Для Заповедника Сказок_День Качелей Судьбы
Времени река, ковидные берега
Пляшет, пляшет, пляшет, пляшет.
Хорошо, что ветерок обдувает. Не душно, не жарко. Важно не сбить дыхание, пока барабанят лапы и звенит бубен, отмахивает такты погремушка. От усталости кружится голова, но терять равновесие нельзя. И почему бабушка говорила: «Будешь плохо учиться, плясать тебе на ярмарке»? Не так-то это просто. Хотя может, в том и смысл страшилки? Он не уверен. Но всё равно лучше так, чем жить под кустом. В другие годы и под кустом было неплохо, но только не сейчас... А ещё оказалось, что хорошо учиться - далеко не всё. Полезно, но не гарантирует сытую жизнь. Он остро почувствовал это, когда стоял на мостках у реки с коробкой, прижатой к груди. В коробке - самое дорогое и ценное, а больше ничего и нет, ни родного гнезда, ни надежд на светлые времена. Впереди - тяжёлая осень после лета, прожитого вполсилы, на грани провала. И неизвестно, какая зима.
Пляшет, пляшет, пляшет, пляшет.
Как сказал этот козёл? «Время петляет в пространстве». Все петляют, не зная, куда кривая выведет. Тот козёл появился на мостках прямо перед носом и вроде бы со стороны реки, но показалось, что ниоткуда. Встал рядом, окинул ошалевшим взглядом несчастного зайца. Бубен с козлиного рога сорвался, упал на коробку - повод заговорить. «Топиться, что ли, удумал? Иди-ка ты лучше работать вместо меня на ярмарку. Топиться крайне не советую. Времени река петляет, а ты следи внимательно: где вошёл, там и вышел».
Звучно топоча, козёл спустился на берег, развернулся и двинулся обратно, но уже вброд. «Видишь, ушастый? Если не с мостков - обычная река. А с мостков - вход на ярмарку, вот ровно там, где я сейчас встану». И остановился по колено в воде. «Когда петля закончится, ты увидишь меня с другого боку, такая вот река. Как увидишь, значит - время сходить. Не застревай на ярмарке, а то другие петли ещё неизвестно в какие времена приведут. Сходя, главное, не торопись и в воду не упади».
Что ж, пути назад нет. Перед носом - пустота, мелкие волны, быстрое течение. Сумерки, воздух холодноватый. Тоска, безысходность, отчаяние.
Один шаг, и всё становится иначе. Под лапами - деревянный настил, присыпанный где землёй, где соломой. Полёвки ровным строем проносятся, словно наземная стая пушистых птиц. Во все стороны расходятся улицы, образованные прилавками, за которыми - коровы в передниках, индюшки в платьях. Лама таращится, фыркает верблюд, мол, нечего на нас пялиться. Полдюжины грязно-палевых собак идут в лобовую, но не затем, чтобы сбросить в воду, что плещется за спиной, а чтобы проводить в каморку, где можно оставить коробку, надеть скомороший колпак. Зайцу дают погремушку и отправляют плясать.
И он пляшет, пляшет, пляшет, пляшет.
Замечает, что небо над головой торфяно-коричневого цвета. Ни звёздочки, ни облака. Зато ярко светят фонари на навесах - некоторые прилавки крытые. А у него - барабан под лапами и ниже - корзинка, в неё кидают деньги.
Вокруг торгуют внасыпку. Продают овощи, фрукты, душистые травы, сушёные грибы. Где-то жужжат над крохотным столиком мастера свечей и восковых фигурок. Интересно, есть ли такая же ярмарка у овощей, и чем они торгуют? Солнечным светом?
Продавцы на ярмарке необычные, но посетители ещё чуднее. Они плывут по улицам размазанными тенями (как будто их снимали на камеру, картинку на миг замедлили и снова ускорили): вот неясная фигура замирает около «куриного» прилавка напротив, а вот уносится, как будто её смывает волной.
Наступает глубокая ночь. Покупателей всё меньше, но монетки звякают, падая в корзинку. Лишь это и греет - значит, корзинка на месте, никто не утащил. Не надо свешивать нос и проверять, пропала или нет.
Последняя тень растворяется в дымке, застилающей повороты ярмарочных улиц. Можно спустить уставшие лапы с барабана.
Дышит, дышит, дышит, дышит.
- Поставь вместо корзинки ящик с прорезью, - слышится за спиной. - И не будешь волноваться, что заработок прошляпил.
Лисица. Та, что сидела за столиком напротив и наискосок, рассыпала колоду перед каждой тенью. Та, что пугала пытливым прищуром. Та самая. Вон, и карты у неё в лапе.
- У вас на мордочке, - он показывает на свою щёку, потом складывает бубен и погремушку в корзину.
- Спасибо, - лисица снимает с морды белое пёрышко, косится на «куриный» прилавок. - Будем на ты. Меланья.
- А у меня нет громкого имени, - он бы рад сбежать, но приходится быть вежливым.
- У-ти бозецки, мы пелвый лаз на ялмалке! - лисица улыбается, аж глаз не видно в меховых складках. - Чего молчал? Давай, вытащу карту? Будет тебе имя.
А его и след простыл.
Каморка ярмарочного плясуна как раз за барабаном. По соседству - овощной склад и стог лугового сена («Бери, сколько съешь, - объясняли собаки. - Жить и столоваться можешь бесплатно, но не отлынивай от работы»).
Заяц закрывает дверь на задвижку. В каморке светло. Горят мелкие лампочки вокруг зеркала, сверкает люстра под потолком - нелепая роскошь в жилище скомороха. На крючках висят наряды, большие и маленькие. Под ними валяются головные уборы, бумажные цветы, музыкальные инструменты, зонтики. И даже сломанная птичья клетка там есть. Он подходит к своей коробке, заглядывает внутрь.
- Не замёрзла? - спрашивает.
Родные ушки и хвостики. Его милая и пятеро зайчат, родившихся двое суток назад. Совесть мучает: бросил на весь вечер одних. Сейчас и не верится, что готов был вместе с ними прыгнуть в ледяную воду. Ведь плясать на ярмарке вовсе не стыдно! Тяжело, страшно, голова кружится - так много непонятного вокруг, но работа не хуже, чем у гадалки или фокусника, который сидит в самом конце ярмарочной улицы.
- Всё хорошо. Под одеялом тепло. Малышам было скучно сидеть в коробке, они в каморке всё переворошили, разве что на люстре не качались. Выходить наружу я не разрешила. Псы шныряют, и кажется, неподалёку - лисица.
Ему аж дурно от одной мысли, что несмышлёныши могут попасть на глаза Меланье. Гадалка ведёт себя приветливо, но она - хищница.
- Да уж, вы пока посидите, - отвечает он. - Мы здесь на пару деньков всего.
- Говорят, тебе нужно имя? Стенки тонкие, и когда никто не ходит, всё-всё слышно. Я и подумала, как тебе - Карл? Это почти как король.
- Напыщенно.
- Тогда - Рубин?
- А шерсть ячменного цвета, - он оглядывает себя, стряхивает налипшие соломинки.
- Яшка?
- Звучит по-дворовому.
- Но и Карл не гож, - хмыкает его любимая. - Давай, я - Голубка, ты - Феникс?
- И откуда в тебе это? - он вздыхает и соглашается быть Фениксом.
- Феня, Фенечка, - смеётся зайчиха-Голубка.
Из-за стены слышно ехидное тявканье. Меланья наверняка подслушивала.
Феня проверяет задвижку на двери, но сомнения не дают покоя: лисы ведь хитрые! Отчаянье захлёстывает заячье сердце. Что же этот козёл не предупредил?.. Впрочем, бараны и козлы не боятся лисиц. А вот Феня боится, очень-очень. Не за себя - всё-таки он хорошо учился, умеет дать отпор и охотничьей собаке и хищной птице. Он и лису обманет. Но зайчата...
- Ложись спать, - говорит Голубка. - Всю ночь на ногах.
И он ложится. Но сначала долго смотрит в небольшое окно над дверью: там проплывают серо-коричневые берега, хмурые и кустистые, пропитанные одиночеством и туманом. Не видно ли где мостков и козла по колено в речке? Увы, ничего. Жуть как не хочется снова плясать, но - один взгляд на коробку, и заяц понимает, что плясать должен. Будет.
Тишина обнимает его: ярмарка спит. Он вытягивает лапы возле коробки и через несколько секунд засыпает. Его не тревожат ни мыши, ни сны.
Утром Феня приносит в каморку свежего сена, яблок, миску с водой. День проводит с зайчатами, пытается хоть чему-то научить, хотя какое тут ученье. Вечером он на работе, до глубокой ночи, до предрассветных часов. Перед сном всё пытается высмотреть, не видать ли мостков? Где та излучина, за которой - выход? Выхода нет. «Пока что нет», - говорит он себе. Но всё меньше и меньше верит, что сможет отсюда выбраться. Никакой страх не мучал его так, как изводит беспомощность. Он помнит, когда опасность надвигается на родное гнездо, нужно выскочить под носом у врага и увести беду от родных. А тут они заперты как в клетке, и никуда не деться.
Очередное утро тонет в тумане. Феня хочет пройтись по пустым ярмарочным улицам, но рыжий хвост, мелькнувший за «куриным» прилавком махом меняет планы. Бедные птицы в опасности! Феня пересекает улицу, врывается в куриные владения и нос к носу встречается с пеструшкой. Та смотрит, не мигая. Невозможно понять, то ли удивлена до крайности, но ли сфокусировать взгляд не может. Феня сопит, он слегка запыхался, и курица тут же суетливо кивает:
- А-а, как же, как же. Вот так встреча. Заходи-ка.
Заяц растерян, но хочет знать, зачем лисица здесь.
У кур просторный тёмный сарай без окон. Потолок низкий-низкий. Наверняка есть второй этаж, а то где бы они спали? Внизу сплошь подушки, мешки с пухом, и кипит, кипит работа - набивают, зашивают, украшают. И только в одном углу нет суеты - там Меланья блаженно обнимает подушку, зарывается носом и кряхтит от удовольствия.
- Конечно, мы разрешили, - объясняет пеструшка (видимо, не ему первому). - Хоть какая-то радость, а то как жить, когда нюх отбит.
- От чего это с ней? - удивляется заяц.
- Макнула нос в реку, нарушила режим, - квохчет курица, а сама клонит голову, жалеет лисицу. - Охотиться не может, сидит на ярмарке безвылазно. Ох, как же, как же неправильно! У нас, например, есть расписание, кому когда работать. Мыши на каждом повороте спрыгивают и запрыгивают. А если долго на берег не сходить, в голове заведутся странности. И не выведешь их никак.
- Другие звери со странностями есть? - интересуется Феня, чтобы не попасть впросак при случае.
- Как не быть! В конце нашей улицы ко-ко-ко... - курица замолкает, потеряв нужные слова.
- Околпачат тебя там, не ходи, - воркует Меланья из подушки; зарылась в неё с головой; уши топорщат наволочку острыми холмиками. - А я денег на лечение скоплю, только вы меня и видели.
Феня откланивается и топает туда, где околпачивают. Ему важно разобраться, какие-такие странности? Чем опасно долго просидеть на ярмарке? И сколько это - долго?.. Он-то думал, что всё изучил здесь, а оказывается, ярмарка таит в себе скрытый, отсроченный вред.
Он уверен и смел. До тех пор, пока не доходит до небольшого стола на развилке, рядом с которым стоит худенькая выпь. Увидев зайца, она вспрыгивает на стол, растопыривает крылья, распушает перья, враз становится объёмной и страшной. Клювом в его мордочку метит: не подходи, останешься без глаза! Спасибо, что не шипит. И без того жутко.
- Ха! Что? Учить меня пришёл. Как жить, да? Я ещё подросток, ничего не знаю, а у тебя дети, ты уже взрослый, да? Только я на ярмарке подольше жила. И не глупей тебя, понял?
- Тут фокусник сидел за столом, - мямлит Феня.
Выпь мгновенно схлопывается. Становится маленькой, тощей. Смотрит изумлённо.
- А-а, так ты в колпачки поиграть? - пытается угадать она.
- Да ну, нет. Какие колпачки, - отмахивается заяц. - Что ты тут вообще делаешь?
- Мне с родителями куковать что ли?! - мгновенно распушается выпь.
- Нет, конечно, - он наблюдает, как укладываются перья на её голове.
- Глухарю помогаю денег заработать, - тихо, даже смущённо объясняет выпь и ковыряет коготками настил. - Фокусы показываем, он на соседней улице, а я на этой. У него невесту убили, охотник застрелил прямо на свадьбе. А на месть очень сложно накопить. Я не для себя, понимаешь? Я за справедливость.
Зайцу становится неловко. Хочется помочь, но он и сам в такой беде...
- Значит, ты давно здесь, - вздыхает он. - Не знаешь, много нужно времени, чтобы к началу своей петли вернуться?
- По-разному, - отвечает выпь. - Главное, её не пропустить, а то когда ещё на нужный поворот попадёшь. Месяцы пройдут.
Заячье сердце замирает и тут же начинает суматошно биться: как - месяцы?
- Го-оды, - уныло тянет выпь. - Или целое столетие.
Неужели зайчата так и вырастут, света белого не видя?
Он возвращается к своей каморке. Посреди улицы его ждёт весь курятник.
- В колпачки играли? - видя, как Феня машет ушами («нет», мол), пеструшка с облегчением квохчет. - Ну, ничего страшного тогда. Про глухаря рассказывала? Ко-ко-кошмарная история.
Феня обходит кур стороной и долго слоняется по ярмарке. Приходит в каморку с морковным букетом. Пока дети объедают подарок, признаётся Голубке в любви (в который раз) и не может не рассказать про горькую долю глухаря. Видя, что глазки у малышей на мокром месте, он просит зайчиху вспомнить о чём-то хорошем.
- Мы на свадьбе танцевали кадриль, - вздыхает Голубка.
Зайчата тянутся к ней, очень хотят послушать. Феня же - наоборот, торопится уйти. Больно вспомнить, что любимая больше не потанцует. Она и не ходит. Как умудрился вытащить зайчиху из ловушки, он позабыл, но лапы перебиты и плохо срослись - это печальная правда. Но он не унывает: все они живы и у него есть силы плясать.
Каждый вечер он пляшет, пляшет, пляшет, пляшет.
Дни слипаются в недели, а он и не замечает. Чувствует лишь, что карабкаться на барабан всё трудней. И просыпаться по утрам не хочется.
Спину ломит, но близится вечер, а значит, надо встать и идти. Сил подняться нет. Он едва разлепляет глаза - уже достижение. Оказывается, он лежит в коробке. Под одеялом. Рядом сидит Голубка, жуёт сено. За окошком темно. В каморке пусто.
- Где дети? - спрашивает Феня и получает вместо ответа пучок сена.
- Любимый, детьми они были пять недель назад. Не надо с ними, как с новорожденными. Конечно, они мало что понимают в жизни, но надо ж когда-то начинать.
Не дожевав, Феня вываливается из коробки и спешит на улицу. Там нет ни разрухи, ни следов крови, наоборот: всюду веселье, словно праздник настал. По столбам развешаны кленовые листья, нанизанные черенками друг на друга. Поверх криволапо выведено: «Обучаем танцам».
- Это я написала, - кричит Меланья и продолжает раскладывать карты; на картонных прямоугольниках то скелет машет косой, то молния бьёт в зубчатую вышку.
Один из зайчат марширует на барабане, колотя погремушкой по бубну, остальные пляшут кадриль. Куры выстроились полукругом, охают в восторге, тщетно пытаясь повторить хотя бы одну фигуру. Из-за прилавка напротив выбегает пеструшка с увесистым кошельком в клюве. Ей вслед несётся петушиный крик:
- КУ-У-ДА-А?!!
Но пёстрая курица уже у корзинки под барабаном, она высыпает столько монет, сколько Феня ещё не видел. Рядом появляется линялый пёс.
У зайца поджилки трепещут: сейчас их накажут! Только бы не выдворили с ярмарки.
Петух ураганом вылетает из-за прилавка. Вот он у барабана и готов скандалить.
- Они заработали, - рявкает пёс.
Петух отступает. Куры весело пляшут. Ярмарка не успела открыться, а зайчата заработали столько денег, сколько он за всю жизнь в лапах не держал. Феня возвращается к Голубке, чтобы рассказать об успехе.
Входя в каморку, он замечает, что у реки наметился крутой изгиб. Течение стало быстрее, каморка кривится и скрипит. Волны громко бурлят под настилом.
- Что там? - беспокоится зайчиха.
Феня смотрит в окошко. Видит мостки и козла перед ними. Вот это поворот! А они как раз заработали кучу денег. Что же теперь делать? Заяц просит любимую подождать, идёт обратно на улицу. Берёт корзинку, растеряно ворошит монетки. Слышит, как Меланья фыркает за плечом.
- На что потратишь такую кругленькую сумму?
На что? Он и не задумывался раньше.
- Ярмарка же, иди и покупай, - Меланья машет лапой в сторону конуры, над которой табличка: «Вход для сотрудников». Заяц спешит туда.
Открывает расшатанную дверцу, заходит внутрь. А там совсем не тесно: вдоль стен - ряды одинаковых картонок, в центре - стол размером с осиновый пенёк. За столом сидит лягушка в кожаном переднике, с пышно взбитыми буклями и очками поверх этих буклей. В уголке рта - трубочка. Столетие назад в трубочке каждый узнал бы мундштук.
Лягушка кивает по-приятельски и протягивает зайцу разлинованные листы, один из которых сама же отбирает, бормоча: «Не по Феньке шапка».
Он смотрит: на верхних строчках цифры заоблачные, а вот «Безопасность» или «Здоровье» по приемлемой цене. Но если взять одно, на другое не хватит, а нужны оба.
- Семь раз об дверь, один раз - об рельс, - советует лягушка, глядя, как он мается. - Возьмёте для себя здоровье?
- Почему - для себя? Для семьи.
- Мама ела мыло, - лягушка указывает мундштуком на нижние строчки. - Читаем по слогам: «Здоровье семьи», «Безопасность семьи».
Но это же совсем другое дело! Семейные здоровье и безопасность ему по карману.
- Я беру, - он высыпает монетки на стол.
Лягушка сразу сгребает их, выставляет перед зайцем две коробки. В каждую лапу по одной. Феня благодарит, подхватывает покупки и выскакивает за дверь. Он торопится - боится пропустить заветные мостки.
- К этим двум товарам бесплатно прилагается «Личное счастье». Солнечный круг, что-то вокруг, - произносит лягушка негромко.
Кричать-надрываться нет смысла: он убежал далеко, не услышит.
Бежит, бежит, бежит, бежит.
Бежит быстро, но аккуратно. Помнит о мышиных отрядах, о коровьих лепёшках (и такое замечал на полу). Прижимает к бокам подарки. Беспокоится: вдруг времени не хватит, чтобы собраться, проститься, сойти в нужном месте.
В каморке пятеро зайчат и Голубка садятся в ряд. Заяц высоко поднимает коробки и раскрывает над их головами. Что-то невесомое рассыпается пыльцой, цветами клевера и листьями кислицы. Дети от радости пляшут и Голубка вместе с ними.
- Ты как себя чувствуешь? - волнуется Феня. - Лапы не болят?
- Ничего не болит, всё хорошо, - смеётся она в ответ.
Над его головой расцветает сверкающее солнце, повсюду разлетаются солнечные зайчики. Несказанное и очень личное счастье: любимая здорова.
Всей семьёй они бегут прощаться с курами, лисицей и прочими.
Зайчата скачут, скачут, скачут, скачут.
Свежим ветерком проносится: «Пора!» Они резво спрыгивают с ярмарочного настила на мостки. За детьми - родители.
- Как быстро растут чужие дети, - ворчит козёл и бредёт к берегу. - Значит, это они в коробке сидели? Ну, дела... Как тебе ярмарка?
- Тяжко, - отвечает Феня. - Неизвестность томительна. Я мучился, ждал, когда же время, наконец, пройдёт.
- Время не проходит, - козёл разворачивается к деревне. - Оно было до нас и будет после. События проходят. Вот, ярмарка у тебя в прошлом, а время по-прежнему здесь.
- События, событие, - пищат зайчата, дёргая родителей за лапы.
- Послушай, - заяц вспоминает, о чём хотел спросить. - Туда приходят тени. Что это?
- Кто движется вдоль реки, а кто и поперёк, знаешь ли, - козёл удаляется, помахивая хвостом.
- Со-бытие, со-бытие, - прыгают зайчата. - Как хорошо жить и вместе быть.
И правда, как хорошо!