Взято у Юлии Авшаровой, фейсбук «Эта тема
ножом
подступила к горлу.»
В. Маяковский
Читаешь выступления актёров, режиссёров, критиков - масса проблем. Но самая главная, самая мучительная, самая жгучая умалчивается, в лучшем случае, чуть задевается. А между тем в повседневной жизни театра она в центре страстей, обид, споров. Говорить - не актёрское дело, но раз никто о самом главном не говорит, решаюсь косноязычно высказаться.
Актёры - режиссёр, главный режиссёр.
Каковы сейчас принципы взаимоотношений между теми и другими, установившиеся, как данность, как неизбежность?
Актёр - режиссёр.
Спектакль - главное. Режиссёр - творец, художник; актёры - краски. Не подходит эта краска - найдём другую. Актёрское самолюбие, достоинство игнорируется. Всё для спектакля! Таково искусство - оно беспощадно, жестоко, требует жертв. Любые жертвы (прежде всего, актёры) оправдываются будущим спектаклем. Постоянное недовольство актёрами, доходящее до раздражения. Актёры «не тянут», не дотягиваются до замысла. Вот взять бы того, да этого, да...
Кому из актёров не знакомо, как мучительны и унизительны показы молодых актёров в театры. Как, позёвывая, торопит «мэтр» актёров, как привычно, походя, унижает достоинство человека, и как угодничают показывающиеся. Многим присутствующим стыдно, только не главному, для него это норма, «этика» отношений с актёрами. Выпускникам театральных школ преподносится урок «настоящего театра», а не того, к которому они готовились.
Актёр - главный режиссёр.
Главный режиссёр - художник, а перед ним палитра с красками - актёрами. Есть краски проверенные, привычные; есть неизвестные, непонятные; есть просто неприемлемые. «С этими актёрами мне интересно работать» (их меньшинство), «с этими - неинтересно» (их подавляющее большинство), «а с этими вообще не буду, я их не вижу». Это «не вижу» может продолжаться десятилетиями, и больше, а может перемениться иногда и вдруг на «вижу». Как зазвучали многие актёры, которых «не видели» в театре Станиславского, с приходом А.Васильева и Б.Морозова, в Ленкоме - с приходом М.Захарова. А если бы они не пришли?
Творческая судьба актёра, его духовная жизнь в театре целиком зависит от прихоти главного режиссёра, в лучшем случае - прихоти творческой. Сколько актёров сидит без ролей, теряют профессию! Если не раз поднимался вопрос о многолетних простоях таких гениев, как Раневская, Бабочкин, Бабанова, Н.Симонов. Сколько не доделал Луспекаев и др., которые не вписывались.., то что говорить об обыкновенной актёрской братии.
Взаимоотношения главного режиссёра с актёрами напоминают отношения подданных и царька, который распоряжается самой деликатной и ранимой сферой жизни актёрской - его творческой душой. Закон защищает право на труд (и тут главный режиссёр бессилен), но права на творчество актёры не имеют.
Рабская зависимость актёров от главного режиссёра не проходит бесследно ни для тех, ни для другого. Рабство корёжит, разрушает и монарха и рабов.
Вседозволенность, всевластие превращает даже самых талантливых и мягких в деспотов, не терпящих критики, правды, потакающих подхалимам, страдающих болезненным самомнением, доходящим до мании величия. Та же вседозволенность и связанное с ней бесправие заставляет актёров, чтобы утвердиться творчески, продавать свою душу, врать, славословить, интриговать, словом существовать «применительно к подлости».
Всё сказанное не исключает моментов и даже целых периодов настоящего сотворчества режиссёров и актёров. Искусство берёт своё! Но исключения только подтверждают правило. И сколько потерь, сколько несправедливости!
К чему приходим:
Парадокс в том, что театр, обращённый к душе человека, призванный утверждать человечность, сам человечностью не отличается. Получается, что высокие мысли, чувства, принципы - для деятелей театра только «слова, слова, слова...». Каждодневная театральная практика попирает самые естественные и самые высокие понятия. Какая тут «кафедра» и «миссионерство», о которых мечтали великие. Как же бесхозяйственно распоряжаемся мы огромным актёрским хозяйством Москвы и Ленинграда. Спектаклей выпускается очень мало. Мало площадок (больших и малых) для таких огромных городов.
Потерянные творческие души, сломанные судьбы - вот самый главный и печальный итог господства режиссуры над актёрами. А ведь актёр - профессия древняя, как мир, а режиссуре нет ещё и века. Как же это мы, «старцы» дали такую волю «младенцам»?
Никто не будет оспаривать жизненную необходимость режиссуры; театр и актёр без неё никуда. Но, как всякое новое, оказавшееся очень нужным, режиссура начала рассматриваться как панацея от всех бед, как главенствующая сила в театре! Результаты такого перекоса со всеми его последствиями сказываются на художественной продукции театра. Мало, очень мало пронзительных, потрясающих актёрских откровений.
Таковы, по-моему, итоги победы режиссуры.
Мы успокаиваем себя тем, что так было и так будет, мы приучили себя к мысли, что иначе быть не может, что надо приспосабливаться к этому, что это театр! Это искусство, а оно жестоко!
Да, искусство жестоко, но в другом смысле. Каждый, работающий в нём, жестоко проверяется искусством с большой буквы. Искусство каждому предъявляет свой высокий счёт. Но когда человек отождествляет себя с искусством, судит от имени искусства, то здесь мы имеем дело с жестокостью не искусства, а с жестокостью этого человека.
КАК БЫТЬ?
Если мы, актёры и режиссёры, любим театр, хотим, чтобы он занимал особое место в духовной жизни людей, чтобы он был человечным в самой своей сути, нам нужно перестроить психологию, психологическую установку, поменять угол зрения на двуединство актёр - режиссёр. Над повернуть глаза режиссёра на актёра!
Надо поднять значимость актёра как творца! Только актёр может потрясти, сотворить чудо, а режиссёр должен ему помочь не повторяться, миновать штампы, помочь в постижении новых глубин.
В сегодняшней ситуации я бы настаивал именно на смирении режиссёрской гордыни, на подчинении себя выявлению и реализации актёрского потенциала. А замыслы, режиссёрские идеи никуда не денутся, если они есть, но путь к ним будет лежать через уникальность, неповторимость актёра, через человечность, через терпение и любовь к актёру.
При таком никого не унижающем сотворчестве и режиссура и актёры будут иметь право говорить со сцены о самом высоком, т.к. дело своё они делают чистыми руками, т.к. сам процесс творчества человечен!
Ещё несколько выношенных очень категоричных суждений.
Главный режиссёр отвечает за творческую судьбу каждого актёра (тем более, что большинство актёров набирал он сам).
Главный режиссёр не должен давать право себе выносить окончательные приговоры. А если он «не видит» - это, прежде всего, его беда, ущерб его зрения, его профессиональная непригодность, а актёры здесь ни при чём.
Главная забота главного режиссёра в том, чтобы актёры осуществили себя в быстролетящей творческой жизни, чтобы успели сыграть свои роли.
Никакой, даже гениальный человечнейший спектакль, не оправдывает бесчеловечного способа его создания.
Нельзя искусство ставить над жизнью, жизнь каждого человека театра, его судьба дороже искусства.
Никто не имеет права приносить кого-нибудь в жертву искусству, только себя.
Настоящее творчество может родиться только в свободной атмосфере, а не в рабской.
«Свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».
3. Когда-то в Первой студии МХАТ Вахтангов и М.Чехов, воспитанные Станиславским и удивительным Сулержицким, явили в своих репетициях прообраз идеальных взаимоотношений режиссёра и актёра. Сходная атмосфера царила и в Мансуровской студии, в студии М.Чехова, во многих других студиях.
Вообще, в студиях, в театральных школах усилия педагогов, режиссёров направлены, как правило, на каждого студента, студийца, чтобы каждого проявить, хотя и здесь иногда сказывается дурное влияние театра.
Но почему же мы всё время слышим обращённое к молодым циничное: «Это вам не школа, а театр.» Значит, театр - это безразличие к судьбе каждого, отсутствии студийной, свободной атмосферы; это жестокость, рабство, унижение, угодничество, интриги и т. п.?! Всё остальное, хорошее - это школа?! Как часто главные режиссёры сетуют на отсутствие студийности, не ведая, что они сами же первые её разрушают.
М.Чехов писал о Вахтангове:
«Для того, чтобы стать режиссёром типа Вахтангова, надо научиться человечности и внимательному отношению к людям вообще. Здесь снова сходятся вопросы искусства и вопросы морали». Тут и добавить нечего.
Подведу черту. Никаких организационных предложений я не выдвигаю (хотя и без них не обойтись). Мне важно одно, чтобы это выступление было воспринято как крик о достоинстве актёра-человека, о достоинстве профессии актёра, о человечности как основе отношений режиссуры и актёров, о человечности самого процесса создания спектакля.
Это обращение к совести людей театра.