E.11 Триста лет тому назад
- А лингвист это кто?
- Тот, кто языком хорошо владеет.
Я удивилась и подала документы.
Хочется припомнить и иные побуждения, кроме любопытства, но увы. За давностью лет истинность порывов поступления на филфак так и осталась в легкой туманности юношеских метаний. Предлагавшаяся в комплекте китайская грамота была обязана сгладить вину за бесцельно проведенное время на рынках Маньчжурии с единственной фразой «сколько-сколько?!»
Было приятно, что мой выбор хоть кто-то оценил. Проходя по центральной площади чуть поодаль двух китайцев, по виду - рабочих, делившихся наболевшим со всей улицей, мама так и сказала, тихо, взволнованно и удивленно: «Неужели ты тоже будешь...так...квакать?»
На собрании для новоявленных студентов серьезная тетя фразу «учиться придется много» повторила трижды. Последующие пять лет меня не покидало ощущение, что ее слова все восприняли слишком близко к сердцу. Все - это четыре группы, две из которых состояли из девушек преимущественно, две - исключительно. Меня, разумеется, определили туда, где ввиду отстутствия всякой альтернативы пришлось заниматься учебой...
О, Женский Коллектив! О тебе не мечтают, ты и так осуществляешься в жизни большинства женщин. О тебе не пишут поэты, ведь и поэтам свойственно бояться. Порой и нескольких мгновений с тобою достаточно для вечного дежавю в серпентариях и прочих небезопасных питомниках...
Однако не стоит думать, что нам, алчным до знаний небесным созданиям была неведома женская солидарность. В стенах альма-матер мы, как могли, протягивали руку помощи в случае необходимости...
...В тот день Катя, исписав доску аккуратными иероглифами, почти триумфально завершала сольное выступление, как вдруг рука ее зависла в воздухе. Преподаватель повторила фразу и вышла за дверь.
Катя поднесла мел к доске. Убрала. Поднесла. Убрала. Повернулась к аудитории и страдальчески вздохнула:
- Не помню, какой hui, хоть убейте. Все помню, кроме него.
Из-за парт на Катю смотрели девушки серьезными, вдумчивыми глазами. Каждая начала вспоминать.
Было сложно. В китайском языке на один hui приходится изрядное количество иероглифов с неожиданными смыслами.
Таню вдруг озарило, и она попыталась изобразить искомое карандашом в воздухе. Лена сказала, мол, нет, он совсем другой, нежели представляется Тане, и тоже что-то нарисовала. А Аня, решив, что живописью делу не поможешь, заговорила на профессиональном языке, в котором у каждого отдельного знака иероглифа, графемы, есть свое название.
- Девочки, hui с «ротиком». Точно вам говорю.
Тогда мы еще не знали, что к концу обучения карманный словарь каждой из нас, в темно-синем кожаном переплете, с нещадно мелкими иероглифами будет напоминать единственное в мире издание, побывавшее в руках всех изучавших китайский язык со дня его возникновения.
Мы шли своим нелегким путем, не подозревая, что за подобный фанатизм уже многие поплатились здравым рассудком.
Нет, ничего прям такого страшного, за исключением возможности стать малость «куку», изучение китайского не несет. Впрочем, ни один человек никогда не сознается, что, осилив шестую тысячу причудливых знаков, он стал чуток странноватым.
Хотя нет, однажды мне повстречался китаист, склонный к чистосердечным признаниям. И пока очередной приступ мании величия (тоже одно из профессиональных недомоганий) ненадолго приотпустил, он рассказал, что однажды долго смотрел в словарь, как вдруг иероглиф покинул насиженное место, пробежал по странице, спрыгнул и унесся в неизвестном направлении.
Возможно, чтобы избежать подобной чертовщины, а может еще по каким соображениям, другая моя знакомая, с головой ушедшая в китайскую грамоту, так и вовсе прибегала к религиозным ритуалам. Заходишь в аудиторию, а она сидит и по тексту о династии Хань образом святого водит. Все в припадке его повторяют или доучивают, кто глаза закрыл, кто уши. А она ничего, спокойная, водит по иероглифам сверху вниз слева направо. На отлично, кстати, всегда сдавала...
Так уж у нас получилось, что, вопреки известному суждению, от сессии до сессии все было почти как во время сессии.
Сон наступал далеко заполночь. Еда случалась чаще, но удовольствие приносила скоротечное и неоднозначное. В столовой ежедневно продавала пирожки баба Маша, весьма творческая личность. Тот, что с картошкой, оказывался рыбным, в капустном была одна курага. На любое обращение баба Маша рявкала «этот тоже вкусный!», и спорить с ней совсем не хотелось.
С личной жизнью тоже мало у кого складывалось. За все время учебы из нашей группы замуж вышла только Женя. Но она была немного старше нас и намного умнее. Вообще, феноменальная барышня. Замуж она вышла в пятницу, а в понедельник пришла, выполнив все домашнее задание, чего не удалось никому, даже нам, сообразившим раскидать его на троих.
Леся, делившая со мной стол в аудитории и метаморфозы студенческой жизни, была сражена. В ее картине мира в руках молодой жены могло быть всякое, но никак не словарь Ошанина.
Она вопрошающе смотрела на меня своими выразительными карими глазами. Я сперва не знала, что ей ответить. Но потом сказала, что ориентиры у нее, собственно, верные, однако несвоевременные. И предложила поехать в Пекин и поучиться там. А она согласилась.
И вот уже триста лет мы сходимся во мнении, что это было хорошее решение. Очень хорошее.
- Тот, кто языком хорошо владеет.
Я удивилась и подала документы.
Хочется припомнить и иные побуждения, кроме любопытства, но увы. За давностью лет истинность порывов поступления на филфак так и осталась в легкой туманности юношеских метаний. Предлагавшаяся в комплекте китайская грамота была обязана сгладить вину за бесцельно проведенное время на рынках Маньчжурии с единственной фразой «сколько-сколько?!»
Было приятно, что мой выбор хоть кто-то оценил. Проходя по центральной площади чуть поодаль двух китайцев, по виду - рабочих, делившихся наболевшим со всей улицей, мама так и сказала, тихо, взволнованно и удивленно: «Неужели ты тоже будешь...так...квакать?»
На собрании для новоявленных студентов серьезная тетя фразу «учиться придется много» повторила трижды. Последующие пять лет меня не покидало ощущение, что ее слова все восприняли слишком близко к сердцу. Все - это четыре группы, две из которых состояли из девушек преимущественно, две - исключительно. Меня, разумеется, определили туда, где ввиду отстутствия всякой альтернативы пришлось заниматься учебой...
О, Женский Коллектив! О тебе не мечтают, ты и так осуществляешься в жизни большинства женщин. О тебе не пишут поэты, ведь и поэтам свойственно бояться. Порой и нескольких мгновений с тобою достаточно для вечного дежавю в серпентариях и прочих небезопасных питомниках...
Однако не стоит думать, что нам, алчным до знаний небесным созданиям была неведома женская солидарность. В стенах альма-матер мы, как могли, протягивали руку помощи в случае необходимости...
...В тот день Катя, исписав доску аккуратными иероглифами, почти триумфально завершала сольное выступление, как вдруг рука ее зависла в воздухе. Преподаватель повторила фразу и вышла за дверь.
Катя поднесла мел к доске. Убрала. Поднесла. Убрала. Повернулась к аудитории и страдальчески вздохнула:
- Не помню, какой hui, хоть убейте. Все помню, кроме него.
Из-за парт на Катю смотрели девушки серьезными, вдумчивыми глазами. Каждая начала вспоминать.
Было сложно. В китайском языке на один hui приходится изрядное количество иероглифов с неожиданными смыслами.
Таню вдруг озарило, и она попыталась изобразить искомое карандашом в воздухе. Лена сказала, мол, нет, он совсем другой, нежели представляется Тане, и тоже что-то нарисовала. А Аня, решив, что живописью делу не поможешь, заговорила на профессиональном языке, в котором у каждого отдельного знака иероглифа, графемы, есть свое название.
- Девочки, hui с «ротиком». Точно вам говорю.
Тогда мы еще не знали, что к концу обучения карманный словарь каждой из нас, в темно-синем кожаном переплете, с нещадно мелкими иероглифами будет напоминать единственное в мире издание, побывавшее в руках всех изучавших китайский язык со дня его возникновения.
Мы шли своим нелегким путем, не подозревая, что за подобный фанатизм уже многие поплатились здравым рассудком.
Нет, ничего прям такого страшного, за исключением возможности стать малость «куку», изучение китайского не несет. Впрочем, ни один человек никогда не сознается, что, осилив шестую тысячу причудливых знаков, он стал чуток странноватым.
Хотя нет, однажды мне повстречался китаист, склонный к чистосердечным признаниям. И пока очередной приступ мании величия (тоже одно из профессиональных недомоганий) ненадолго приотпустил, он рассказал, что однажды долго смотрел в словарь, как вдруг иероглиф покинул насиженное место, пробежал по странице, спрыгнул и унесся в неизвестном направлении.
Возможно, чтобы избежать подобной чертовщины, а может еще по каким соображениям, другая моя знакомая, с головой ушедшая в китайскую грамоту, так и вовсе прибегала к религиозным ритуалам. Заходишь в аудиторию, а она сидит и по тексту о династии Хань образом святого водит. Все в припадке его повторяют или доучивают, кто глаза закрыл, кто уши. А она ничего, спокойная, водит по иероглифам сверху вниз слева направо. На отлично, кстати, всегда сдавала...
Так уж у нас получилось, что, вопреки известному суждению, от сессии до сессии все было почти как во время сессии.
Сон наступал далеко заполночь. Еда случалась чаще, но удовольствие приносила скоротечное и неоднозначное. В столовой ежедневно продавала пирожки баба Маша, весьма творческая личность. Тот, что с картошкой, оказывался рыбным, в капустном была одна курага. На любое обращение баба Маша рявкала «этот тоже вкусный!», и спорить с ней совсем не хотелось.
С личной жизнью тоже мало у кого складывалось. За все время учебы из нашей группы замуж вышла только Женя. Но она была немного старше нас и намного умнее. Вообще, феноменальная барышня. Замуж она вышла в пятницу, а в понедельник пришла, выполнив все домашнее задание, чего не удалось никому, даже нам, сообразившим раскидать его на троих.
Леся, делившая со мной стол в аудитории и метаморфозы студенческой жизни, была сражена. В ее картине мира в руках молодой жены могло быть всякое, но никак не словарь Ошанина.
Она вопрошающе смотрела на меня своими выразительными карими глазами. Я сперва не знала, что ей ответить. Но потом сказала, что ориентиры у нее, собственно, верные, однако несвоевременные. И предложила поехать в Пекин и поучиться там. А она согласилась.
И вот уже триста лет мы сходимся во мнении, что это было хорошее решение. Очень хорошее.