Литературные ЗЮроки-23. Звонок.
Примечание: это - двадцать третье из цикла литературных заданий, написанных для писательского сообщества text-training в ЖЖ (первые двадцать два можно посмотреть по тэгу "творчество").
Поставленная задача: описать телефонный разговор между двумя собеседниками, которые никогда бы не стали общаться по своей воле, по принципу "ошиблись номером".
И вот что странное вышло...
Звонок
Профессор Евсей Петрович Рыбалкин с детства терпеть не мог очки, с трудом выносил даже солнцезащитные. Очки ужасно мешали ему, а от давления дужек за ушами (даже самого легкого) появлялись противный свербящий зуд и ломота, и немедленно начиналась жуткая мигрень. Впрочем, по поводу контактных линз Рыбалкин вообще испытывал брезгливый ужас. К тому же, он не любил врачей и не очень им доверял. Поэтому, когда у самого молодого профессора Института Времени после сорока лет неожиданно (хотя, вполне возможно, что и закономерно) начало портиться зрение, он сделал вид, что ничего особенного не происходит. "Я сегодня что-то не выспался," - думал Рыбалкин, пытаясь разобрать студенческие каракули. "Это у меня просто глаза устали, надо сделать зарядку," - утешался Евсей Петрович, тщетно вглядываясь в сопроводительную документацию очередного прибора. "Может, какое-то воспаление начинается?.." - недоумевал профессор и шел промывать глаза крепкой чайной заваркой.
Если бы Рыбалкин работал в Институте Причинности, расположенном в соседнем районе, то уже на этом этапе своей жизни он мог бы насторожиться, наверно. Но будучи профессором Института Времени, да к тому же еще и весьма рассеянным человеком, Евсей Петрович не придал данной ситуации особого значения.
Следующим звеном в неумолимой цепочке причинности стала покупка нового сотового телефона. Коллеги давно намекали профессору, что кнопочный аппарат в наше время - позор не только для работника Института Времени, но даже для служителя Исторического музея. Рыбалкин новшеств не любил, к технике относился с опаской, а новомодная замена кнопок чувствительными (и вечно пачкающимися) экранами вызывала у него брезгливое недоумение - в общем, Евсей Петрович как в науке, так и в жизни был, что называется, больше теоретиком. Однако техника техникой, а с социальными отношениями, к сожалению, приходилось считаться: будучи самым молодым профессором Института, Рыбалкин очень болезненно реагировал на потенциальную утрату с таким трудом заработанных уважения и авторитета, и вовсе не стремился стать объектом насмешек коллег и студентов (о том, что он и так уже много лет является этим объектом, Евсей Петрович старательно не подозревал).
Поэтому однажды теплым осенним утром Рыбалкин собрался с силами и купил новый сотовый аппарат - на его взгляд, слишком громоздкий, слишком хрупкий, слишком неудобный и сверх меры компьютеризированный для нормального телефона. Перенеся в новый сотовый из старого всю телефонную книжку, профессор решил вписать туда и свой новый номер, поскольку всегда страдал от плохой памяти на числа, даты и имена. "Мой новый телефон" - не долго думая, вписал Рыбалкин в память сотового, и свежий номер попал в длинный список контактов, рядом с "моим новым домом", "моим новым парикмахером" и "моим новым зубным врачом". Евсей Петрович не мог похвастаться богатой фантазией на всевозможные названия, к тому же, он обычно не придавал всей этой "чепухе" значения - не придал и на сей раз. А зря.
Шло время. Рыбалкин с коллегами изучал его теоретически в своем таинственном Интитуте, а оно параллельно изучало Евсея Петровича и других людей - но уже на практике.
Последним звеном в цепочке причинности для Рыбалкина стали его рассеянность, забывчивость и невнимательность, как это часто бывает. После покупки нового сотового коллеги что-то втолковывали профессору про институтскую технику безопасности, про то, что нельзя оставлять включенные аппараты связи (и уж тем более пользоваться ими) рядом с работающими приборами, но Евсей Петрович, честно говоря, просто пропускал эти поучения мимо ушей, по обыкновению ласково улыбаясь, согласно кивая и думая о чем-то своем.
В общем, все вышесказанное стало причиной того, что в один прекрасный (потенциально, но для некоторых этот потенциал так и не был воплощен) зимний день профессор Рыбалкин прямо посреди рабочего дня и прямо в лаборатории времени решил срочно воспользоваться своим новым сотовым телефоном. С кем Евсей Петрович жаждал связаться столь срочно - со своим новым парикмахером или со своим новым зубным врачом - позже уже, наверное, даже он сам не смог был сказать, но факт остается фактом - мучительно прищурившись, Рыбалкин ткнул дрожащим пальцем вовсе не в нужный номер, но в контакт под названием "мой новый телефон". Осторожно поднеся аппарат к уху и услышав лишь короткие гудки, профессор вздохнул и отключился, оставив, однако, сотовый в рабочем режиме. Поэтому, когда минуту спустя в опустевшей по поводу обеденного перерыва лаборатории времени раздался звонок, Евсей Петрович вздогнул от неожиданности, но все же принял решение на него ответить.
С той опасливой осторожностью, с которой он всегда относился к новым и незнакомым приборам, Рыбалкин взял аппарат двумя пальцами, скользнул указательным пальцем другой руки по экрану, отвечая на звонок, и поднес телефон к уху, одновременно стараясь не прикасаться к экрану кожей. Последним перед тем, как профессор замкнул неумолимую цепь причинности, стала запоздало промелькнувшая в сознании мысль, что он не посмотрел, кто именно ему звонит. А затем Евсей Петрович перестал думать и произнес хриплым от неожиданного волнения голосом:
- Алло?..
- Ну здравствуй. Ты мне звонил только что? - ответили на том конце.
Голос был Рыбалкину смутно знаком, но он никак не мог вспомнить, откуда. Вообще, профессор не очень хорошо и не сразу запоминал имена, голоса и лица людей, но так как по природе своей был человеком вежливым, то старался не подавать виду и даже разработал своеобразную форму "узнавания" старых знакомых.
- Ддд-а, это я звонил, здравствуй, - Евсей Петрович надеялся, что прозвучал достаточно радушно и уверенно.
- Ты по делу или просто так?.. - в ответе почему-то послышалась некая веселая насмешливость, и профессор растерялся.
Ему всегда было неловко при столкновении с людьми, которые не воспринимали его всерьез.
- Я?.. Я, кажется, случайно не тот номер набрал. Новый телефон, знаешь ли...
- Слууучайно?.. - протянули на том конце, уже откровенно насмехаясь. - Не думаю. Ладно, так и быть, раз уж ты сам вышел на связь, поговорим.
Рыбалкин опешил.
- Поговорим? Но... о чем?..
- О тебе, разумеется, - фыркнул знакомый незнакомец с той стороны. - О чем нам с тобой еще говорить?..
И тут мозг профессора, лихорадочно пытавшийся классифицировать создавшуюся ситуацию, внезапно наскочил на проторенную колею. Очевидно, это какой-то старый знакомый, немного обиженный на разрыв связи, но все еще интересующийся моей жизнью, подумал Евсей Петрович. И тут же включил одну из проверенных многолетним использованием программ поведения.
- Да что обо мне?.. - протянул Рыбалкин вальяжно и с легкой улыбкой, голосом человека, который знает, что успешен, но достаточно уверен в себе, чтобы не испытывать потребности это обсуждать. - У меня все хорошо, даже отлично. Преподаю, издаюсь потихоньку - уже третья книга вышла, кафедру вон недавно получил, по конференциям приходится разъезжать по всему миру, докторанты совсем замучали. Дом новый купил. Женюсь скоро, если хочешь, приезжай на свадьбу.
Последнее профессор произнес осторожно, так сказать, зондируя почву. Реакция на эту фразу могла бы пролить свет на личность звонившего.
На том конце помолчали - как показалось Рыбалкину, сосредоточенно и почему-то сердито. И наконец ответили:
- Фигня.
- Чччто, прости? Здесь плохо слышно... - на автомате произнес Евсей Петрович.
- Да все ты слышал, - раздраженно ответил собеседник. - Но изволь, повторю: это все фигня. Все, чем ты занимаешься. Тратишь свою жизнь на ерунду, причем по большей части - на вредную, опасную ерунду. И даже эта твоя женитьба...
Ошеломленный профессор не нашел ничего другого, как проблеять:
- А что не так с моей женитьбой?..
- Да все не так. Она тебя не любит. И что гораздо хуже - ты ее тоже, - отрезал голос.
Повисла тягостная пауза. Шокированный Рыбалкин не мог пошевельнуться, почему-то дрожа с головы до ног, и даже не подумал выключить телефон или рассмеяться в ответ на нелепый и хамский розыгрыш. На том конце нетерпеливо вздохнули.
- И можешь не трудиться тыкать мне в нос свои так называемые "достижения", их у тебя не было с того момента, как в десять лет ты попытался спасти замерзающего пса, - жестко проговорил незнакомец. - Ни достижений, ни жизни как таковой. Ни смысла, ни света, ни любви - ни от тебя, ни тебе. Ты никогда не умел ни отдавать, ни принимать. Мог бы научиться, но так и не научился.
- Но, позволь... - попытался перехватить инициативу Евсей Петрович.
- Не позволю. Ты и так отнял у меня всю жизнь. Так что тебе и теперь - не позволю, - продолжал голос. - Ты мог стать человеком, но похоронил его в себе. И стал ничтожеством.
- Ты не можешь судить... - запротестовал Рыбалкин.
- Я - могу. Именно я и именно сейчас - могу. Теперь, по ТУ сторону, мне все ясно видно.
Профессор отчаянно боролся с самим собой, пытаясь не осознавать то, что поднималось из глубины неотвратимым пониманием происходящего.
- Ладно, у меня нет времени на пустую болтовню. У меня больше вообще нет времени. Так что оставлю тебя дальше влачить жалкое существование. Может, настоящая жизнь тебе хотя бы еще приснится... Хотя вряд ли. Ну, или в следующий раз у тебя хоть что-нибудь получится...
Гигантским усилием воли Евсей Петрович собрал разбегающиеся мысли и уцепился за последнюю фразу.
- В следующий раз?.. А... такое возможно?..
- Откуда мне знать?.. - ответили ему. - Я еще не завершил Перехода. Надо было звонить не ЭТОМУ себе, а СЛЕДУЮЩЕМУ...
- Следующему?.. А как?..
- Как, как... Как говорится, во вторую квартиру звоните дважды, - собеседник отчетливо хмыкнул. - Ну, бывай... Если получится, конечно.
В наступившей тишине одиноким тоскливым маяком-"ревуном" выл длинный телефонный гудок, но Евсей Петрович не слышал его.
Он стоял, как будто пораженный молнией и парализованный одновременно. В голове звенела пустота, в ушах набатом било сердце, а внутри, где-то между грудной клеткой и животом, стремительно разрасталось что-то обжигающе ледяное, разворачивая свои острые кольца.
Медленно, словно во сне, Рыбалкин опустил закостеневшую и сжимающую сотовый руку, прерывисто вздохнул, обвел пустую лабораторию безумным взглядом, облизал пересохшие губы и, уже остро сожалея о том, что собирается сделать, поднес указательный палец к светящемуся экрану.
Отчеливое осознание непоправимой ошибки пронзило его и погасло, как искра на покрытом росой бензобаке.
А затем Евсей Петрович Рыбалкин, самый молодой профессор Института Времени, поднес свой новый сотовый телефон очень близко к глазам, прищурился и очень осторожно, но решительно нажал на контакт "Мой новый телефон" из списка последних звонков. Два раза.
26.07.19
Поставленная задача: описать телефонный разговор между двумя собеседниками, которые никогда бы не стали общаться по своей воле, по принципу "ошиблись номером".
И вот что странное вышло...
Звонок
Профессор Евсей Петрович Рыбалкин с детства терпеть не мог очки, с трудом выносил даже солнцезащитные. Очки ужасно мешали ему, а от давления дужек за ушами (даже самого легкого) появлялись противный свербящий зуд и ломота, и немедленно начиналась жуткая мигрень. Впрочем, по поводу контактных линз Рыбалкин вообще испытывал брезгливый ужас. К тому же, он не любил врачей и не очень им доверял. Поэтому, когда у самого молодого профессора Института Времени после сорока лет неожиданно (хотя, вполне возможно, что и закономерно) начало портиться зрение, он сделал вид, что ничего особенного не происходит. "Я сегодня что-то не выспался," - думал Рыбалкин, пытаясь разобрать студенческие каракули. "Это у меня просто глаза устали, надо сделать зарядку," - утешался Евсей Петрович, тщетно вглядываясь в сопроводительную документацию очередного прибора. "Может, какое-то воспаление начинается?.." - недоумевал профессор и шел промывать глаза крепкой чайной заваркой.
Если бы Рыбалкин работал в Институте Причинности, расположенном в соседнем районе, то уже на этом этапе своей жизни он мог бы насторожиться, наверно. Но будучи профессором Института Времени, да к тому же еще и весьма рассеянным человеком, Евсей Петрович не придал данной ситуации особого значения.
Следующим звеном в неумолимой цепочке причинности стала покупка нового сотового телефона. Коллеги давно намекали профессору, что кнопочный аппарат в наше время - позор не только для работника Института Времени, но даже для служителя Исторического музея. Рыбалкин новшеств не любил, к технике относился с опаской, а новомодная замена кнопок чувствительными (и вечно пачкающимися) экранами вызывала у него брезгливое недоумение - в общем, Евсей Петрович как в науке, так и в жизни был, что называется, больше теоретиком. Однако техника техникой, а с социальными отношениями, к сожалению, приходилось считаться: будучи самым молодым профессором Института, Рыбалкин очень болезненно реагировал на потенциальную утрату с таким трудом заработанных уважения и авторитета, и вовсе не стремился стать объектом насмешек коллег и студентов (о том, что он и так уже много лет является этим объектом, Евсей Петрович старательно не подозревал).
Поэтому однажды теплым осенним утром Рыбалкин собрался с силами и купил новый сотовый аппарат - на его взгляд, слишком громоздкий, слишком хрупкий, слишком неудобный и сверх меры компьютеризированный для нормального телефона. Перенеся в новый сотовый из старого всю телефонную книжку, профессор решил вписать туда и свой новый номер, поскольку всегда страдал от плохой памяти на числа, даты и имена. "Мой новый телефон" - не долго думая, вписал Рыбалкин в память сотового, и свежий номер попал в длинный список контактов, рядом с "моим новым домом", "моим новым парикмахером" и "моим новым зубным врачом". Евсей Петрович не мог похвастаться богатой фантазией на всевозможные названия, к тому же, он обычно не придавал всей этой "чепухе" значения - не придал и на сей раз. А зря.
Шло время. Рыбалкин с коллегами изучал его теоретически в своем таинственном Интитуте, а оно параллельно изучало Евсея Петровича и других людей - но уже на практике.
Последним звеном в цепочке причинности для Рыбалкина стали его рассеянность, забывчивость и невнимательность, как это часто бывает. После покупки нового сотового коллеги что-то втолковывали профессору про институтскую технику безопасности, про то, что нельзя оставлять включенные аппараты связи (и уж тем более пользоваться ими) рядом с работающими приборами, но Евсей Петрович, честно говоря, просто пропускал эти поучения мимо ушей, по обыкновению ласково улыбаясь, согласно кивая и думая о чем-то своем.
В общем, все вышесказанное стало причиной того, что в один прекрасный (потенциально, но для некоторых этот потенциал так и не был воплощен) зимний день профессор Рыбалкин прямо посреди рабочего дня и прямо в лаборатории времени решил срочно воспользоваться своим новым сотовым телефоном. С кем Евсей Петрович жаждал связаться столь срочно - со своим новым парикмахером или со своим новым зубным врачом - позже уже, наверное, даже он сам не смог был сказать, но факт остается фактом - мучительно прищурившись, Рыбалкин ткнул дрожащим пальцем вовсе не в нужный номер, но в контакт под названием "мой новый телефон". Осторожно поднеся аппарат к уху и услышав лишь короткие гудки, профессор вздохнул и отключился, оставив, однако, сотовый в рабочем режиме. Поэтому, когда минуту спустя в опустевшей по поводу обеденного перерыва лаборатории времени раздался звонок, Евсей Петрович вздогнул от неожиданности, но все же принял решение на него ответить.
С той опасливой осторожностью, с которой он всегда относился к новым и незнакомым приборам, Рыбалкин взял аппарат двумя пальцами, скользнул указательным пальцем другой руки по экрану, отвечая на звонок, и поднес телефон к уху, одновременно стараясь не прикасаться к экрану кожей. Последним перед тем, как профессор замкнул неумолимую цепь причинности, стала запоздало промелькнувшая в сознании мысль, что он не посмотрел, кто именно ему звонит. А затем Евсей Петрович перестал думать и произнес хриплым от неожиданного волнения голосом:
- Алло?..
- Ну здравствуй. Ты мне звонил только что? - ответили на том конце.
Голос был Рыбалкину смутно знаком, но он никак не мог вспомнить, откуда. Вообще, профессор не очень хорошо и не сразу запоминал имена, голоса и лица людей, но так как по природе своей был человеком вежливым, то старался не подавать виду и даже разработал своеобразную форму "узнавания" старых знакомых.
- Ддд-а, это я звонил, здравствуй, - Евсей Петрович надеялся, что прозвучал достаточно радушно и уверенно.
- Ты по делу или просто так?.. - в ответе почему-то послышалась некая веселая насмешливость, и профессор растерялся.
Ему всегда было неловко при столкновении с людьми, которые не воспринимали его всерьез.
- Я?.. Я, кажется, случайно не тот номер набрал. Новый телефон, знаешь ли...
- Слууучайно?.. - протянули на том конце, уже откровенно насмехаясь. - Не думаю. Ладно, так и быть, раз уж ты сам вышел на связь, поговорим.
Рыбалкин опешил.
- Поговорим? Но... о чем?..
- О тебе, разумеется, - фыркнул знакомый незнакомец с той стороны. - О чем нам с тобой еще говорить?..
И тут мозг профессора, лихорадочно пытавшийся классифицировать создавшуюся ситуацию, внезапно наскочил на проторенную колею. Очевидно, это какой-то старый знакомый, немного обиженный на разрыв связи, но все еще интересующийся моей жизнью, подумал Евсей Петрович. И тут же включил одну из проверенных многолетним использованием программ поведения.
- Да что обо мне?.. - протянул Рыбалкин вальяжно и с легкой улыбкой, голосом человека, который знает, что успешен, но достаточно уверен в себе, чтобы не испытывать потребности это обсуждать. - У меня все хорошо, даже отлично. Преподаю, издаюсь потихоньку - уже третья книга вышла, кафедру вон недавно получил, по конференциям приходится разъезжать по всему миру, докторанты совсем замучали. Дом новый купил. Женюсь скоро, если хочешь, приезжай на свадьбу.
Последнее профессор произнес осторожно, так сказать, зондируя почву. Реакция на эту фразу могла бы пролить свет на личность звонившего.
На том конце помолчали - как показалось Рыбалкину, сосредоточенно и почему-то сердито. И наконец ответили:
- Фигня.
- Чччто, прости? Здесь плохо слышно... - на автомате произнес Евсей Петрович.
- Да все ты слышал, - раздраженно ответил собеседник. - Но изволь, повторю: это все фигня. Все, чем ты занимаешься. Тратишь свою жизнь на ерунду, причем по большей части - на вредную, опасную ерунду. И даже эта твоя женитьба...
Ошеломленный профессор не нашел ничего другого, как проблеять:
- А что не так с моей женитьбой?..
- Да все не так. Она тебя не любит. И что гораздо хуже - ты ее тоже, - отрезал голос.
Повисла тягостная пауза. Шокированный Рыбалкин не мог пошевельнуться, почему-то дрожа с головы до ног, и даже не подумал выключить телефон или рассмеяться в ответ на нелепый и хамский розыгрыш. На том конце нетерпеливо вздохнули.
- И можешь не трудиться тыкать мне в нос свои так называемые "достижения", их у тебя не было с того момента, как в десять лет ты попытался спасти замерзающего пса, - жестко проговорил незнакомец. - Ни достижений, ни жизни как таковой. Ни смысла, ни света, ни любви - ни от тебя, ни тебе. Ты никогда не умел ни отдавать, ни принимать. Мог бы научиться, но так и не научился.
- Но, позволь... - попытался перехватить инициативу Евсей Петрович.
- Не позволю. Ты и так отнял у меня всю жизнь. Так что тебе и теперь - не позволю, - продолжал голос. - Ты мог стать человеком, но похоронил его в себе. И стал ничтожеством.
- Ты не можешь судить... - запротестовал Рыбалкин.
- Я - могу. Именно я и именно сейчас - могу. Теперь, по ТУ сторону, мне все ясно видно.
Профессор отчаянно боролся с самим собой, пытаясь не осознавать то, что поднималось из глубины неотвратимым пониманием происходящего.
- Ладно, у меня нет времени на пустую болтовню. У меня больше вообще нет времени. Так что оставлю тебя дальше влачить жалкое существование. Может, настоящая жизнь тебе хотя бы еще приснится... Хотя вряд ли. Ну, или в следующий раз у тебя хоть что-нибудь получится...
Гигантским усилием воли Евсей Петрович собрал разбегающиеся мысли и уцепился за последнюю фразу.
- В следующий раз?.. А... такое возможно?..
- Откуда мне знать?.. - ответили ему. - Я еще не завершил Перехода. Надо было звонить не ЭТОМУ себе, а СЛЕДУЮЩЕМУ...
- Следующему?.. А как?..
- Как, как... Как говорится, во вторую квартиру звоните дважды, - собеседник отчетливо хмыкнул. - Ну, бывай... Если получится, конечно.
В наступившей тишине одиноким тоскливым маяком-"ревуном" выл длинный телефонный гудок, но Евсей Петрович не слышал его.
Он стоял, как будто пораженный молнией и парализованный одновременно. В голове звенела пустота, в ушах набатом било сердце, а внутри, где-то между грудной клеткой и животом, стремительно разрасталось что-то обжигающе ледяное, разворачивая свои острые кольца.
Медленно, словно во сне, Рыбалкин опустил закостеневшую и сжимающую сотовый руку, прерывисто вздохнул, обвел пустую лабораторию безумным взглядом, облизал пересохшие губы и, уже остро сожалея о том, что собирается сделать, поднес указательный палец к светящемуся экрану.
Отчеливое осознание непоправимой ошибки пронзило его и погасло, как искра на покрытом росой бензобаке.
А затем Евсей Петрович Рыбалкин, самый молодой профессор Института Времени, поднес свой новый сотовый телефон очень близко к глазам, прищурился и очень осторожно, но решительно нажал на контакт "Мой новый телефон" из списка последних звонков. Два раза.
26.07.19