блэт
*
Что делать, если в жизни вокруг лузеры?
Ну, кааак тааак. Сама же знаешь, что, как говорится, что снаружи, то и внутри.
Ну, это спорно. Что внутри у убитого дитя?
Так вот, лузеры. Разумеется, мои любимые одинокие холостяки. И, кстати, не все из
них неимущие. Я у них еда. Но у некоторых, всё же, есть какие-то интересные и
конструктивные черты характера, поэтому с ними можно иметь дело. Собственно, у всех есть.
Но кое-кого можно дозировать, а иные сука так впечатались в мою жизнь за десятилетия,
или вообще типа родная кровь, что избавиться от них не представляется возможным,
слишком всё срослось, знакомства, воспоминания, привычки...
Избавиться невозможно, но терпеть эти выкобенивания тоже нет сил. И я знаю, как
с ними разговаривать. Уважительно, легко, с поддержкой, но главное - уважительно,
с признанием их умений, навыков и исключительности, благодаря, разумеется, которой
они вот сейчас именно такие, какие есть. Одинокие, капризные, сфокусированные только
на себе и своих удобствах. Это потому что исключительные.
Да, я знаю, как с ними разговаривать. Но не могу так. Потому что никакой исключительности,
кроме природных данных, которые они всё равно завалили, у них нет. И терпения моего
не хватает. И я с ним ссорюсь. Это же не умно. Знаешь, как сказать, чтобы согласился,
ну, так и скажи, зачем всё время их дразнить и ходить по краю. Да, зачем. Но сил
играть в эти игры нет.
Ну, у меня же старый китайский телефон, говорит мне с вызовом 50-летний бездельник,
и поэтому на него чёт-то там не ставится. И я должна это понять и посочувствовать.
Но я не сочувствую. Бездушная тварь. Или вот хорошая декларация: я хочу, чтобы работать
было легко и приятно, ничего неудобного и тяжёлого делать не буду. И вот я вот
это всё должна уважать и поддерживать. Ну, извенити. Не могу.
И кто немолодец? Я немолодец. Не вникаю, не слышу, ни сопереживаю.
А они часть моей жизни, встроенная, неизбежная.
Как с этим уживаться...
Что делать, если в жизни вокруг лузеры?
Ну, кааак тааак. Сама же знаешь, что, как говорится, что снаружи, то и внутри.
Ну, это спорно. Что внутри у убитого дитя?
Так вот, лузеры. Разумеется, мои любимые одинокие холостяки. И, кстати, не все из
них неимущие. Я у них еда. Но у некоторых, всё же, есть какие-то интересные и
конструктивные черты характера, поэтому с ними можно иметь дело. Собственно, у всех есть.
Но кое-кого можно дозировать, а иные сука так впечатались в мою жизнь за десятилетия,
или вообще типа родная кровь, что избавиться от них не представляется возможным,
слишком всё срослось, знакомства, воспоминания, привычки...
Избавиться невозможно, но терпеть эти выкобенивания тоже нет сил. И я знаю, как
с ними разговаривать. Уважительно, легко, с поддержкой, но главное - уважительно,
с признанием их умений, навыков и исключительности, благодаря, разумеется, которой
они вот сейчас именно такие, какие есть. Одинокие, капризные, сфокусированные только
на себе и своих удобствах. Это потому что исключительные.
Да, я знаю, как с ними разговаривать. Но не могу так. Потому что никакой исключительности,
кроме природных данных, которые они всё равно завалили, у них нет. И терпения моего
не хватает. И я с ним ссорюсь. Это же не умно. Знаешь, как сказать, чтобы согласился,
ну, так и скажи, зачем всё время их дразнить и ходить по краю. Да, зачем. Но сил
играть в эти игры нет.
Ну, у меня же старый китайский телефон, говорит мне с вызовом 50-летний бездельник,
и поэтому на него чёт-то там не ставится. И я должна это понять и посочувствовать.
Но я не сочувствую. Бездушная тварь. Или вот хорошая декларация: я хочу, чтобы работать
было легко и приятно, ничего неудобного и тяжёлого делать не буду. И вот я вот
это всё должна уважать и поддерживать. Ну, извенити. Не могу.
И кто немолодец? Я немолодец. Не вникаю, не слышу, ни сопереживаю.
А они часть моей жизни, встроенная, неизбежная.
Как с этим уживаться...