Цикл жизни плановой экономики после «большого толчка»
Владимир Викторович Попов (р. 1954) - профессор Российской экономической школы, заведующий отделом Академии народного хозяйства при Правительстве РФ.
На первый взгляд может показаться, что вся проблема низкой загрузки
мощностей, или проблема «дефицита рабочей силы», как ее обычно называли
плановики, имела простое и легкоосуществимое решение, особенно в плановой
экономике, - надо было просто переориентировать инвестиции со строительства
новых мощностей на реконструкцию старых. Причем именно в директивно планируемой
экономике такой маневр был возможен, ибо речь шла не о микропропорциях, в
поддержании которых план уступал рынку, а о крупномасштабных структурных сдвигах,
в осуществлении которых плановая система не раз доказывала свое преимущество.
Однако это как раз тот случай, когда долгосрочные цели плановой системы
приходили в абсолютное противоречие с самым главным принципом ее
функционирования - плановым заданием по объемам производства (плану по
номенклатуре). Главным критерием оценки деятельности предприятия было
выполнение «плана по валу», причем отказаться от этого принципа, не меняя самой
природы системы, было абсолютно невозможно.
Замена устаревшего оборудования требовала временной остановки завода на
реконструкцию, что было сопряжено со снижением выпуска, то есть невыполнением
плана[20]. Даже если бы реконструкция
и могла быть проведена мгновенно, увеличение выпуска (из-за большей
производительности нового оборудования) было бы в краткосрочном плане меньшим,
чем в случае, когда все новые инвестиции были бы направлены на строительство
новых заводов или расширение действующих мощностей. В последнем случае была
надежда, что старый завод кое-как продержится без реконструкции и продолжит
выпуск продукции, до тех пор пока в строй не вступят новые мощности, так что
решения о замене оборудования постоянно откладывались. Устаревшее и изношенное
оборудование поэтому ремонтировалось до бесконечности, затраты на капремонт
составляли добрую треть всех капиталовложений.
Концентрация капиталовложений на строительстве новых и расширении
действующих мощностей, таким образом, была не управленческой ошибкой
плановиков, но неотъемлемым принципом функционирования советской плановой
системы, ставившей во главу угла выполнение плановых заданий. Дефициты в
плановой системе возникали повсеместно почти по определению (из-за физической
невозможности свести межотраслевой баланс - добиться пропорциональности в
производстве миллионов видов разной продукции[21]),
причем инвестиции рассматривались плановиками как главный инструмент «расшития»
узких мест. Инвестиции направлялись именно на расширение производственных
мощностей, что и позволяло быстро увеличивать производство дефицитной продукции
в относительно короткие сроки. Весь плановый процесс, таким образом, выглядел
как непрерывная череда вынужденных решений по ликвидации острых дефицитов,
которые возникали быстрее, чем плановики успевали с ними справляться. Как в
такой ситуации можно было принять решение об остановке завода на техническую
реконструкцию?
Это был порочный круг, непрерывная гонка, в которой решения о распределении
капиталовложений принимались для ликвидации вновь и вновь возникающих
дефицитов. Сокращение инвестиций в расширение мощностей неизбежно вели к
обострению нехватки той или иной продукции, к снижению из-за этого загрузки
мощностей и падению фондоотдачи. Увеличение же инвестиций в расширение
мощностей за счет экономии на реконструкции устаревших заводов с неизбежностью
оборачивалось старением оборудования, увеличением разрыва между рабочими
местами и наличной рабочей силой, что тоже снижало загрузку мощностей и
фондоотдачу. Третьего, к сожалению, в плановой системе дано не было.
Здесь-то мы наконец и подошли к ответу на центральный
вопрос, почему темпы роста производительности в советской экономике достигли
пика в 1950-е годы, а потом стали падать.
Ответ состоит в том, что плановая
система из-за имманентно присущего ей и неотъемлемого дефекта - неспособности
своевременно обновлять устаревающее оборудование - обречена была пережить
жизненный цикл, связанный со сроками службы основного капитала. Если этот срок
равен, скажем, двадцати годам, то в первые два десятилетия после «большого
толчка» - резкого расширения капиталовложений в основной капитал (в новые
мощности или в реконструкцию действующих) - происходит быстрый рост
производительности даже при росте фондоемкости (падении фондоотдачи). После
двадцати лет начинается выбытие основного капитала, но плановая система не
обеспечивает в полной мере его своевременного возмещения, так что рост начинает
замедляться и в конце концов, по мере того как растущий объем выбытия начинает
догонять объем капиталовложений, может полностью сойти на нет.
Некоторые результаты расчетов по простой модели,
основанной на модели Домара[22],
приведены на рис. 4[23].
Если считать, что «большой толчок» произошел в 1930 году (доля капиталовложений
в ВВП выросла с 5 до 10% и далее оставалась на этом уровне), что прирост
выпуска пропорционален объему чистых инвестиций (валовые капвложения за вычетом
выбытия) и отношению выбытия к валовым вложениям (чем больше доля капвложений,
направляемых на возмещение выбытия, тем больше прирост выпуска), то оказывается
возможным найти оптимальный уровень выбытия. Он равен 10% от общего объема
капиталовложений и дает наилучшую траекторию роста (верхняя линия на рис. 2):
темпы роста повышаются с 5% в 1930 году до 9% в 1950-м, а затем падают и
стабилизируются на уровне около 8% в год. При более низком уровне выбытия (три
нижние линии на рис. 4, соответствующие выбытию в размере 7%, 6% и 5% от общего
объема капиталовложений) темпы роста падают после 1950 года гораздо быстрее и
сходятся в пределе либо к небольшой положительной величине, либо, как в случае
с последней траекторией, - к нулю.
Эти результаты не следует рассматривать как точное
доказательство, но они более строго демонстрируют интуитивно ясный эффект: при
очень несложных предпосылках об ограничениях на возмещение устаревших основных
фондов, свойственных плановой системе, изменение темпов экономического роста
после «большого толчка» зависит от сроков службы элементов основных фондов и,
таким образом, определяет цикл жизни плановой системы.
Тот факт, что падение темпов роста в
СССР фактически началось в 1960-е годы, а не в 1950-е, как можно предположить,
то есть через тридцать, а не двадцать лет после «большого толчка», легко
объяснить влиянием Великой Отечественной войны, приведшей к разрушению
значительной части основных фондов. Целое десятилетие (1940-1950) основные
фонды фактически не увеличивались (сначала сокращались из-за военных
разрушений, затем восстанавливались до предвоенного уровня), так что эти десять
лет как раз и надо добавить к естественному двадцатилетнему циклу. Кроме того,
средний срок службы основных фондов - довольно неопределенный показатель: в
1970-1980-е годы средний срок службы машин и оборудования составлял 25 лет (для
зданий и сооружений в 2-3 раза больше), а данных за более ранний период нет.
Если в 1930-1950-е годы срок службы машин и оборудования составлял порядка 30
лет, то даже без влияния войны пик советских темпов роста должен был прийтись
на 1950-е годы.
Получается, таким образом, что
низкая эластичность замещения труда капиталом является сущностной
характеристикой плановой системы, которая нацелена на расширение основных
фондов (ввод в действие новых мощностей) в ущерб возмещению их выбытия
(реконструкция старых мощностей). Такая инвестиционная стратегия дает наилучшие
результаты после «большого толчка» - в период, примерно равный срокам службы
основных фондов, пока не начинается крупномасштабное выбытие оборудования,
однако далее производительность новых вложений неизбежно снижается и темпы
роста падают. В соответствии с таким подходом плановая экономика, несмотря на
диспропорции и связанную с ними низкую эффективность капиталовложений, может
поддерживать высокие темпы роста в течение двух-трех десятилетий после
«большого толчка», однако затем неизбежно наступает замедление роста. В
Советском Союзе плановая экономика утвердилась после свертывания НЭПа, в ходе
первой пятилетки (1928-1932), через двадцать лет вступила в период очень
быстрого роста, но затем (1960-1980-е) произошло старение основных фондов,
падение фондоотдачи и темпов экономического роста.
***
Итак, плановая система имеет свой жизненный
цикл, определяемый сроками службы основных фондов и моментом «большого толчка».
Собственно говоря, способность мобилизации внутренних сбережений для
осуществления этого «толчка», позволяющего бедным странам вырваться из «ловушки
отсталости», всегда считалась главным достоинством плановой экономики.
Оказывается, однако, что из-за неспособности обеспечить своевременную замену
устаревающего оборудования плановая система может более или менее успешно
функционировать только два-три десятилетия после «большого толчка», а потом
наступает неизбежное замедление темпов роста. Неспособность плановой экономики
направить нужные инвестиции в возмещение выбытия, видимо, является ключевым
фактором среди многих причин замедления темпов роста в 1960-1980-е годы, закончившегося
«застоем». Во всяком случае, этот «встроенный дефект» плановой системы
достаточен для объяснения того замедления темпов роста, которое произошло в
действительности.
Из этого, в частности, следует, что,
если и была необходимость ввести плановую систему в начале 1930-х годов для
осуществления «большого толчка», ее надо было реформировать в 1960-х, после
того как основные ее достоинства были уже исчерпаны. Азиатский путь (Китай и
Вьетнам, где плановая экономика сложилась только после Bторой мировой войны) и в этой сфере выглядит
предпочтительным - так, в Китае рыночные реформы начались в 1979 году, во
Вьетнаме - в 1986-м. Странам же Восточной Европы, где плановая экономика
просуществовала более четырех десятилетий (1945/50-1990), и в особенности СССР,
имевшему плановую экономику дольше всех, более шестидесяти лет (1929/30-1991),
пришлось испытать негативные последствия «старения» плановой системы в полной
мере.
Полностью - тут: http://magazines.russ.ru/nz/2007/2/po6.html