Идеологическая карта мира
Идеологии охватывают огромные пространства, но держатся они, как ни странно, вокруг строго локализованных, точечных центров.
Так, несмотря на то, что Югославия и Албания были фактически независимы от Москвы, даже враждебны ей, и декларировали собственные версии коммунистической идеологии, с падением мирового её центра, тут же пали и коммунистические режимы в этих странах. Пекин, который выставил свою альтернативу ещё в 60-е, тоже, по сути, был зависим от Москвы как центра, что подтверждается его нынешним статусом. Хотя он всё ещё держит вокруг себя остатки былой глобальной сферы коммунизма, включая ранее враждебный ему Вьетнам, мы не можем назвать китайскую столицу настоящим центром мирового коммунизма. Коммунистическая идеология лишилась свойственной ей наступательности, и сейчас мы имеем дело лишь с обороной и инерцией. Масса восточно-азиатского коммунизма велика, потому и инерция может быть достаточно долгой.
Страны, которые отошли от преобладания коммунизма, тут же попали в сферу тяготения других центров. Место Москвы заняли Вашингтон и Эр-Рияд. Именно эти точки являются сегодня центрами актуальных мировых идеологий. Эти идеологии сталкиваются и борются друг с другом, и столица Саудовской Аравии оказывается равным соперником столице США, несмотря на полную военно-политическую зависимость первой от второй. Колоссальное экономическое и техническое превосходство американцев, их фактическое доминирование на Аравийском полуострове каким-то чудом ничего не может изменить: саудовцы в той или иной форме остаются лидерами одной из двух идеологических альтернатив современного человечества.
Как у Москвы был свой Пекин, так у Вашингтона есть Страсбург, а у Эр-Рияда Тегеран. Это субцентры, связанные с альтернативными субверсиями основных идеологий. Хотя они ведут себя порой достаточно независимо и экспансивно, их вторичность очевидна. Страсбург бессилен, не будь Вашингтона; Тегеран бессилен, не будь Эр-Рияда. У всякой большой идеологии всегда один центр - место, где создаются примеры для подражания, место, куда с надеждой и страхом смотрят народы.
А вот Москва, несмотря на ядерное оружие и претензии на суверенность, перестала быть таким центром. Теперь она в орбите идеологического влияния Вашингтона. И хотя на Западе всё ещё со страхом смотрят на тлеющие остатки русского коммунизма, то и дело ожидая новых искр, ситуация безнадёжна.
Любопытно, что исламизм остался на сегодня единственной религиозной идеологией, сохранившей какую-то свежесть с достаточно древних времён. После почти ста лет борьбы трёх секулярных гигантов - либерализма, коммунизма и нацизма - казалось, религия полностью утратила своё идеологическое значение. Ни буддизм, ни конфуцианство, ни православие, ни католичество не являются серьёзными соперниками. Вспышки New Age, растафарианства, индуизма и т.п. тоже не привели ни к чему существенному. Даже протестантизм, который можно считать одним из важнейших истоков либерализма, и тот сегодня является скорее маргинальным довеском к победоносной идеологии. Никто сегодня не смотрит в рот протестантским богословам, не ждёт, что же изрекут учёные мужи Женевы, Дорта или Бостона. А вот к шевелению мысли мусульманских богословов прислушиваются чутко. Там может появиться что-то действительно важное, что окажет реальное влияние на наши судьбы.
Так, несмотря на то, что Югославия и Албания были фактически независимы от Москвы, даже враждебны ей, и декларировали собственные версии коммунистической идеологии, с падением мирового её центра, тут же пали и коммунистические режимы в этих странах. Пекин, который выставил свою альтернативу ещё в 60-е, тоже, по сути, был зависим от Москвы как центра, что подтверждается его нынешним статусом. Хотя он всё ещё держит вокруг себя остатки былой глобальной сферы коммунизма, включая ранее враждебный ему Вьетнам, мы не можем назвать китайскую столицу настоящим центром мирового коммунизма. Коммунистическая идеология лишилась свойственной ей наступательности, и сейчас мы имеем дело лишь с обороной и инерцией. Масса восточно-азиатского коммунизма велика, потому и инерция может быть достаточно долгой.
Страны, которые отошли от преобладания коммунизма, тут же попали в сферу тяготения других центров. Место Москвы заняли Вашингтон и Эр-Рияд. Именно эти точки являются сегодня центрами актуальных мировых идеологий. Эти идеологии сталкиваются и борются друг с другом, и столица Саудовской Аравии оказывается равным соперником столице США, несмотря на полную военно-политическую зависимость первой от второй. Колоссальное экономическое и техническое превосходство американцев, их фактическое доминирование на Аравийском полуострове каким-то чудом ничего не может изменить: саудовцы в той или иной форме остаются лидерами одной из двух идеологических альтернатив современного человечества.
Как у Москвы был свой Пекин, так у Вашингтона есть Страсбург, а у Эр-Рияда Тегеран. Это субцентры, связанные с альтернативными субверсиями основных идеологий. Хотя они ведут себя порой достаточно независимо и экспансивно, их вторичность очевидна. Страсбург бессилен, не будь Вашингтона; Тегеран бессилен, не будь Эр-Рияда. У всякой большой идеологии всегда один центр - место, где создаются примеры для подражания, место, куда с надеждой и страхом смотрят народы.
А вот Москва, несмотря на ядерное оружие и претензии на суверенность, перестала быть таким центром. Теперь она в орбите идеологического влияния Вашингтона. И хотя на Западе всё ещё со страхом смотрят на тлеющие остатки русского коммунизма, то и дело ожидая новых искр, ситуация безнадёжна.
Любопытно, что исламизм остался на сегодня единственной религиозной идеологией, сохранившей какую-то свежесть с достаточно древних времён. После почти ста лет борьбы трёх секулярных гигантов - либерализма, коммунизма и нацизма - казалось, религия полностью утратила своё идеологическое значение. Ни буддизм, ни конфуцианство, ни православие, ни католичество не являются серьёзными соперниками. Вспышки New Age, растафарианства, индуизма и т.п. тоже не привели ни к чему существенному. Даже протестантизм, который можно считать одним из важнейших истоков либерализма, и тот сегодня является скорее маргинальным довеском к победоносной идеологии. Никто сегодня не смотрит в рот протестантским богословам, не ждёт, что же изрекут учёные мужи Женевы, Дорта или Бостона. А вот к шевелению мысли мусульманских богословов прислушиваются чутко. Там может появиться что-то действительно важное, что окажет реальное влияние на наши судьбы.