Для Заповедника Сказок в день Рыцарских поступков - 1 ч.
ГРЯЗЬ ЖУТЬ МРАК - часть первая
https://zgorevna.livejournal.com/557234.html - часть вторая
За окном темно и тихо (частный дом, деревня), а на душе неспокойно и раздражающе вязко. Августовский вечер, каникулы, но радости никакой. Вечные мамины придирки: не так сидишь, почему всё время сидишь, зачем школу бросила. Аргумент «поступлю в ветеринарку» бьётся маминым «надо было в десятый идти и после школы - в институт, чтобы хорошая профессия была». Как будто ветеринар - не хорошая.
Сквозь стенку прорезается голос: мама жалуется приятельнице в вацапчике.
- Книг в руки не берёт, на прогулку не вытащишь, спортом не занимается. Пропалывает по грядке в день и считает, что помогла. Встанет после полудня - сразу носом в телефон. Интересов нет.
Это неправда. На столе - анатомические рисунки лошадей, рыб, людей. Рыб-людей. Людей-лошадей. Ну что поделать, если научный взгляд на размножение русалок куда увлекательнее, чем эти ваши книжки, которые морально устарели. Всё морально устарело, кроме средневековых бестиариев. Но их не купить, только загуглить. То самое «опять сидишь».
Мама заходит в комнату, светит планшетом по сторонам.
- Посмотри, за компьютером целые сутки. Из упрямства не встанет.
Приятельница отключается, предвидя скандал.
- А где мне быть? - будущий ветеринар закрывает ноут. - Всю весну просидели в квартире, всё лето - в деревне, гуляем до колодца и обратно, а сейчас можно, МОЖНО выходить в кино, в рестораны. В прошлое воскресенье на параде ВМФ все были. Вот, завтра зовут пересечься…
- В Питер? - мама чуть не роняет планшет. - Там самый вирус! И потом, встретишься ты со своими днд-шниками, чему они тебя научат?
- Мамзя! Почему кто-то должен меня учить? Встречаться просто так, для удовольствия - нет? Не слышали?
- Нельзя жить только для удовольствия, надо ум развивать…
- У-у-у! Не хочу с тобой разговаривать.
Мама изумлённо смотрит, как в рюкзак падают зарядка, смартфон. Из шкафа извлекается флиска, из стола - сухая лапша в чашке и чай в пакетиках.
- И не начинай о вреде ночного дожора!
Но мама молчит. Когда на кухне для термоса вскипает вода, она не выдерживает.
- Куда ты?
- На болото.
Из хлебницы немилосердно выдернуты печеньки и сушки.
- Что там делать?! Жуть одна… Ты нарочно, да? Какая же вредина.
- Ты говорила, упрямая.
- Ну, у тебя много достоинств.
Упрямая вредина имеет и ласковые прозвища.
И имя Кира.
И возраст - пятнадцать.
И характер.
«Не, её волнение объяснимо: боится за здоровье и всё такое. Особенно “всё такое”».
Кира сутулится, вспоминает, что её ругают за это, но лишь сильнее нахохливается, оттягивая карманы ветровки. Дорога ведёт от деревни к болоту, колдобистая, заросшая - надо смотреть под ноги, чтобы не запутаться в траве.
«Я понять её могу, а она меня - нет. Если возражаю - это я хамлю, а если она сливает про меня подругам - это нормально. А что библиотеки выкладывают электронные книги, по любому музею есть виртуальные экскурсии, это не считается. Всё, что не из прошлого века, полезным быть не может, ага. Поэтому запрёмся в глуши под предлогом карантина». Спорить с внутренней мамой непродуктивно, однако залипательно. Чтобы прекратить спор, надо отойти - буквально! - как можно дальше.
«Она говорит, у любого человека можно чему-нибудь научиться. А я должна?! Никому я ничего не должна. Хватит подстраиваться под чужие ожидания. И хватит этих внутренних монологов», - чтобы не запускать мысли повторно, как бегунов по стадиону, Кира поднимает голову. Сверху показывают чернильное мелкозвёздчатое небо и скособоченный оранжевый месяц. Ничего нового, звёзды тоже бесконечно однообразно и намного дольше, чем её мысли, бегают по кругу, только их «стадион» всё шире и шире.
Чем дальше она уходит, тем больше согласна с мамой: дома тепло и уютно, на болоте делать нечего. При этом она понимает, что если вернётся домой, ей снова захочется спорить, кричать и бежать прочь. И способа разрешить такое противоречие Кира не знает, как не знает, почему над самыми деревьями полный месяц кажется пузырём ноздреватой строительной пены, а в зените - мелкой сточенной монеткой с нестерпимым серебряным блеском. Хотя последнее можно загуглить.
И всё же, зачем она идёт на болото. К кому? Когда живёшь в эпоху постмодерна, то чудес не ждёшь, но места знать надо. Допустим, идёт она в место необычное за впечатлениями неизведанными. Дорога ведёт к известному в области объекту: на краю болота стоит изба, в ней живёт существо без возраста и определённого рода занятий. Не леший, не кикимора и не водяной. Не мифологическая тварь и не элемент фольклора, вполне реальная, живая… Клубнику выращивает. Мяту, эстрагон, пажитник. Собирает грибы-ягоды. В продуктовом, в соседней деревне, о жительнице избушки рассказывают не без зависти: осенью у её дома выстраиваются очереди - соленья и варенья купить. Или не купить, а обменять на спички, соль, сахар, бумагу. Сюда же можно банки пустые принести. С крышками. А вопросы задавать нельзя.
Не принято.
- Я сушки подогнала, - Кира ждёт ответа у запертой двери, дом разглядывает.
Дом стоит на фундаменте, а не на сваях, как ожидалось. Он небольшой, на одну комнату. Зеленоватый, но не от мха. Поиск в картинках «как выглядят гнилушки» выдаёт иные, кислотные цвета. Нет, тут на брёвнах слишком тусклое свечение. Крыльцо и вовсе обычное, серое. Скрипит.
Кажется, будто она стоит здесь вечность. Ей холодно и досадно. В воздухе носятся летучие мыши. Иногда слышно, как по дому кто-то ходит. «Хочет, чтобы мне стало жутко, - думает Кира. - Хочет, чтобы я ушла. Ну уж нет».
Одиночество в ночи её не пугает. Нет, не так: страх она игнорирует. «Ну до чего же долго возятся там, за дверью! - вскипает Кира, и в голове маминым голосом: - Вспыльчива, как австралийский лес в засуху». Знаем-знаем. Жаль, поделать ничего не можем. Хотя именно сейчас Кира пытается со вспыльчивостью бороться. Она ведь столько прождала. Упрямство, самый прекрасный Кирин недостаток, гладиатором бросается что на лень, что на гневливость. Кира своё упрямство холит и лелеет. Именно благодаря ему она так далеко зашла. Благодаря ему дождётся, когда дверь наконец-то откроют. Или увидит на болоте рассвет, что тоже прикольно. Или разозлится, начнёт стучать изо всех сил и согреется.
Вариантов масса.
Болото давно и плотно накрыла ночь, Кира всё стоит на пороге. В голове крутится: «На черта?» и «Ни черта!» В смысле: «И зачем я сюда пришла?» и «А вот не уйду!» В окне маячит молочно-бирюзовый огонёк (его молочность отношения к кальцию не имеет). Кирин организм (в нём кальция предостаточно) подмёрз, поэтому Кира копается в рюкзаке, стараясь не раскрошить на флиску сухой корм, и огонёк не замечает. А когда разгибается, видит на пороге Жуть.
Хозяйка дома отворила дверь бесшумно. Стоит, не шелохнётся. Высоченная, ростом под два метра. Волосы тёмно-русые, спутанные, как грива старого льва; глаза до того светлые, что кажется, будто светятся. Нос обгорелый, даже в темноте видно. Тело как тумба, без талии. Одета Жуть во множество вязаных кофт и слоистую длинную юбку, словно шитую из мешков; обута в садовые калоши поверх шерстяных носков.
- А может, по хозяйству помочь, если сушки не нужны? - предлагает Кира.
- Масочку надень, - Жуть косится на грядки, укроп и кориандр как раз на виду.
Кира достаёт из кармана маску и цепляет на подбородок. Как же достали эти маски.
Полоть так полоть, не в первый раз. Да, ночь; да, темно; и что? Кира бросает рюкзак на пороге и идёт воевать с вьюнками и пастушьими сумками. Жуть неслышно подходит, ставит на землю тусклый светильник, испускающий молочно-бирюзовое сияние. Уходит.
Кира ковыряется в земле: «Быстро закончу одну грядку и опять поскребусь к ней. За труды праведные чашку чаю мне, надеюсь, нальют. Хорошо, мамзя не видит меня - голову бы оторвала... Ых, кто бы знал, как я ненавижу полоть... Вот поливать - другое дело... Лампа мерцает стрёмно. Светляков она туда напихала, что ли? Спрошу, если не засну. Спать хочется - караул».
Меланхоличный настрой разрывает порыв ветра. Воздух трещит как от молний, и это бьёт по барабанным перепонкам. Деревья плещут ветвями, словно подводные растения в бурном потоке.
Флиска задирается на голову, а через секунду ветер швыряет девушку лицом в грядку. Рюкзак прилетает в спину. Дверь распахивается, Жуть цепляет её клюкой, и Кире думать не надо, чтобы подорваться с рюкзаком наперевес, вскарабкаться на порог, отплёвываясь от земли и бодаясь с ветром, пролезть в закрывающуюся дверь и упасть на пол.
В доме - зыбкий свет от одинаковых светильников под потолком и отголоски непогоды: гудение в трубе, звон стёкол. Жуть двигает шкаф, закрывает им окно как ставнем. Подпирает дверь скамьёй.
Что-то мощно шмякается о стену снаружи и с приглушённым треском валится.
- Деревом прилетело, - вздыхает хозяйка.
Кира размазывает грязь по лицу и глядит на Жуть, а та смотрит в потолок.
- Жесть.
Наконец, ветер смолкает. Кира вспоминает про светильник - грядкам вряд ли пойдут на пользу осколки стекла. «Надо бы собрать», - думает она и тянется к двери. Жуть останавливает жестом, она всё ещё прислушивается, глядя в потолок. Проходят минуты ожидания, много-много минут. Приближается и нарастает шелест, и чем он ближе, тем больше похож на человеческую речь. Возмущённую, бранную.
В дверь начинают колотить. Люди негодуют, обвиняют хозяйку избушки в урагане, точнее, в его последствиях. Их претензии отчётливо слышны, однако Жуть молчит.
Кира теряет терпение:
- Слушайте, ну очевидно же: на вас хотят повесить вот это вот всё. А я была здесь и могу доказать, что вы ни при чём.
Жесть не отвечает. Кира оттаскивает скамью, снимает щеколду и распахивает дверь, но слова сказать не успевает: её выдёргивают наружу, роняют на землю. Чей-то сапог ударяет в рёбра. Бьют с разных сторон, правда, на один замах времени и хватает.
На крыльцо ступают две кряжистые чешуйчатые лапы. Спутанная грива обрамляет зубастую драконью пасть. Те, кто решился прийти и предъявить счёт за нанесённый ущерб, пятятся.
Дракон выдыхает молочно-зелёный пар, народ разбегается, пригибаясь. Кире отлично видно, как люди прячутся за поваленными деревьями (пар как раз проходит над головой). Всё же есть некая удача в том, что она лежит, пусть и не по своей воле. Кто хлебнул едкого пара, надсадно кашляет.
- Не, народ, это не она, - слышится там и сям.
Ошиблись, с кем не бывает. Хотя вряд ли сожалеют о том, что чьему-то хлипкому тельцу досталось. Тельце лежит и прислушивается к собственным ощущениям: где сильнее болит? Под рёбрами, в солнечном сплетении, в плече? Из кустов доносится:
- Чего на девку-то набросились?
- Да разве это девка? Пострижена как парень, одета также.
«Ну начинается. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не проехался по моей внешности. Между прочим, стрижка вполне девичья, пикси называется. И в трениках (в деревне-то!) удобнее, чем в тех же джинсах. Флиски и худи давно стали унисекс, ох, как всё болит…»
Драконья голова исчезает в дверном проёме, лапы втягиваются во тьму дома. Пар поднимается, путается в еловых ветвях, рассеивается среди деревьев. Кира ползёт в дом, пока дверь не затворилась, попутно радуясь: у неё не глюки, крыша не уехала. Люди, которые выбираются из укрытий, тоже видели дракона, как раз обсуждают:
- Та пищала. Гладкая была и белёсая, с тёмными крыльями…
- В голове до сих пор как туманом всё затянуло…
- Говорили тебе не соваться сюда. Жуть же…
Кира решает, что жительницу избушки определённо зовут Жуть. Мамзя тоже так её называла. Длинные, но вполне человеческие руки втаскивают Киру в дом, затворяют дверь. На ум приходит свеженькое воспоминание, как во время урагана Жуть подняла голову к потолку и произнесла одно лишь слово. «Жесть, значит, прилетала, - делает выводы Кира. - Интересно, сколько их, таких вот? Хочу увидеть, как превращается дракон, а главное, узнать, что происходит с телом на клеточном уровне». Однако хозяйке, она помнит, вопросы задавать не стоит.
Жуть вынимает из комода бинты и зелёнку. Кира смеётся, охает от боли.
- Не, не, не надо! Я умоюсь и в порядке буду.
И прощает хозяйке взгляд, в котором насмешливое недоумение мешается со скептической оценкой «дурёха».
- Рыцарь, - отчётливо произносит Жуть.
Неожиданно.
Хозяйка подогревает чайник на бледно-зелёном огне и льёт воду в таз. Гостья умывается, приводит себя в порядок. Тишина могла бы стать неловким молчанием, будь у кого желание общаться. Но та, что старше лет на сорок, объяснений не ждёт, а сознание будущего ветеринара придавлено усталостью. Завтра вопросы зашевелятся, а пока нет сил не то, что любопытничать, - элементарно стресс зажевать.
Решив, что лапшу заварит потом, Кира клонит голову к скамейке, подпихивает удобнее рюкзак. Она готова заснуть, но в дверь снова стучат.
- Заходи, - разрешает Жуть.
Нервирующе медленно открывается дверь.
- Что это у тебя?! - ахает тёмная личность, вставшая на пороге.
- Рыцарь, - хмыкает Жуть.
- По классике? - новая гостья проходит в дом. - Без страха и… чего там?
Кира включает в смартфоне фонарик, освещает добротные резиновые сапоги, рыбацкие брюки, брезентовый плащ, толстовку и воротник фланелевой рубашки, самодельную маску где-то на уровне шеи. Свет фонарика ползает по иссохшей, высоченной фигуре.
- Себе посвети, - говорят беззлобно ей и садятся рядом.
Кира подсвечивает собственную физиономию. У неё, конечно, нет седых толстых кос и огромных светло-карих, как лесной орех, глаз. И такого количества морщин, будто не одна сотня лет выстрадана.
Жуть заваривает травяной чай. Кира воодушевляется: наконец-то есть кому задать вопросы! Начинает с простого:
- Вы кто?
- Слышала от своей матери о проекте по утилизации мусора? - с видимым удовольствием начинает гостья. - У нас с ней ещё в мае разговор был о вывозе хлама, что я выуживаю из рек. Между прочим, попадаются вещи, которые можно спасти. Я их реставрирую и складываю под мосты, а желающие потом забирают. Бесплатно. Это в общих словах, чем я занимаюсь. Зовут меня Грязь.
- Точно, мамзя что-то говорила, - кивает Кира. - Типа, волонтёрка по рекам шарится… Не, респект и уважуха. Экология - дело важное.
- Без страха и... без мозга? - уточняет Грязь у Жути.
Та качает головой и ухмыляется. Кира чувствует себя уязвлённой, но встать и уйти не может. Во-первых, очень устала. Во-вторых, неприятные личности, что склонны не разобравшись бить людей, от избушки далеко не ушли. В-третьих, не всё ясно с трансформацией человека в дракона. Да к чёрту детали, когда вообще ничего не ясно! Откуда местные знают, что Жуть - дракон? Знают, но при этом не в курсе, как она выглядит и способна ли свистом вызывать ураган. Откуда взялась Грязь? Мамзя говорила, что найти её нелегко: ни телефона, ни собственного дома нет. Как вообще могут люди в здравом рассудке в двадцать первом веке забить на мобильную связь и творить такую средневековщину? Мелюзины они тут все что ли???
- А вы давно знакомы? Ну, между собой? Много вас тут таких сказочных? - мямлит Кира.
- Ты не волнуйся, - ласково отвечает Грязь. - Чужих сюда не пускают. А друг друга мы знаем целую вечность.
И Киру прошибает: Грязь тоже дракон.
Возможно.
- Ты за неё волнуешься? - оборачивается Грязь к Жути.
Перестав понимать, о чём речь, Кира накидывает лямку рюкзака на плечо. Девушка не лишена наблюдательности: вымытая посуда, документы, распиханные по карманам, платок, накинутый на голову. Жуть явно собралась в дорогу. Если не отставать, есть шанс увидеть метаморфозу или услышать внятное объяснение, как это происходит.
Чай допит, дверь заперта на задвижку. Друг за другом они идут по еле заметной тропе в неизвестную Кире сторону. Земля повсюду разворочена, испещрена колдобинами. Деревья валяются жалкие и изломанные. Безумно больно оставлять разруху за спиной, но поднимать стволы - не женская работа. Хотя драконы - они же сильные? Если Грязь и Жуть примут (а Кира запишет на видео, не без того) драконье обличье, то есть надежда спасти лес.
- Мы очень торопимся? Разве нельзя тут помочь? - бормочет Кира.
- Объявляй сбор средств, покупай саженцы, созывай волонтёров на расчистку территории и посадку, тем и поможешь, - отвечает Грязь.
Ах, вот оно что. Оказывается, эта долговязая активистка, спасительница рек, равнодушна к деревьям. Это как жалеть котиков, но желать смерти пёселям. Не очень великодушно, знаете ли. Кира ловит себя на том, что злится (и на себя тоже). За непринципиальность, например: она тоже не остаётся восстанавливать лес.
- Тебя огорчает гибель деревьев? Решить сразу все проблемы не выйдет, - говорит Грязь, будто ей совестно за свой колючий ответ (но на самом деле - нет). - Давай сначала разберёмся с младшенькими, а потом вернёмся к лесу. Всё равно вырванное с корнем уже не спасти.
- Это не Рысь, - произносит Жуть, её слова звучат мрачно и веско.
Кира ощущает тянущую слабость в животе и под коленками - она боится хищников. Однако не жалеет о том, что пошла за Жутью и Грязью. Да и некогда ей жалеть, мозг пытается впитать обновлённую картинку мира, подружиться с ней. Ведь меньше суток назад Кира гадала, кому пришлось бы принимать роды у русалок, ихтиологу или акушеру. А оно вон чем обернулось! В смысле, русалок всё ещё не видать, зато драконов - пруд пруди. И не все они дружелюбные, как выясняется.
- А если не Рысь, то кто? - продолжает пытать Грязь.
- Вообще, Рысь - это кто? - шёпотом интересуется Кира.
- Если вздумаешь бежать из дома, посёлок Вольный - самое подходящее направление, - начинает Грязь, как всегда, издалека. - Туда в поисках справедливости стекаются женщины всех возрастов из окрестных городов и деревень. Кого притесняет муж, кому родственники житья не дают, кому собственные дети плешь проели - для всех в Вольном находится место. И работа. У них там феминистическая формация, которая очень смахивает на коммунистическую утопию. В посёлок принимают всех, но не каждой подойдут условия эдакого пионерского лагеря с элементами лагеря трудового. Правила в посёлке строгие. Хватать через край, между нами говоря, свойственно юным деятелям. Рысь, чтоб ты знала, «детское» имя.
- Мышь - тоже, - добавляет Жуть.
«А меня окрестили Рыцарем. Спасибочки. Значит, две “юные”, Рысь и Мышь, хорошо знакомы большим (хи-и) тётенькам? Обе ведь под два метра - совсем большие!» Но если без шуток, Кира знает, что они не просто взрослые, они запредельно мудрые и правильные в глубинном смысле слова. И рядом с ними у неё возникает ощущение осмысленности происходящего. А где-то бегают юные, через край хватающие. Получается, драконы идут преподать кому-то урок? А вдруг Рысь и Мышь - их собственные дети?
Любопытно.
Солнце светит в жизнерадостно-рыжий забор, над которым по жестяному синим написано «посёлок Вольный». Под табличкой - калитка, у калитки - девчонка лет тринадцати, пальцем зажимает спикер, жалуется кому-то:
- Никакого личного пространства. А когда я тройку по Обществу получила, планшет отобрали. Заставляют каждый день полы мыть.
- Ясно, - раздаётся тихий голос. - Хочешь поселиться у нас? Хорошо. Как раз нужен человечек на сбор ягод. Рабочий день с девяти до шести.
- Но сейчас каникулы! - возмущается девчонка.
Она не обращает внимания на трёх людей спиной; те ждут своей очереди; спикер молчит; ничего не происходит. Девчонка поправляет ремешок набитой спортивной сумки и, не попрощавшись, уходит.
Жуть подходит ближе, но калитка сама раскрывается. К ним выходит организаторша и вдохновительница - Рысь собственной персоной. Она предсказуемо высокого роста; платиново-белые волосы уложены в колосок; светло-синие глаза слегка навыкате, точно как у Жути. Спортивная фигура упакована в спортивную же форму, руки - в садовые перчатки, ноги - в растоптанные кеды. Загар, веснушки, тяпка под мышкой. И никакой противоковидной защиты.
Рысь глядит на Киру:
- Ой, что это у вас?
- Рыцарь, - отвечает Грязь. - Без страха и это…
- И ещё без чего? - ехидничает Рысь.
- Всё у меня на месте! - вспыхивает Кира.
Жуть оттирает её от калитки. Поводит плечами, словно разминается. Наблюдая за ней, Рысь мрачнеет.
- Это не я! - восклицает она. - Думаешь, я стала бы носиться ночью по небу после рабочего дня? Зачем лишний раз людей злить, нас и так не любят.
- А сколько вас? - высовывается Кира, Жуть задвигает её обратно.
- Три, - рявкает Рысь.
- Не, я могу сосчитать, сколько сейчас. Но сколько вообще? По области?
- Три, говорят же тебе, - Грязь тянет девушку за руку и нагибается, чтобы глаза в глаза разговаривать. - Будь любезна, не встревай.
- А чего вы все такие… - из-за опаляющего взгляда Рыси Кира проглатывает «высокие, взвинченные и в некотором роде загадочные».
- Нужна помощь, - роняет Жуть.
Звуки вокруг пропадают: кузнечик давится серенадой, перестаёт шуршать одежда, замолкают женские голоса в посёлке. Лицо Рыси наливается красным.
- Мамуля, ты прекрасно знаешь, что я не могу оставить посёлок. Вы собираетесь в Питер? Это растянется на два дня. Если не полетите, конечно, - Рысь делает реверанс в сторону Грязи.
Та высматривает в траве кузнечика, что ж он, предатель, замолчал? Кира переводит взгляд с одной женщины на другую, а память подозрительно вовремя подбрасывает фразу «белёсая, с тёмными крыльями», услышанную ночью.
- Давай, пожалуйста, без упрёков, - вздыхает Грязь.
- А как обойтись без упрёков?! Вы хотите обвинить меня в беспределе, как будто я одна с крыльями. Между прочим, я свои заработала честно, ни у кого не одалживалась.
- Хватит, - обрубает Жуть.
- Да, - соглашается Грязь с Рысью. - Я не в состоянии лететь, доедем на электричке. Нужна помощь в самом городе. Ты же знаешь, как там грязно.
- И фонит, - добавляет Жуть.
- Драгоценные мои, если я хоть на полдня отлучусь, разъярённая публика растопчет всё, что мы с такой любовью строили и растили. Вы уж простите, но я - пас.
- Без тебя нам неделю ползти от вокзала до НИИ.
Глядя, как просительно сложила руки Грязь, Кира взрывается:
- Да чего вы её уговариваете? Видно же, что не передумает. Давайте я вместо неё, я же не совсем бесполезна? - спрашивает она, наблюдая, как Рысь закрывает калитку. - Ну, вы сами говорили, что я Рыцарь, так?
- Без страха и без тормозов, - Грязь трёт виски, но ей от этого не лучше.
И не легче.
Жуть собирается жать на спикер. Опять.
На немой Кирин вопрос она отвечает:
- Тебе сюда.
- Что? Не-е, зачем? Я целенаправленно шла именно к вам. Хочу у вас учиться... Что бы это ни значило.
- Учись, - разрешает Жуть и разворачивается прочь от Вольного.
Лаконично, в её неповторимом стиле.
«И научусь, - бубнит про себя Кира. - Не родились же они драконами. Если бы драконами рождались, в роддомах вёлся бы учёт, статистику бы выкладывали, мимо меня точно не проскочило бы. Но нигде в мире нет статистики по драконам, если только по Комодским».
Они идут к шоссе. Кира зевает беспрестанно, всю ночь ведь не спала. Чем же себя взбодрить? Она вспоминает: есть же сушки и термос!
Грязь и Жуть отказываются перекусить на ходу, Кира решает потерпеть до шоссе, на котором долго никто не появляется, есть время заварить чай. Втроём они съедают все снеки, кроме лапши. А потом происходит нечто.
Грязь говорит:
- Я всё-таки не могу, в канаве столько мусора...
- Держись, - предостерегает Жуть, но Грязь её не слушает, спускается в канаву и медленно бредёт вдоль дороги.
Кира идёт следом и во все глаза смотрит. Ноги в болотных сапогах заметно раздуваются, словно отекают. Фигура из высушенной становится грузной. Шаг замедляется, Грязи явно тяжело. А воды-то, что была раньше в канаве, блестела на солнце бензиновыми разводами, бликовала окурками и размокшими обёртками - воды-то в канаве нет!
Что-то подсказывает Кире: стоит порадоваться, что лужа невелика. За спиной шелестят шины: кто-то съехал на обочину. Кира оглядывается - мусоровоз.
- Садитесь, подвезу! В какие края собрались? - водителя еле видно, ему пришлось тянуться через широкое пассажирское сиденье, чтобы приоткрыть дверь.
- В Питер, - отзывается Жуть.
- До Угловки пойдёт?
«Где я этого мужика видела? Где-то же я его видела, - не может вспомнить Кира, пока Жуть помогает Грязи выбраться из канавы; та проскальзывает сапогами, которые стали подозрительно гибкими, немного прозрачными. - Наверное, в магазине. Точно, он бутылки всегда сдаёт. И ругается, когда кто-то бросает бычки мимо урны. И агитирует бросать батарейки в спец.контейнер. Не, ну как же нам везёт сегодня на мусорную тему».
Втроём они еле помещаются на сидении. Внутри кабины чисто и пёстро. И душно, несмотря на опущенные окна. И шумно: кроме радио, шепеляво транслирующего ретро, громко разглагольствует сам водитель, тучный, в возрасте. Он в отличном настроении. Треплется с Грязью, а та медленно, почти незаметно изменяется. Опять. Не то, чтобы сдувается, но под конец поездки Кира понимает, что женщина снова худа как мощи.
- Я оставлю немного мусора, выбросишь потом? - спрашивает Грязь водителя, когда Жуть устало выкарабкивается из машины. - Это - бумажный, это - пластик.
Водитель кивает. Кира присвистывает, когда ей удаётся рассмотреть комочки, похожие на спрессованную макулатуру, и решает погуглить потом, как выглядят подобные штуки в промышленных масштабах.
- Себе посвисти, - миролюбиво отзывается Грязь.
Ожидаемо.
https://zgorevna.livejournal.com/557234.html - окончание
https://zgorevna.livejournal.com/557234.html - часть вторая
За окном темно и тихо (частный дом, деревня), а на душе неспокойно и раздражающе вязко. Августовский вечер, каникулы, но радости никакой. Вечные мамины придирки: не так сидишь, почему всё время сидишь, зачем школу бросила. Аргумент «поступлю в ветеринарку» бьётся маминым «надо было в десятый идти и после школы - в институт, чтобы хорошая профессия была». Как будто ветеринар - не хорошая.
Сквозь стенку прорезается голос: мама жалуется приятельнице в вацапчике.
- Книг в руки не берёт, на прогулку не вытащишь, спортом не занимается. Пропалывает по грядке в день и считает, что помогла. Встанет после полудня - сразу носом в телефон. Интересов нет.
Это неправда. На столе - анатомические рисунки лошадей, рыб, людей. Рыб-людей. Людей-лошадей. Ну что поделать, если научный взгляд на размножение русалок куда увлекательнее, чем эти ваши книжки, которые морально устарели. Всё морально устарело, кроме средневековых бестиариев. Но их не купить, только загуглить. То самое «опять сидишь».
Мама заходит в комнату, светит планшетом по сторонам.
- Посмотри, за компьютером целые сутки. Из упрямства не встанет.
Приятельница отключается, предвидя скандал.
- А где мне быть? - будущий ветеринар закрывает ноут. - Всю весну просидели в квартире, всё лето - в деревне, гуляем до колодца и обратно, а сейчас можно, МОЖНО выходить в кино, в рестораны. В прошлое воскресенье на параде ВМФ все были. Вот, завтра зовут пересечься…
- В Питер? - мама чуть не роняет планшет. - Там самый вирус! И потом, встретишься ты со своими днд-шниками, чему они тебя научат?
- Мамзя! Почему кто-то должен меня учить? Встречаться просто так, для удовольствия - нет? Не слышали?
- Нельзя жить только для удовольствия, надо ум развивать…
- У-у-у! Не хочу с тобой разговаривать.
Мама изумлённо смотрит, как в рюкзак падают зарядка, смартфон. Из шкафа извлекается флиска, из стола - сухая лапша в чашке и чай в пакетиках.
- И не начинай о вреде ночного дожора!
Но мама молчит. Когда на кухне для термоса вскипает вода, она не выдерживает.
- Куда ты?
- На болото.
Из хлебницы немилосердно выдернуты печеньки и сушки.
- Что там делать?! Жуть одна… Ты нарочно, да? Какая же вредина.
- Ты говорила, упрямая.
- Ну, у тебя много достоинств.
Упрямая вредина имеет и ласковые прозвища.
И имя Кира.
И возраст - пятнадцать.
И характер.
«Не, её волнение объяснимо: боится за здоровье и всё такое. Особенно “всё такое”».
Кира сутулится, вспоминает, что её ругают за это, но лишь сильнее нахохливается, оттягивая карманы ветровки. Дорога ведёт от деревни к болоту, колдобистая, заросшая - надо смотреть под ноги, чтобы не запутаться в траве.
«Я понять её могу, а она меня - нет. Если возражаю - это я хамлю, а если она сливает про меня подругам - это нормально. А что библиотеки выкладывают электронные книги, по любому музею есть виртуальные экскурсии, это не считается. Всё, что не из прошлого века, полезным быть не может, ага. Поэтому запрёмся в глуши под предлогом карантина». Спорить с внутренней мамой непродуктивно, однако залипательно. Чтобы прекратить спор, надо отойти - буквально! - как можно дальше.
«Она говорит, у любого человека можно чему-нибудь научиться. А я должна?! Никому я ничего не должна. Хватит подстраиваться под чужие ожидания. И хватит этих внутренних монологов», - чтобы не запускать мысли повторно, как бегунов по стадиону, Кира поднимает голову. Сверху показывают чернильное мелкозвёздчатое небо и скособоченный оранжевый месяц. Ничего нового, звёзды тоже бесконечно однообразно и намного дольше, чем её мысли, бегают по кругу, только их «стадион» всё шире и шире.
Чем дальше она уходит, тем больше согласна с мамой: дома тепло и уютно, на болоте делать нечего. При этом она понимает, что если вернётся домой, ей снова захочется спорить, кричать и бежать прочь. И способа разрешить такое противоречие Кира не знает, как не знает, почему над самыми деревьями полный месяц кажется пузырём ноздреватой строительной пены, а в зените - мелкой сточенной монеткой с нестерпимым серебряным блеском. Хотя последнее можно загуглить.
И всё же, зачем она идёт на болото. К кому? Когда живёшь в эпоху постмодерна, то чудес не ждёшь, но места знать надо. Допустим, идёт она в место необычное за впечатлениями неизведанными. Дорога ведёт к известному в области объекту: на краю болота стоит изба, в ней живёт существо без возраста и определённого рода занятий. Не леший, не кикимора и не водяной. Не мифологическая тварь и не элемент фольклора, вполне реальная, живая… Клубнику выращивает. Мяту, эстрагон, пажитник. Собирает грибы-ягоды. В продуктовом, в соседней деревне, о жительнице избушки рассказывают не без зависти: осенью у её дома выстраиваются очереди - соленья и варенья купить. Или не купить, а обменять на спички, соль, сахар, бумагу. Сюда же можно банки пустые принести. С крышками. А вопросы задавать нельзя.
Не принято.
- Я сушки подогнала, - Кира ждёт ответа у запертой двери, дом разглядывает.
Дом стоит на фундаменте, а не на сваях, как ожидалось. Он небольшой, на одну комнату. Зеленоватый, но не от мха. Поиск в картинках «как выглядят гнилушки» выдаёт иные, кислотные цвета. Нет, тут на брёвнах слишком тусклое свечение. Крыльцо и вовсе обычное, серое. Скрипит.
Кажется, будто она стоит здесь вечность. Ей холодно и досадно. В воздухе носятся летучие мыши. Иногда слышно, как по дому кто-то ходит. «Хочет, чтобы мне стало жутко, - думает Кира. - Хочет, чтобы я ушла. Ну уж нет».
Одиночество в ночи её не пугает. Нет, не так: страх она игнорирует. «Ну до чего же долго возятся там, за дверью! - вскипает Кира, и в голове маминым голосом: - Вспыльчива, как австралийский лес в засуху». Знаем-знаем. Жаль, поделать ничего не можем. Хотя именно сейчас Кира пытается со вспыльчивостью бороться. Она ведь столько прождала. Упрямство, самый прекрасный Кирин недостаток, гладиатором бросается что на лень, что на гневливость. Кира своё упрямство холит и лелеет. Именно благодаря ему она так далеко зашла. Благодаря ему дождётся, когда дверь наконец-то откроют. Или увидит на болоте рассвет, что тоже прикольно. Или разозлится, начнёт стучать изо всех сил и согреется.
Вариантов масса.
Болото давно и плотно накрыла ночь, Кира всё стоит на пороге. В голове крутится: «На черта?» и «Ни черта!» В смысле: «И зачем я сюда пришла?» и «А вот не уйду!» В окне маячит молочно-бирюзовый огонёк (его молочность отношения к кальцию не имеет). Кирин организм (в нём кальция предостаточно) подмёрз, поэтому Кира копается в рюкзаке, стараясь не раскрошить на флиску сухой корм, и огонёк не замечает. А когда разгибается, видит на пороге Жуть.
Хозяйка дома отворила дверь бесшумно. Стоит, не шелохнётся. Высоченная, ростом под два метра. Волосы тёмно-русые, спутанные, как грива старого льва; глаза до того светлые, что кажется, будто светятся. Нос обгорелый, даже в темноте видно. Тело как тумба, без талии. Одета Жуть во множество вязаных кофт и слоистую длинную юбку, словно шитую из мешков; обута в садовые калоши поверх шерстяных носков.
- А может, по хозяйству помочь, если сушки не нужны? - предлагает Кира.
- Масочку надень, - Жуть косится на грядки, укроп и кориандр как раз на виду.
Кира достаёт из кармана маску и цепляет на подбородок. Как же достали эти маски.
Полоть так полоть, не в первый раз. Да, ночь; да, темно; и что? Кира бросает рюкзак на пороге и идёт воевать с вьюнками и пастушьими сумками. Жуть неслышно подходит, ставит на землю тусклый светильник, испускающий молочно-бирюзовое сияние. Уходит.
Кира ковыряется в земле: «Быстро закончу одну грядку и опять поскребусь к ней. За труды праведные чашку чаю мне, надеюсь, нальют. Хорошо, мамзя не видит меня - голову бы оторвала... Ых, кто бы знал, как я ненавижу полоть... Вот поливать - другое дело... Лампа мерцает стрёмно. Светляков она туда напихала, что ли? Спрошу, если не засну. Спать хочется - караул».
Меланхоличный настрой разрывает порыв ветра. Воздух трещит как от молний, и это бьёт по барабанным перепонкам. Деревья плещут ветвями, словно подводные растения в бурном потоке.
Флиска задирается на голову, а через секунду ветер швыряет девушку лицом в грядку. Рюкзак прилетает в спину. Дверь распахивается, Жуть цепляет её клюкой, и Кире думать не надо, чтобы подорваться с рюкзаком наперевес, вскарабкаться на порог, отплёвываясь от земли и бодаясь с ветром, пролезть в закрывающуюся дверь и упасть на пол.
В доме - зыбкий свет от одинаковых светильников под потолком и отголоски непогоды: гудение в трубе, звон стёкол. Жуть двигает шкаф, закрывает им окно как ставнем. Подпирает дверь скамьёй.
Что-то мощно шмякается о стену снаружи и с приглушённым треском валится.
- Деревом прилетело, - вздыхает хозяйка.
Кира размазывает грязь по лицу и глядит на Жуть, а та смотрит в потолок.
- Жесть.
Наконец, ветер смолкает. Кира вспоминает про светильник - грядкам вряд ли пойдут на пользу осколки стекла. «Надо бы собрать», - думает она и тянется к двери. Жуть останавливает жестом, она всё ещё прислушивается, глядя в потолок. Проходят минуты ожидания, много-много минут. Приближается и нарастает шелест, и чем он ближе, тем больше похож на человеческую речь. Возмущённую, бранную.
В дверь начинают колотить. Люди негодуют, обвиняют хозяйку избушки в урагане, точнее, в его последствиях. Их претензии отчётливо слышны, однако Жуть молчит.
Кира теряет терпение:
- Слушайте, ну очевидно же: на вас хотят повесить вот это вот всё. А я была здесь и могу доказать, что вы ни при чём.
Жесть не отвечает. Кира оттаскивает скамью, снимает щеколду и распахивает дверь, но слова сказать не успевает: её выдёргивают наружу, роняют на землю. Чей-то сапог ударяет в рёбра. Бьют с разных сторон, правда, на один замах времени и хватает.
На крыльцо ступают две кряжистые чешуйчатые лапы. Спутанная грива обрамляет зубастую драконью пасть. Те, кто решился прийти и предъявить счёт за нанесённый ущерб, пятятся.
Дракон выдыхает молочно-зелёный пар, народ разбегается, пригибаясь. Кире отлично видно, как люди прячутся за поваленными деревьями (пар как раз проходит над головой). Всё же есть некая удача в том, что она лежит, пусть и не по своей воле. Кто хлебнул едкого пара, надсадно кашляет.
- Не, народ, это не она, - слышится там и сям.
Ошиблись, с кем не бывает. Хотя вряд ли сожалеют о том, что чьему-то хлипкому тельцу досталось. Тельце лежит и прислушивается к собственным ощущениям: где сильнее болит? Под рёбрами, в солнечном сплетении, в плече? Из кустов доносится:
- Чего на девку-то набросились?
- Да разве это девка? Пострижена как парень, одета также.
«Ну начинается. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не проехался по моей внешности. Между прочим, стрижка вполне девичья, пикси называется. И в трениках (в деревне-то!) удобнее, чем в тех же джинсах. Флиски и худи давно стали унисекс, ох, как всё болит…»
Драконья голова исчезает в дверном проёме, лапы втягиваются во тьму дома. Пар поднимается, путается в еловых ветвях, рассеивается среди деревьев. Кира ползёт в дом, пока дверь не затворилась, попутно радуясь: у неё не глюки, крыша не уехала. Люди, которые выбираются из укрытий, тоже видели дракона, как раз обсуждают:
- Та пищала. Гладкая была и белёсая, с тёмными крыльями…
- В голове до сих пор как туманом всё затянуло…
- Говорили тебе не соваться сюда. Жуть же…
Кира решает, что жительницу избушки определённо зовут Жуть. Мамзя тоже так её называла. Длинные, но вполне человеческие руки втаскивают Киру в дом, затворяют дверь. На ум приходит свеженькое воспоминание, как во время урагана Жуть подняла голову к потолку и произнесла одно лишь слово. «Жесть, значит, прилетала, - делает выводы Кира. - Интересно, сколько их, таких вот? Хочу увидеть, как превращается дракон, а главное, узнать, что происходит с телом на клеточном уровне». Однако хозяйке, она помнит, вопросы задавать не стоит.
Жуть вынимает из комода бинты и зелёнку. Кира смеётся, охает от боли.
- Не, не, не надо! Я умоюсь и в порядке буду.
И прощает хозяйке взгляд, в котором насмешливое недоумение мешается со скептической оценкой «дурёха».
- Рыцарь, - отчётливо произносит Жуть.
Неожиданно.
Хозяйка подогревает чайник на бледно-зелёном огне и льёт воду в таз. Гостья умывается, приводит себя в порядок. Тишина могла бы стать неловким молчанием, будь у кого желание общаться. Но та, что старше лет на сорок, объяснений не ждёт, а сознание будущего ветеринара придавлено усталостью. Завтра вопросы зашевелятся, а пока нет сил не то, что любопытничать, - элементарно стресс зажевать.
Решив, что лапшу заварит потом, Кира клонит голову к скамейке, подпихивает удобнее рюкзак. Она готова заснуть, но в дверь снова стучат.
- Заходи, - разрешает Жуть.
Нервирующе медленно открывается дверь.
- Что это у тебя?! - ахает тёмная личность, вставшая на пороге.
- Рыцарь, - хмыкает Жуть.
- По классике? - новая гостья проходит в дом. - Без страха и… чего там?
Кира включает в смартфоне фонарик, освещает добротные резиновые сапоги, рыбацкие брюки, брезентовый плащ, толстовку и воротник фланелевой рубашки, самодельную маску где-то на уровне шеи. Свет фонарика ползает по иссохшей, высоченной фигуре.
- Себе посвети, - говорят беззлобно ей и садятся рядом.
Кира подсвечивает собственную физиономию. У неё, конечно, нет седых толстых кос и огромных светло-карих, как лесной орех, глаз. И такого количества морщин, будто не одна сотня лет выстрадана.
Жуть заваривает травяной чай. Кира воодушевляется: наконец-то есть кому задать вопросы! Начинает с простого:
- Вы кто?
- Слышала от своей матери о проекте по утилизации мусора? - с видимым удовольствием начинает гостья. - У нас с ней ещё в мае разговор был о вывозе хлама, что я выуживаю из рек. Между прочим, попадаются вещи, которые можно спасти. Я их реставрирую и складываю под мосты, а желающие потом забирают. Бесплатно. Это в общих словах, чем я занимаюсь. Зовут меня Грязь.
- Точно, мамзя что-то говорила, - кивает Кира. - Типа, волонтёрка по рекам шарится… Не, респект и уважуха. Экология - дело важное.
- Без страха и... без мозга? - уточняет Грязь у Жути.
Та качает головой и ухмыляется. Кира чувствует себя уязвлённой, но встать и уйти не может. Во-первых, очень устала. Во-вторых, неприятные личности, что склонны не разобравшись бить людей, от избушки далеко не ушли. В-третьих, не всё ясно с трансформацией человека в дракона. Да к чёрту детали, когда вообще ничего не ясно! Откуда местные знают, что Жуть - дракон? Знают, но при этом не в курсе, как она выглядит и способна ли свистом вызывать ураган. Откуда взялась Грязь? Мамзя говорила, что найти её нелегко: ни телефона, ни собственного дома нет. Как вообще могут люди в здравом рассудке в двадцать первом веке забить на мобильную связь и творить такую средневековщину? Мелюзины они тут все что ли???
- А вы давно знакомы? Ну, между собой? Много вас тут таких сказочных? - мямлит Кира.
- Ты не волнуйся, - ласково отвечает Грязь. - Чужих сюда не пускают. А друг друга мы знаем целую вечность.
И Киру прошибает: Грязь тоже дракон.
Возможно.
- Ты за неё волнуешься? - оборачивается Грязь к Жути.
Перестав понимать, о чём речь, Кира накидывает лямку рюкзака на плечо. Девушка не лишена наблюдательности: вымытая посуда, документы, распиханные по карманам, платок, накинутый на голову. Жуть явно собралась в дорогу. Если не отставать, есть шанс увидеть метаморфозу или услышать внятное объяснение, как это происходит.
Чай допит, дверь заперта на задвижку. Друг за другом они идут по еле заметной тропе в неизвестную Кире сторону. Земля повсюду разворочена, испещрена колдобинами. Деревья валяются жалкие и изломанные. Безумно больно оставлять разруху за спиной, но поднимать стволы - не женская работа. Хотя драконы - они же сильные? Если Грязь и Жуть примут (а Кира запишет на видео, не без того) драконье обличье, то есть надежда спасти лес.
- Мы очень торопимся? Разве нельзя тут помочь? - бормочет Кира.
- Объявляй сбор средств, покупай саженцы, созывай волонтёров на расчистку территории и посадку, тем и поможешь, - отвечает Грязь.
Ах, вот оно что. Оказывается, эта долговязая активистка, спасительница рек, равнодушна к деревьям. Это как жалеть котиков, но желать смерти пёселям. Не очень великодушно, знаете ли. Кира ловит себя на том, что злится (и на себя тоже). За непринципиальность, например: она тоже не остаётся восстанавливать лес.
- Тебя огорчает гибель деревьев? Решить сразу все проблемы не выйдет, - говорит Грязь, будто ей совестно за свой колючий ответ (но на самом деле - нет). - Давай сначала разберёмся с младшенькими, а потом вернёмся к лесу. Всё равно вырванное с корнем уже не спасти.
- Это не Рысь, - произносит Жуть, её слова звучат мрачно и веско.
Кира ощущает тянущую слабость в животе и под коленками - она боится хищников. Однако не жалеет о том, что пошла за Жутью и Грязью. Да и некогда ей жалеть, мозг пытается впитать обновлённую картинку мира, подружиться с ней. Ведь меньше суток назад Кира гадала, кому пришлось бы принимать роды у русалок, ихтиологу или акушеру. А оно вон чем обернулось! В смысле, русалок всё ещё не видать, зато драконов - пруд пруди. И не все они дружелюбные, как выясняется.
- А если не Рысь, то кто? - продолжает пытать Грязь.
- Вообще, Рысь - это кто? - шёпотом интересуется Кира.
- Если вздумаешь бежать из дома, посёлок Вольный - самое подходящее направление, - начинает Грязь, как всегда, издалека. - Туда в поисках справедливости стекаются женщины всех возрастов из окрестных городов и деревень. Кого притесняет муж, кому родственники житья не дают, кому собственные дети плешь проели - для всех в Вольном находится место. И работа. У них там феминистическая формация, которая очень смахивает на коммунистическую утопию. В посёлок принимают всех, но не каждой подойдут условия эдакого пионерского лагеря с элементами лагеря трудового. Правила в посёлке строгие. Хватать через край, между нами говоря, свойственно юным деятелям. Рысь, чтоб ты знала, «детское» имя.
- Мышь - тоже, - добавляет Жуть.
«А меня окрестили Рыцарем. Спасибочки. Значит, две “юные”, Рысь и Мышь, хорошо знакомы большим (хи-и) тётенькам? Обе ведь под два метра - совсем большие!» Но если без шуток, Кира знает, что они не просто взрослые, они запредельно мудрые и правильные в глубинном смысле слова. И рядом с ними у неё возникает ощущение осмысленности происходящего. А где-то бегают юные, через край хватающие. Получается, драконы идут преподать кому-то урок? А вдруг Рысь и Мышь - их собственные дети?
Любопытно.
Солнце светит в жизнерадостно-рыжий забор, над которым по жестяному синим написано «посёлок Вольный». Под табличкой - калитка, у калитки - девчонка лет тринадцати, пальцем зажимает спикер, жалуется кому-то:
- Никакого личного пространства. А когда я тройку по Обществу получила, планшет отобрали. Заставляют каждый день полы мыть.
- Ясно, - раздаётся тихий голос. - Хочешь поселиться у нас? Хорошо. Как раз нужен человечек на сбор ягод. Рабочий день с девяти до шести.
- Но сейчас каникулы! - возмущается девчонка.
Она не обращает внимания на трёх людей спиной; те ждут своей очереди; спикер молчит; ничего не происходит. Девчонка поправляет ремешок набитой спортивной сумки и, не попрощавшись, уходит.
Жуть подходит ближе, но калитка сама раскрывается. К ним выходит организаторша и вдохновительница - Рысь собственной персоной. Она предсказуемо высокого роста; платиново-белые волосы уложены в колосок; светло-синие глаза слегка навыкате, точно как у Жути. Спортивная фигура упакована в спортивную же форму, руки - в садовые перчатки, ноги - в растоптанные кеды. Загар, веснушки, тяпка под мышкой. И никакой противоковидной защиты.
Рысь глядит на Киру:
- Ой, что это у вас?
- Рыцарь, - отвечает Грязь. - Без страха и это…
- И ещё без чего? - ехидничает Рысь.
- Всё у меня на месте! - вспыхивает Кира.
Жуть оттирает её от калитки. Поводит плечами, словно разминается. Наблюдая за ней, Рысь мрачнеет.
- Это не я! - восклицает она. - Думаешь, я стала бы носиться ночью по небу после рабочего дня? Зачем лишний раз людей злить, нас и так не любят.
- А сколько вас? - высовывается Кира, Жуть задвигает её обратно.
- Три, - рявкает Рысь.
- Не, я могу сосчитать, сколько сейчас. Но сколько вообще? По области?
- Три, говорят же тебе, - Грязь тянет девушку за руку и нагибается, чтобы глаза в глаза разговаривать. - Будь любезна, не встревай.
- А чего вы все такие… - из-за опаляющего взгляда Рыси Кира проглатывает «высокие, взвинченные и в некотором роде загадочные».
- Нужна помощь, - роняет Жуть.
Звуки вокруг пропадают: кузнечик давится серенадой, перестаёт шуршать одежда, замолкают женские голоса в посёлке. Лицо Рыси наливается красным.
- Мамуля, ты прекрасно знаешь, что я не могу оставить посёлок. Вы собираетесь в Питер? Это растянется на два дня. Если не полетите, конечно, - Рысь делает реверанс в сторону Грязи.
Та высматривает в траве кузнечика, что ж он, предатель, замолчал? Кира переводит взгляд с одной женщины на другую, а память подозрительно вовремя подбрасывает фразу «белёсая, с тёмными крыльями», услышанную ночью.
- Давай, пожалуйста, без упрёков, - вздыхает Грязь.
- А как обойтись без упрёков?! Вы хотите обвинить меня в беспределе, как будто я одна с крыльями. Между прочим, я свои заработала честно, ни у кого не одалживалась.
- Хватит, - обрубает Жуть.
- Да, - соглашается Грязь с Рысью. - Я не в состоянии лететь, доедем на электричке. Нужна помощь в самом городе. Ты же знаешь, как там грязно.
- И фонит, - добавляет Жуть.
- Драгоценные мои, если я хоть на полдня отлучусь, разъярённая публика растопчет всё, что мы с такой любовью строили и растили. Вы уж простите, но я - пас.
- Без тебя нам неделю ползти от вокзала до НИИ.
Глядя, как просительно сложила руки Грязь, Кира взрывается:
- Да чего вы её уговариваете? Видно же, что не передумает. Давайте я вместо неё, я же не совсем бесполезна? - спрашивает она, наблюдая, как Рысь закрывает калитку. - Ну, вы сами говорили, что я Рыцарь, так?
- Без страха и без тормозов, - Грязь трёт виски, но ей от этого не лучше.
И не легче.
Жуть собирается жать на спикер. Опять.
На немой Кирин вопрос она отвечает:
- Тебе сюда.
- Что? Не-е, зачем? Я целенаправленно шла именно к вам. Хочу у вас учиться... Что бы это ни значило.
- Учись, - разрешает Жуть и разворачивается прочь от Вольного.
Лаконично, в её неповторимом стиле.
«И научусь, - бубнит про себя Кира. - Не родились же они драконами. Если бы драконами рождались, в роддомах вёлся бы учёт, статистику бы выкладывали, мимо меня точно не проскочило бы. Но нигде в мире нет статистики по драконам, если только по Комодским».
Они идут к шоссе. Кира зевает беспрестанно, всю ночь ведь не спала. Чем же себя взбодрить? Она вспоминает: есть же сушки и термос!
Грязь и Жуть отказываются перекусить на ходу, Кира решает потерпеть до шоссе, на котором долго никто не появляется, есть время заварить чай. Втроём они съедают все снеки, кроме лапши. А потом происходит нечто.
Грязь говорит:
- Я всё-таки не могу, в канаве столько мусора...
- Держись, - предостерегает Жуть, но Грязь её не слушает, спускается в канаву и медленно бредёт вдоль дороги.
Кира идёт следом и во все глаза смотрит. Ноги в болотных сапогах заметно раздуваются, словно отекают. Фигура из высушенной становится грузной. Шаг замедляется, Грязи явно тяжело. А воды-то, что была раньше в канаве, блестела на солнце бензиновыми разводами, бликовала окурками и размокшими обёртками - воды-то в канаве нет!
Что-то подсказывает Кире: стоит порадоваться, что лужа невелика. За спиной шелестят шины: кто-то съехал на обочину. Кира оглядывается - мусоровоз.
- Садитесь, подвезу! В какие края собрались? - водителя еле видно, ему пришлось тянуться через широкое пассажирское сиденье, чтобы приоткрыть дверь.
- В Питер, - отзывается Жуть.
- До Угловки пойдёт?
«Где я этого мужика видела? Где-то же я его видела, - не может вспомнить Кира, пока Жуть помогает Грязи выбраться из канавы; та проскальзывает сапогами, которые стали подозрительно гибкими, немного прозрачными. - Наверное, в магазине. Точно, он бутылки всегда сдаёт. И ругается, когда кто-то бросает бычки мимо урны. И агитирует бросать батарейки в спец.контейнер. Не, ну как же нам везёт сегодня на мусорную тему».
Втроём они еле помещаются на сидении. Внутри кабины чисто и пёстро. И душно, несмотря на опущенные окна. И шумно: кроме радио, шепеляво транслирующего ретро, громко разглагольствует сам водитель, тучный, в возрасте. Он в отличном настроении. Треплется с Грязью, а та медленно, почти незаметно изменяется. Опять. Не то, чтобы сдувается, но под конец поездки Кира понимает, что женщина снова худа как мощи.
- Я оставлю немного мусора, выбросишь потом? - спрашивает Грязь водителя, когда Жуть устало выкарабкивается из машины. - Это - бумажный, это - пластик.
Водитель кивает. Кира присвистывает, когда ей удаётся рассмотреть комочки, похожие на спрессованную макулатуру, и решает погуглить потом, как выглядят подобные штуки в промышленных масштабах.
- Себе посвисти, - миролюбиво отзывается Грязь.
Ожидаемо.
https://zgorevna.livejournal.com/557234.html - окончание