускать тот факт, что Бэкон повлиял на дальнейшее развитие человечества не только в позитивном ключе. Его желание как можно более точно и эффективно изучить природу, несомненно, похвально, однако среди его рассуждений находятся заявления, которые могут быть истолкованы не так, как, вероятно, задумывалось; среди них попадаются такие, которые неявно, но все же намекают на то, что природа должна служить человеческому благу, и, более того, она должна быть именно "побеждена". Не к взаимовыгодному синтезу, но к подавлению ее силой разума ведет Бэкон. И, по-видимому, многие его последователи чересчур увлеклись этой идеей, причем увлеклись настолько, что до сих пор человечество, и ученая его часть в особенности, порой совершенно варварски использует природу в своих "благих научных изысканиях". Нет, разумеется, я не стану приписывать Бэкону прямое указание на то, что такие последствия долженствуют быть, однако свою лепту он внес, чего уж тут отрицать. И в нынешних условиях сосуществования человека и природы многие из его изречений звучат ужасающе.
Но все это - не более, чем субъективное мнение, и я ни в коей мере не собиралась умалять заслуги Бэкона перед человечеством, если речь, конечно, идет о человечестве мыслящем.