Как Черчилль защищал Сталина перед депутатами парламента.
Вернувшись с Крымской конференции руководителей трёх Великих держав, Черчилль, как глава демократической страны, должен был отчитаться перед парламентариями о принятых решениях. Из рядов оппозиционной лейбористской партии раздавались критические замечания, по поводу Польши, бывшее правительство которой находилось в Лондоне.
Из речи Уинстона Черчилля в Палате Общин 27 февраля 1945 года, опубликованной отделом печати посольства Великобритании в Москве.
« (…) Я перехожу теперь к самой трудной и волнующей части моего заявления Палате - вопросу о Польше. В течение более чем года с тех пор, когда наметился решительный поворот в войне против Германии, польская проблема распадалась на два главных вопроса: границы Польши и свобода Польши. Палата прекрасно знает из моих выступлений, что Правительству Его Величества всегда казался более важным вопрос о свободе, независимости, целостности и суверенности Польши, нежели вопрос о фактических ее границах. Меня всегда занимал больше вопрос о создании свободного Польского государства с хорошим домом для польского народа, нежели вопрос о демаркации границы или передвижении границ Польши дальше на запад.
Требование русских, впервые выдвинутое в Тегеране в ноябре 1943 года, всегда оставалось неизменным и основывалось на линии Керзона на востоке, и русские всегда предлагали предоставить Польше полную компенсацию за счет Германии на севере и западе. Все эти аспекты вопроса достаточно хорошо известны.
Министр иностранных дел в декабре прошлого года подробно разъяснил историю линии Керзона. Я никогда не скрывал от Палаты, что лично считаю, что русское требование справедливо и правильно.
Если я являюсь сторонником такой границы для России, то это не потому, что я склоняюсь перед силой, а потому, что я считаю это справедливейшим разделом территории, который может быть произведен при всех обстоятельствах между двумя странами, чья история была так тесно связана и так переплеталась.
Линия Керзона была намечена в 1919 году комиссией экспертов, членом которой был один из наших наиболее выдающихся дипломатов тех дней-сэр Эйр Кроу.
Она была намечена в то время, когда Россия имела мало друзей среди союзников. Я даже могу сказать, что она была исключительно непопулярна. Никто не может предположить, что обстоятельства или причастные личности были бы в те дни излишне благосклонны к Советской России. Они просто пытались наметить правильную и соответствующую линию. Британское правительство того периода одобрило эту линию, в том числе, конечно, и исключение Львова из состава Польши. Оставляя в стороне все, что произошло, я не могу считать, что нам не следует рассматривать это как справедливое и компетентное предложение.
Чтобы отдать должное нашему великому союзнику, следуют помнить о двух вещах. Во-первых, вспомним август 1914 года, когда Германия первая объявила войну царской России. В те дни русская граница была значительно более выдвинутой на запад, нежели та, которую Советская Россия теперь желает иметь после всех пережитых ею страданий и после ее побед.
В границы России входила вся Финляндия и варшавский выступ, западный рубеж которого отстоял от Бреславля на 96 километров.
Россия принимает границу, которая на огромном протяжении тянется в 320-480 километрах восточнее ее прежних границ, существовавших при царском режиме в течение многих поколений.
Маршал Сталин рассказал мне однажды, что Ленин был против линии Керзона, так как она предусматривала отторжение от России Белостока и прилегающих к нему районов. Маршал Сталин и нынешнее Советское правительство не выдвигают подобных требований и добровольно соглашаются с точкой зрения, высказанной Союзной комиссией в 1919 году, согласно которой район Белостока должен отойти к Польше, ибо польское население составляет там большинство.
Линия Керзона не есть граница: граница должна быть намечена и проведена на местности, а не просто нарисована на карте карандашом и линейкой.
Об этом говорил мне маршал Сталин в бытность мою в Москве в октябре. Он сказал мне также, что возможны отклонения в ту или иную сторону на 8-10 километров с тем, чтобы граница проходила по водным рубежам или горам или фактическим границам определенных селений. Мне кажется, что это чрезвычайно разумный взгляд на вещи.
Однако, когда мы встретились в Ялте, русские внесли новые предложения. Было ясно сказано, что все эти небольшие изменения будут сделаны в ущерб России, а не в ущерб Польши, с тем, чтобы поляки могли быть спокойны раз и навсегда и чтобы к этому вопросу больше не возвращаться.
Мы приветствовали эти советские предложения.
Мы должны рассматривать эти тридцать с лишним лет раздоров, беспорядков и страданий в Европе как часть одного исторического периода. Я - участник всего этого периода, так как в 1911 году был направлен в Адмиралтейство для подготовки флота к предстоящей войне с Германией.
В своей основе - это история тридцатилетней войны, более чем тридцати лет войны, в которой британцы, русские, американцы и французы сражались до предела своих возможностей, сопротивляясь германской агрессии. От каждого из нас это потребовало самых тяжелых жертв. Но наибольшие жертвы принес русский народ, чья страна дважды подвергалась разорению. На широких просторах лилась кровь десятков миллионов русских людей, павших за общее дело. Ныне мы доводим его до окончательного завершения.
Помимо чувства постоянства есть еще и другая причина, о которой я помню.
Цели бы не было колоссальных усилий и жертв со стороны России, - Польша была бы обречена на полную гибель от рук немцев. Не только Польша как государство и нация, но поляки как народ были обречены Гитлером на уничтожение или порабощение. По имеющимся сведениям, убито три с половиной миллиона польских евреев. Совершенно ясно, что огромное число их пало жертвой одного из самых страшных актов жестокости, вероятно, самого страшного акта жестокости, который только знало человечество.
Когда немцы открыто признали свое намерение превратить поляков в подчиненную и низшую расу под владычеством народа-господ, внезапно русские армии, великолепно сочетая военную силу и мастерство, менее чем за три недели, с тех пор как мы говорили об этих вопросах здесь,-продвинулись от Вислы до Одера, гоня перед собой немцев в беспорядке и освобождая всю Польшу от чудовищной жестокости и угнетения, которым подвергались поляки.
Я отвергаю и отметаю всякое предположение о том, что мы, поддерживая русское требование на линию Керзона, идем на сомнительный компромисс или уступаем силе или страху, и. я подтверждаю с глубочайшим убеждением полную справедливость политики, которой все три великих союзника впервые придерживаются теперь. Больше того, три державы договорились теперь о том, что Польша получит существенное приращение территории на севере и на западе.
На севере она, конечно, получит крупный город Данциг и большую часть Восточной Пруссии к западу от Кенигсберга и к югу, а также на широком протяжении - побережье Балтийского моря.
На западе она получит важную промышленную область - Верхнюю Силезию и кроме того те другие территории к востоку от Одера, которые на мирной конференции будет решено отрезать от Германии, после того как будут выяснены взгляды Польского правительства, опирающегося на широкую основу. Поэтому мне кажется, что разговоры об отторжении половины Польши совершенно не основательны.
В самом деле, территория, которая находится к востоку от линии Керзона, ни в коем случае не может оцениваться по своей площади. В нее входят громадные пустынные районы Пинских болот, которыми Польша располагала в промежутке между двумя войнами и которые ныне она обменивает на значительно более плодородные и промышленные области на западе. Большая часть немецкого населения, проживающего в этих районах, в настоящее время выехала.
Не следует опасаться, что задача удержания этих новых земель окажется слишком тяжелой для Польши, или что она повлечет за собой новый немецкий реванш, или, пользуясь избитой фразой, что она посеет семена будущих войн. Мы намерены предпринять значительно более решительные и действенные меры, чем те, которые были приняты после прошлой войны, потому что мы знаем значительно больше по этому вопросу, чтобы полностью исключить возможность каких-либо наступательных действий со стороны Германии в течение будущего поколения".
Из речи Уинстона Черчилля в Палате Общин 27 февраля 1945 года, опубликованной отделом печати посольства Великобритании в Москве.
« (…) Я перехожу теперь к самой трудной и волнующей части моего заявления Палате - вопросу о Польше. В течение более чем года с тех пор, когда наметился решительный поворот в войне против Германии, польская проблема распадалась на два главных вопроса: границы Польши и свобода Польши. Палата прекрасно знает из моих выступлений, что Правительству Его Величества всегда казался более важным вопрос о свободе, независимости, целостности и суверенности Польши, нежели вопрос о фактических ее границах. Меня всегда занимал больше вопрос о создании свободного Польского государства с хорошим домом для польского народа, нежели вопрос о демаркации границы или передвижении границ Польши дальше на запад.
Требование русских, впервые выдвинутое в Тегеране в ноябре 1943 года, всегда оставалось неизменным и основывалось на линии Керзона на востоке, и русские всегда предлагали предоставить Польше полную компенсацию за счет Германии на севере и западе. Все эти аспекты вопроса достаточно хорошо известны.
Министр иностранных дел в декабре прошлого года подробно разъяснил историю линии Керзона. Я никогда не скрывал от Палаты, что лично считаю, что русское требование справедливо и правильно.
Если я являюсь сторонником такой границы для России, то это не потому, что я склоняюсь перед силой, а потому, что я считаю это справедливейшим разделом территории, который может быть произведен при всех обстоятельствах между двумя странами, чья история была так тесно связана и так переплеталась.
Линия Керзона была намечена в 1919 году комиссией экспертов, членом которой был один из наших наиболее выдающихся дипломатов тех дней-сэр Эйр Кроу.
Она была намечена в то время, когда Россия имела мало друзей среди союзников. Я даже могу сказать, что она была исключительно непопулярна. Никто не может предположить, что обстоятельства или причастные личности были бы в те дни излишне благосклонны к Советской России. Они просто пытались наметить правильную и соответствующую линию. Британское правительство того периода одобрило эту линию, в том числе, конечно, и исключение Львова из состава Польши. Оставляя в стороне все, что произошло, я не могу считать, что нам не следует рассматривать это как справедливое и компетентное предложение.
Чтобы отдать должное нашему великому союзнику, следуют помнить о двух вещах. Во-первых, вспомним август 1914 года, когда Германия первая объявила войну царской России. В те дни русская граница была значительно более выдвинутой на запад, нежели та, которую Советская Россия теперь желает иметь после всех пережитых ею страданий и после ее побед.
В границы России входила вся Финляндия и варшавский выступ, западный рубеж которого отстоял от Бреславля на 96 километров.
Россия принимает границу, которая на огромном протяжении тянется в 320-480 километрах восточнее ее прежних границ, существовавших при царском режиме в течение многих поколений.
Маршал Сталин рассказал мне однажды, что Ленин был против линии Керзона, так как она предусматривала отторжение от России Белостока и прилегающих к нему районов. Маршал Сталин и нынешнее Советское правительство не выдвигают подобных требований и добровольно соглашаются с точкой зрения, высказанной Союзной комиссией в 1919 году, согласно которой район Белостока должен отойти к Польше, ибо польское население составляет там большинство.
Линия Керзона не есть граница: граница должна быть намечена и проведена на местности, а не просто нарисована на карте карандашом и линейкой.
Об этом говорил мне маршал Сталин в бытность мою в Москве в октябре. Он сказал мне также, что возможны отклонения в ту или иную сторону на 8-10 километров с тем, чтобы граница проходила по водным рубежам или горам или фактическим границам определенных селений. Мне кажется, что это чрезвычайно разумный взгляд на вещи.
Однако, когда мы встретились в Ялте, русские внесли новые предложения. Было ясно сказано, что все эти небольшие изменения будут сделаны в ущерб России, а не в ущерб Польши, с тем, чтобы поляки могли быть спокойны раз и навсегда и чтобы к этому вопросу больше не возвращаться.
Мы приветствовали эти советские предложения.
Мы должны рассматривать эти тридцать с лишним лет раздоров, беспорядков и страданий в Европе как часть одного исторического периода. Я - участник всего этого периода, так как в 1911 году был направлен в Адмиралтейство для подготовки флота к предстоящей войне с Германией.
В своей основе - это история тридцатилетней войны, более чем тридцати лет войны, в которой британцы, русские, американцы и французы сражались до предела своих возможностей, сопротивляясь германской агрессии. От каждого из нас это потребовало самых тяжелых жертв. Но наибольшие жертвы принес русский народ, чья страна дважды подвергалась разорению. На широких просторах лилась кровь десятков миллионов русских людей, павших за общее дело. Ныне мы доводим его до окончательного завершения.
Помимо чувства постоянства есть еще и другая причина, о которой я помню.
Цели бы не было колоссальных усилий и жертв со стороны России, - Польша была бы обречена на полную гибель от рук немцев. Не только Польша как государство и нация, но поляки как народ были обречены Гитлером на уничтожение или порабощение. По имеющимся сведениям, убито три с половиной миллиона польских евреев. Совершенно ясно, что огромное число их пало жертвой одного из самых страшных актов жестокости, вероятно, самого страшного акта жестокости, который только знало человечество.
Когда немцы открыто признали свое намерение превратить поляков в подчиненную и низшую расу под владычеством народа-господ, внезапно русские армии, великолепно сочетая военную силу и мастерство, менее чем за три недели, с тех пор как мы говорили об этих вопросах здесь,-продвинулись от Вислы до Одера, гоня перед собой немцев в беспорядке и освобождая всю Польшу от чудовищной жестокости и угнетения, которым подвергались поляки.
Я отвергаю и отметаю всякое предположение о том, что мы, поддерживая русское требование на линию Керзона, идем на сомнительный компромисс или уступаем силе или страху, и. я подтверждаю с глубочайшим убеждением полную справедливость политики, которой все три великих союзника впервые придерживаются теперь. Больше того, три державы договорились теперь о том, что Польша получит существенное приращение территории на севере и на западе.
На севере она, конечно, получит крупный город Данциг и большую часть Восточной Пруссии к западу от Кенигсберга и к югу, а также на широком протяжении - побережье Балтийского моря.
На западе она получит важную промышленную область - Верхнюю Силезию и кроме того те другие территории к востоку от Одера, которые на мирной конференции будет решено отрезать от Германии, после того как будут выяснены взгляды Польского правительства, опирающегося на широкую основу. Поэтому мне кажется, что разговоры об отторжении половины Польши совершенно не основательны.
В самом деле, территория, которая находится к востоку от линии Керзона, ни в коем случае не может оцениваться по своей площади. В нее входят громадные пустынные районы Пинских болот, которыми Польша располагала в промежутке между двумя войнами и которые ныне она обменивает на значительно более плодородные и промышленные области на западе. Большая часть немецкого населения, проживающего в этих районах, в настоящее время выехала.
Не следует опасаться, что задача удержания этих новых земель окажется слишком тяжелой для Польши, или что она повлечет за собой новый немецкий реванш, или, пользуясь избитой фразой, что она посеет семена будущих войн. Мы намерены предпринять значительно более решительные и действенные меры, чем те, которые были приняты после прошлой войны, потому что мы знаем значительно больше по этому вопросу, чтобы полностью исключить возможность каких-либо наступательных действий со стороны Германии в течение будущего поколения".