Сейф
вытаскиваю ещё тренировочных. пусть будут и тут тоже.
За дверцей был солнечный свет, просеянный сквозь зелень. Он дивно сочетался со светом голой электрической лампочки под потолком. Я сел на табуретку и некоторое время любовался этой безумной картиной. За моими окнами стояла дождливая, промозглая осенняя ночь. За дверцей сейфа - день. Солнечный свет был настоящий, тёплый.
Я подошёл поближе, попытался просунуть в отверстие голову. Голова не пролезла. Рука - пожалуйста. Под пальцами - сухая тёплая земля, стебли травы. Лето. Пахнет хвоей. Птицы поют… Я вытащил руку обратно и некоторое время её рассматривал. Рука как рука. Чёрт знает что такое.
Вроде бы был спокоен как слон, сам удивлялся. Но отошёл выпить воды и еле сумел наполнить стакан, так тряслись руки. Обратно в спальню бегом бежал, боялся, что вот зайду сейчас, а в стене - пустая коробка сейфа. Но свет и зелень были на месте. Очень хотелось сфотографировать их, но я суеверно боялся. Отойти тоже боялся, так и просидел всю ночь, дождался заката, слушал ночные шорохи и кваканье лягушек. Когда за окнами рассвело, потрогал ещё раз тёплую землю, захватил пару сосновых иголок, сунул их в карман и отправился на работу.
За дверцей был солнечный свет, просеянный сквозь зелень. Он дивно сочетался со светом голой электрической лампочки под потолком. Я сел на табуретку и некоторое время любовался этой безумной картиной. За моими окнами стояла дождливая, промозглая осенняя ночь. За дверцей сейфа - день. Солнечный свет был настоящий, тёплый.
Я подошёл поближе, попытался просунуть в отверстие голову. Голова не пролезла. Рука - пожалуйста. Под пальцами - сухая тёплая земля, стебли травы. Лето. Пахнет хвоей. Птицы поют… Я вытащил руку обратно и некоторое время её рассматривал. Рука как рука. Чёрт знает что такое.
Вроде бы был спокоен как слон, сам удивлялся. Но отошёл выпить воды и еле сумел наполнить стакан, так тряслись руки. Обратно в спальню бегом бежал, боялся, что вот зайду сейчас, а в стене - пустая коробка сейфа. Но свет и зелень были на месте. Очень хотелось сфотографировать их, но я суеверно боялся. Отойти тоже боялся, так и просидел всю ночь, дождался заката, слушал ночные шорохи и кваканье лягушек. Когда за окнами рассвело, потрогал ещё раз тёплую землю, захватил пару сосновых иголок, сунул их в карман и отправился на работу.