"Умирать не хочется и жить не лучше": о чем думали студенты Уральского индустриального института?

Jan 01, 2021 12:55


В этой заметке представляем Вашему вниманию дневник студента Уральского индустриального института (УИИ) Викторина Ефимова о жизни во время репрессий и накануне войны.

Этот дневник был обнаружен у следователя НКВД в 1942 г. благодаря «активности и бдительности» неизвестного «сознательного советского гражданина» и ставший главным доказательством по обвинению его автора в антисоветской агитации, принадлежал Викторину Ефимову. Будучи студентом Уральского индустриального института в 1932-1936 гг., он начал вести записи в обычной тетради, так как «постоянная жизнь на виду» полностью лишала человека автономности.
По мнению Викторина, дневник создавал ему пространство личной свободы и предоставлял возможность быть наедине с собой. Следователи, получив записи, в которых содержались неопровержимые свидетельства критического отношения студента (позднее - молодого инженера) к экономическим и политическим мероприятиям советской власти, попытались сфабриковать на этих свидетельствах дело о наличии контрреволюционной группы. Дополнительные подозрения вызвали изъятые при аресте Викторина грампластинки на немецком языке и «Элементарный курс по немецкому языку». Этими обстоятельствами можно объяснить и длительный срок расследования (15 месяцев), и перенесение рассмотрения дела из Свердловска в Москву. В. Ефимов был приговорен к десяти годам исправительных работ в лагере, а не к расстрелу.



Студенческий городок УИИ, 1930-е гг.



Дневник В. Ефимова представляет собой уникальный источник
мира культуры самого автора и общества, в котором он жил. Своеобразие стиля, характер лексики, особенности орфографии являются выразительными свидетельствами принадлежности В. Ефимова к новой - советской - инженерной элите. Его жизненный путь типичен для интеллигента того времени: родившийся в семье потомственного рабочего, в раннем возрасте начавший работать на заводе, после окончания рабфака ставший студентом технического вуза и получивший диплом, он был направлен в 1937 г. на Среднеуральскую ГРЭС. Казалось бы, его отношение к миру, взгляды на существующий порядок, нравственные ориентиры должны были соответствовать доминирующим стереотипам. Однако Викторин не только смог сохранить индивидуалистическое мировоззрение, но и преодолеть многие принятые нормы поведения. В частности, несмотря на многократные предложения вступить в ВКП(б), невзирая на давление секретаря парткома и даже отказ в назначении на должность главного инженера, он так и не стал коммунистом.
В. Ефимов являлся представителем поколения молодых людей,
только начинавших в 1930-е гг. свой жизненный путь: мечтательные, образованные, желавшие работать, они сталкивались со множеством трудностей в повседневной жизни и профессиональной деятельности.
Судьба предыдущих поколений и личный жизненный опыт, как правило, разрушали оптимизм и веру в светлое будущее. Сложное, неоднозначное восприятие реальности сопровождалось постоянным поиском смысла жизни.
Противоречивым оказался процесс овладения знаниями: несмотря на искреннее желание стать инженером, Викторин, в институте не всегда добросовестно относился к занятиям (как и многие другие студенты). Обучаясь уже на третьем курсе, он записал: «Академическая работа не в почете, все воспринимают ее как тягчайшую обязанность». Викторин знал о важнейших культурных событиях, происходящих в городе и институте, но редко бывал в театрах и кино.
Он критиковал себя и однокурсников, не использовавших имевшиеся возможности. Например, он записал, что в институте каждую неделю накануне выходных «лучшие профессора читают лекции по истории музыки, астрономии, русской истории, другим темам», и указал, что ни разу не видел там своих однокурсников: «Дело тут не во времени … в инертности, лени…»
Однако расставание с институтом окрашено смешанными чувствами радости и грусти: «Когда прозвенел последний звонок, сделалось очень жаль. Вспомнилось, что еще 5 лет назад ты был просто
рабочим и мог бы им остаться. Сколько бессонных ночей, все свободное время проведено за книгой. И вот я инженер. С каким благоговением смотрел я раньше на них, стремясь представить, что может думать инженер…». Если в студенческие годы ценность знания еще не осознавалась во всей полноте, то после окончания Викторин много читал, поступил на заочное обучение в Ленинградский институт, получил второй диплом. Все коллеги, работавшие с ним и дававшие показания следователям, отмечали его высокий профессионализм
и компетентность, указывали, что когда он стал главным инженером, аварий не было.
Трудовая деятельность на одной из крупных электростанций
Урала позволяла молодому инженеру говорить о порочности системы в целом. Самыми отрицательными явлениями он считал бюрократизацию аппарата управления народным хозяйством, преобладание бумажной волокиты над реальными делами: «все от низов до самых верхов едут на бумажках…» Викторин назвал и другую проблему управления экономикой: «Неорганизованность у нас во всей системе хозяйства и бесхозяйственность - иногда подумаешь и оторопь берет». Сравнивая состояние советской энергетики с развитием аналогичной отрасли за границей, В. Ефимов обратил внимание на чрезмерную численность штатов, что являлось, по его мнению, одной из причин неэффективности. Страх специалистов и начальников перед возможными наказаниями, опасения принимать самостоятельные решения, по мнению молодого инженера, оказывали негативное воздействие на производственную деятельность, не позволяя обсуждать возникавшие проблемы и действовать только после получения указаний от вышестоящих инстанций. Такие согласования и нерешительность (особенно в случае аварии) приводили к непоправимым последствиям. В дневнике есть описания аварий - в этих экстремальных ситуациях Викторин действовал решительно и самоотверженно, не опасаясь за возможные взыскания или угрозу для своей жизни. Он смело шел на риск, стараясь предотвратить гибель людей и разрушения.
Тем не менее, иногда трагедии избежать не удавалось, и Викторин с болью и негодованием описывал такие случаи.
Достаточно объективно автор дневника оценивал политическую ситуацию в СССР. Весьма интересными являются его наблюдения, подвергающие сомнению тотальное влияние коммунистической идеологии на сознание советских людей. В частности, будучи студентом, В. Ефимов описал ситуацию на занятиях по ленинизму: «Вопрос о поведении студентов на лекциях сделался предметом обсуждения факультетской печати. Я думал, что после этого будут репрессивные меры. Однако этого не случилось. Ребята по-прежнему делают домашние работы, читают газеты и книги, но не слушают лектора».
Уже в студенческие годы В. Ефимов совершенно отчетливо понял декоративную роль профсоюзных организаций и их комитетов:
«По-моему, в наших условиях профсоюз потерял всякое значение и существует только для сбора членских взносов». Очень критично В. Ефимов отзывался о некомпетентности партийных функционеров и рядовых членов партии, оправдывавших свою значимость принадлежностью к ВКП(б): «Коммунист, будь он хоть дурак, все равно чувствует себя хозяином». Молодой инженер отмечал, как трудно быть беспартийным начальником. Директор станции, который несколько раз предпринимал попытку уговорить Викторина вступить в партию, в своих свидетельских показаниях утверждал: В. Ефимов доказывал, что в работе профсоюзов и советов осуществляется диктатура партии - все делается по указанию парторганов.
Однако, отмечая «всю относительность нашей свободы слова и дела, идеи независимости личности и коллектива», Викторин оправдывал «новый порядок» в целом. Тем не менее, он не считал возможным идентифицировать все достижения с советской властью: например, признательность за получение образования адресована им Родине. В записях не встречается имени И. Сталина, что свидетельствует либо о самоцензуре, либо о сдержанном отношении к этой личности, так как о других лидерах советского государства В. Ефимов
высказывал свое мнение. Например, известие о смерти Г.К. Орджоникидзе было воспринято автором дневника очень эмоционально: «Печальная весть меня поразила. Из всех наркомов он был безусловно самый талантливый и хорошо знал людей… И вот его нет. Неужели ничего нельзя было предпринять для избежания такого конца? Это результат громадной работы. Жаль, бесконечно жаль Серго! Я сегодня
очень расстроился и не могу ничего делать. Прощай, Серго!»
Наблюдая за процессом троцкистско-зиновьевской группы,
В. Ефимов сделал такой вывод: «Действительно, что-то ужасное.
Однако тут много непонятного и нужно знать внутренние причины кремлевского механизма, чтобы оценить положение». Ему кажется удивительным обвинение, предъявленное Н.И. Бухарину: «…Он не мог идти на такое дело … Он представляется очень порядочным, честным…» Размышляя о причинах привлечения этого политического лидера к суду, В. Ефимов высказал предположение о возможном влиянии характеристики, данной В.И. Лениным. Такие размышления
свидетельствуют о знакомстве автора дневника с «Письмом к съезду», являвшимся запрещенным в 1930-е гг.
Теме репрессий посвящена значительная часть записей дневника - это свидетельствует о желании Викторина разобраться в происходившем, ибо слежка, доносы, аресты стали явлением повседневной жизни. Характер записей отражает неоднозначность его отношения к фактам арестов. В студенческие годы, когда происходили аресты однокурсников и знакомых, сначала возникло чувство удивления и даже одобрения, затем - непонимания и неприятия. В частности, когда арестовали одного из студентов, поведение которого казалось Викторину подозрительным, он записал в дневнике: «Может быть, я отношусь к нему предвзято, но его нужно было давно изолировать и выяснить, что он за человек». Тем не менее, Викторин выразил надежду: «Там разберутся». Арест товарища по группе В. Ефимов назвал происшествием, так как, во-первых, агенты НКВД явились в первом часу ночи, во-вторых, «трудно даже предположить, что послужило поводом к столь репрессивным мерам». Поскольку они вместе жили в общежитии, Викторин понимал, что нет никакой причины для ареста. В дневнике он записал: «Этот инцидент неприятен. Хорошо, если так и кончится, а то пришьют, как и тем трем огурчикам, 58-ю и поедет наш Иван на Волго-Дон». Однако при аресте третьего студента из его группы Викторин, видимо, и возмущался, и начал паниковать: «Что тут такое - понять невозможно».
Работая инженером на СУГРЭС и наблюдая практику бессмысленных арестов, он уже критически относился к таким событиям: «Медленно, но верно прививаю себе аполитичность … у нас такой кавардак - посмотришь, кругом подлецы, "враги", и ни одного честного человека». 6 апреля 1938 г. Викторин записал, что один из сослуживцев «пишет на нас с К. донос». Однако в целом причины репрессий и их масштабы оставались для автора дневника, как и многих его современников, неосмысленными. В. Ефимов лишь выразил надежду: «История покажет, конечно, что тут от лукавого».
Удивляет самостоятельность в оценках событий 1939 г.: в одной из записей Викторин отметил неожиданность и трагизм нападения Германии на Польшу; в другой - сообщил о вступлении Красной Армии на восточные польские территории «под предлогом, что нет правительства и порядка», а несколькими днями позже уверенно написал: «захватили все, что, видимо, было предусмотрено» по договору с Гитлером. Викторин обратил внимание на разнообразие мнений окружавших его людей: «Публика, однако, в полном недоумении и растерянности; для многих пошатнулись основные понятия нашей внешней политики, некоторые склонны классифицировать все происходящее как самое обычное захватничество».
Проблемы, обострившиеся в экстремальной ситуации участия СССР в военных действиях, лишь подтверждают объективность оценок экономической и политической ситуации, которые Викторин давал в предыдущие годы. В частности, 10 января 1940 г. он сделал такую запись: «Начались перебои с хлебом: Большую глупость мы сделали, что ввязались в войну, много она неприятностей принесет. У публики беспокойство … Мероприятия по приему раненых в Свердловске удручающе действуют на всех». Помимо того, люди волновались из-за отступления в Финляндии и мобилизации в городе. 16 января Викторин лишь констатировал: «Дела с каждым днем все хуже и хуже. Народ начинает паниковать. Слухи с фронта самые неутешительные. Ранеными забиты все курорты, госпитали, учреждения». 24 января он написал, что мобилизацию стали проводить ночью, так как «накануне собралась целая демонстрация провожающих ревущих». Викторин отметил ухудшение экономической ситуации: «С продуктами плохо, ничего нет, народ голодает, и по слухам, такое положение повсеместно».
Неудовлетворенность происходящим не давала покоя - даже активная производственная деятельность и возможность профессиональной самореализации в условиях несвободы и социальной напряженности не приносили радости, не создавали ощущения полноты жизни. Поэтому не случайны признания, часто встречающиеся в дневниках и письмах ровесников Викторина, квинтэссенцией которых можно считать его фразу: «Умирать не хочется и жить не лучше».



Коллектив СУГРЭС в годы войны. Фото из Музея энергетики Урала

По материалам: Быкова С.И. Дневники 1930-х годов: terra sovetica incognita // История в эго-документах. Екатеринбург: АсПУр, 2014.

P.S. Викторин выжил, его сын - режиссер Свердловской киностудии Л. Ефимов - написал книгу «Семейные хроники».

энергетика, великая отечественная война, Уральский федеральный университет, СУГРЭС, запрещённая литература, Среднеуральск, Уральский индустриальный институт, Свердловск, репрессии, НКВД, Викторин Ефимов

Previous post Next post
Up