(no subject)
Разговор.
Предпоследний отрывок из книги Надежды Николаевны Крупп "Тропа ведёт вверх".
-Ты удовлетворён результатами своей работы? - снова спросила редактор. - Их можно как-то оценить? Вот тракторист пашет поле: вспаханный участок можно измерить - и площадь, и глубину вспашки. А как оценивается работа педагога? Есть какая-то мерка?
- Конечно. Ну, когда-то, когда я ещё в школе работал, мы встречались с замечательным педагогом - Терским Виктором Николаевичем. И я задал ему вопрос: как узнать результаты нашей работы, как посчитать?
Он говорит: «Вы умеете считать неразбитые стёкла?» - «Нет». - «А умеете считать несостоявшиеся драки?» - «Нет, не умею» - «А несказанные, вот, матерные слова умеете считать?» - «Не научился». - «Вот когда научитесь, тогда будете знать результат».
Юра помолчал, подумал...
- Да, вообще-то результат вычислить очень трудно. Никогда не знаешь, на какую почву что кидаешь. Вернее, что кидаешь - знаешь, а вот что взойдёт - неизвестно. Поэтому двигаешься, как в незнакомом лесу. Но главное - не сидеть, двигаться. И придерживаться линейных ориентиров. Какие линейные ориентиры? Вот зло, вот добро. Вот плохо, вот хорошо. Но при этом - не ломать. Дать свободу выбора.
К лету 1988 года, когда мы собрались снимать фильм о «Тропе», Юра Устинов уже перебрался на постоянное место жительства из Москвы в Туапсе и занимал в это время - очень недолгое время - официальный пост в Туапсинском объединении Совета Всероссийского общества охраны природы. Его детская экспедиция в то лето называлась «Небуг-88», потому что спасала, как могла, от гусеничных тракторов местного лесхоза реку Небуг с её прибрежными родниками.
Рабочие туапсинского мехлесхоза! Министр лесной промышленности! К вам обращаемся мы, школьники и воспитанники детских домов, участники экологической экспедиции в бассейне реки Небуг.
Мы понимаем, что человечество не может жить без древесины, но мы хотим знать, по чьему приказу Постановление партии и правительства об охране малых рек не действует на тех, кто работает на реке Небуг. Каким увидят Небуг и его леса ваши дети и внуки? Во всём бассейне реки нет никаких следов восстановительных работ, а следы разрушения видны везде. Одно дерево, как известно, поит кислородом трёх человек. Считали ли вы, сколько деревьев вы губите, чтобы вывезти - одно?
Понимаете ли вы, что стыдно получать зарплату за уничтожение Природы?
Кто вывезет с делянок собранные нами груды металла? Почему на делянках санитарной рубки вы оставляете деревья с сухими вершинами и рубите здоровые? Понимаете ли вы, что молодые деревья, уничтоженные вами - это мы, ваши дети? Понимаете ли вы, почему эти вопросы больше волнуют нас, чем вас, взрослых?
У кого поднялась рука провести трактор через зону дольменов - древнейших памятников цивилизации? Мы-то знаем, что история - не только школьный учебник, а - вы? Или вам приказано не брать с собой на работу совесть?
Так писали в своём обращении наивные дети.
Только б горечь не пролить
В мир, который послезавтра,
В час волшебного азарта,
Вдруг научится любить...
Стоит ли удивляться, что после этого Юра Устинов и его детская экологическая экспедиция стали бельмом на глазу у местных властей?
Наша съёмочная группа приехала в Туапсе к тому дню, на который был назначен городской экологический митинг, организованный и подготовленный Устиновым. Он сам и должен был вести его.
В солнечный июльский день в городском парке на набережной собралась большая группа людей. Они выглядели так, будто пришли на праздничную демонстрацию: торжественно одетые, с лозунгами в руках. Это были те немногие самые сознательные туапсинцы, кого волновало будущее их детей. Лица интеллигентные, много журналистов с блокнотами и диктофонами, фоторепортёры, кино- и телеоператоры. Среди взрослых - дети, они тоже держали плакаты. Но вместо привычного в те годы кумача здесь были белые листы ватмана, которые кричали наспех написанными лозунгами: «Даёшь каштановую рощу!», «Вынести зверосовхоз за пределы города!», «Защитите Небуг!».
Старик-ветеран в белом полотняном костюме с широкой колодкой орденских ленточек держал вместо лозунга в натруженной коричневой руке пучок пожухлых, почерневших веток со скрученными листьями.
Вокруг трибуны, где был установлен микрофон, нетерпеливо суетились какие-то люди явно чиновничьего вида. Другие, и среди них один милиционер, пытались всех оттеснить подальше. Где же Юра? Я поискала его глазами. Он с детьми стоял у самого края собравшихся.
Вдруг из динамика вырвался взволнованный детский голос:
- Почему река Небуг так помельчала? И где же её рыба? Давным-давно тут нет никакой рыбы! Почему река пересыхает? Потому что трактора забивают ее родники! Законная, но преступная вырубка леса... Вырубают сто деревьев, вывозят только тридцать. И куда эту древесину расходуют? А на линейки и на пеналы. Призываю всех школьников СССР протестовать против этих линеек, потому что валят деревья вековые, буки...
Успел ли ребёнок в синей футболке с эмблемой детской экологической экспедиции закончить свою речь, никто не понял - один из «организаторов» торопливо взял у него микрофон, передал стоящему наготове человеку в элегантном сером костюме, и тот, слегка запинаясь, объяснил, что «были, конечно, отдельные ошибки, которые теперь уже исправляются, а в общем, нет причин для паники...»
- Юра, ведь этот митинг должен был вести ты!
- Сменили ведущего за несколько минут до начала. Заменили выступающих. Как туда наш Джонни проник - неизвестно. Его пытались задержать, но он всё-таки пролез и сказал что хотел...
В этот момент к нам подошла местная журналистка с блокнотом наизготовку.
- Простите, - обратилась она к Юре, - я много слышала о вашей экспедиции, я непременно приеду к вам в горы, но объясните мне, зачем вам все эти хлопоты с детьми?
У Юры весело блеснул глаз:
- А я с этого имею!
- Что? - тонкие брови журналистки поползли вверх.
- Себя!
И через мгновенную паузу:
- Когда ты востребован в этой жизни, можешь от давать, можешь делать то, к чему ты призван, то, на верное, это и есть жизнь. А всё остальное - существование.
Журналистка всё записывала в блокнот.
- А скажите, Юрий Михайлович, кто ваши друзья и враги?
- Друзей вы видите - они вокруг. А враги... их почему-то никогда не видно. Но они всегда сидят в каких-то кабинетах, в руках у них всегда телефоны и власть - то комсомольская, то административная, то партийная, то юридическая, а то и физическая, если это человек в белом халате. Вот сейчас, на митинге, вы видели моих врагов, а точнее - их верных слуг. Это они сделали всё, чтобы превратить митинг в пустую говорильню.
- А что вы думаете о детском фонде?
- Это прекрасно, конечно. Но, с другой стороны, ведь отношение к брошенным детям - это индикатор духовного здоровья общества. Здоровье же, как известно, ещё никто не купил пока. А мы, получается, именно это и пытаемся сделать. Ведь чем мы «лечимся»? Если раньше нужно было думать о том, как принять какое-то участие в жизни детей-сирот, как поучаствовать в воспитании детских душ, то теперь, когда есть фонд, всё проще: рубль положили - и свободны, откупились. Вот что страшно... Ведь для детей, как и для всех людей, существует вопрос: быть или иметь? Мы предлагаем им «иметь». Ну и что? Ну, будет у них на несколько цветных телевизоров больше, бассейн можно там сделать золотой, золотого крокодила туда посадить, подать этого крокодила на завтрак, на обед и на ужин... А отношение к ним, живое участие - как купишь? Здесь фонд не поможет...
После экологического митинга Устинов и его дети стали чуть ли не политическими врагами местных властей.
- Наступило молчанье, - рассказывал Юра, - бойкот. И, как всегда, куча всяких заспинных разговоров. А после заспинных разговоров обычно следуют заплечные дела...
Журналистка в горы не приехала, зато там появилась контрольная комиссия, посланная туапсинским горкомом партии. Комиссия прошла по всем лагерям экспедиции, посмотрела, как ребята делают Тропу, и вернулась в центральный лагерь Уютный.
- Сюда бы всю молодёжь города! - не сдержавшись, в сердцах сказал один из её членов.
Комиссия была несколько обескуражена и растеряна. Так выглядит человек, не сумевший, несмотря на все старания, выполнить приказ начальства.
Позже всё разъяснилось. Когда в Туапсе приехала наша киногруппа, все противники экспедиции немного приутихли, и трактора несколько дней не появлялись на делянках - «кто знает, что они будут тут снимать?» Но директор фильма, человек случайный в нашей киногруппе, естественно, на съёмки не поехал, предпочёл остаться у моря на пляже. И, как потом выяснилось, тут же успокоил всех, сказав, что никаких критических съёмок не запланировано. А главное - очень кстати пришлось непонимание директора: что там, в горах, делает его киногруппа, когда дождь льет проливной? Сидят все в мокрых палатках и ничего, кроме манной каши, не видят! Это дало пищу для нового взрыва негодования: как, там и детей морят голодом и держат в мокрых палатках?! Немедленно направить в экспедицию контрольную комиссию!
И тут трактора пошли с новой силой, да так осмелели, что едва киногруппа закончила съёмки и спустилась с гор, они тут же согнали с места центральный лагерь экспедиции и прямо на берегу Небуга, что было категорически запрещено правилами, устроили погрузочную площадку, превратив всю прилегающую территорию в жуткое месиво...
Жили-были ты да я,
Бились душами босыми
С бронированной пустыней
И погибли в тех боях...
Лучше Юры об этом никто не скажет.
Из открытого письма Юрия Устинова своему непосредственному начальнику:
Председателю президиума
Туапсинского объединённого Совета
Всероссийского общества
охраны природы
тов. Шурыгину.
Уважаемый Иван Григорьевич! Как-то в телефонном разговоре Вы заметили мне, что являетесь как бы почётным председателем, а нам, заместителям, надлежит заниматься практической деятельностью.
Вы сетуете на моё частое отсутствие в помещении Совета, нимало не подозревая, что основная моя «практическая деятельность» там - регулярно подтирать выбросы прорвавшейся канализации, скорбя об отсутствии телефона - незаменимого помощника в работе.
Попытавшись подойти по-иному к должности распространителя марок, я нарушил статус этой должности. Наивно полагая, что вблизи загрязнённого моря, среди гибнущих лесов и рек, под тающим озоновым слоем необходима активная практическая природоохранная деятельность, я отдал ей приоритет, оставив на потом марки, квитанции, заседания и прочую атрибутику «должностных функций».
Город наш небольшой, и довольно скоро стало ясно, кто пытался пресечь деятельность детдомовской экологической экспедиции на Небуге и кто исковеркал проведение официально разрешённого и тщательно подготовленного экологического митинга. Мне вообще, честно говоря, не очень понятно, почему митинг обеспокоил Вас больше, чем желание местных официальных лиц решать экологические проблемы города и района по-прежнему в тиши кабинетов, а не выносить их на совет общественности?
Таким образом, «подарки» Белореченского химкомбината нам и нашим детям, разбойная деятельность мехлесхоза и других предприятий, откровенно, цинично и безнаказанно губящих природу, остаются уделом критики горстки обеспокоенных людей и предметом пересудов, слухов в обстановке дефицита истинной экологической информации.
Оставляя должность Вашего заместителя, хочу искренне пожелать своему преемнику суметь сочетать практическую деятельность с канцелярскими обязанностями сборщика природоохранных податей, что представляется мне трудно разрешимой задачей, впрочем, как и взаимодействие с председателем, бдительно стоящим на страже старых подходов и не оправдывающих себя десятилетиями способов решения проблемы.
Ю.Устинов
13 октября 1988 г
Окончание следует.
Это - Мастер. О нём Надя пишет в своей книге.
Начало 80-х годов, подъём на перевал Серебрянный (Гомыш-тепе). Снимок сделал Юра.
На границе альпики есть пояс криволесья, каждому из нас эта кривизна деревьев о многом говорила. Юра рассказал: когда дерево молодое, тонкое, его зимой гнёт, прижимает к земле снег. Как только ствол окрепнет - дерево растёт вверх,
остаётся только прикорневая кривизна ствола,
которая уже никак не мешает, даже красиво.
Помню, многие из нас принимали этот рассказ на свой личный счёт и учились у деревьев
ждать, когда окрепнет ствол, гнуться, но не ломаться.
И вырастать вверх.
Спасибо деревьям.