Из истории Центральной Украинской Рады
В последнее время значительно повысился интерес многих людей к истории взаимоотношений между русским и украинским народами. Русификаторская политика Александра III больше помогала украинскому национализму, чем препятствовало ему. Но поражение "русского" проекта стало очевидным только в революцию 1917 года и последующей за ней гражданской войны. Поэтому "украинизация", проводимая уже после победы большевиков в гражданской войне, была их политическим отступлением под прикрытием старых партийных программных лозунгов.
Отрывок из книги А.Золотарёва "Из истории Центральной Украинской Рады", изданной в 1922-м году, показывает развитие украинского сепаратизма в условиях слабой центральной власти 1917 года.
"…В первые месяцы революции Центральная Рада прилично выполняет все формальности соответствующие переживаемому времени и пользуется надлежащим революционным лексиконом. Она обзаводится двумя социалистическими партиями, которые имеют спорные вопросы и публично спорят между собой по аграрному вопросу. В то же время обе партии посещают Советы рабочих и, особенно, солдатских депутатов, поддерживают партию большевиков в их требовании национального самоопределения вплоть до отделения, российских эс-эров в их аграрной программе и даже меньшевиков-в их умеренных социальных реформах.
А в то же время они ведут лихорадочную работу в войсковых частях в тылу и на фронте, подготовляя опорные пункты для быстрой украинизации войсковых частей. Эта двойственная, полная недоговоренностей, политика Центральной Рады была результатом весьма искусного использования ею двойственного характера украинской революции. Городской пролетариат и отчасти мещанство шли за советами рабочих депутатов, в которых, как указывалось уже, украинские партии не рассчитывали иметь влияние.
Селянство шло в рады и спилки и легко поддавалось народнической пропаганде у. с.-р. и у. с.-д., которые на селе проповедовали чисто националистическую программу национал-демократов. В городах Центральная Рада общими вопросами революции не занималась. В деревнях она проповедовала, что Советы рабочих депутатов - власть чужая, московская, и что украинскому народу все равно, кто сидит у него на загривке: московский барин, или его хлоп. Рассорить город с селом, пролетариат с крестьянином, сшибить их лбами в революции, разбить „кованным сапогом" селянина и солдата „революционный череп" пришлого рабочего - эта задача неуклонно проводилась в жизнь, хотя не всегда в ясных и видимых формах.
Поэтому она обещала сельской бедноте социализацию земли, а кулачеству - прочный порядок, солдатам - мир, но все под одним условием: все эти блага Украина должна вырвать из рук русского рабочего, московита, у которого интересы и пути развития чужие, враждебные. Центральная Рада резко выпячивала вперед этот национальный момент и им до поры до времени затушевывала антагонизм, разраставшийся в селе между кулаком и бедняком, и разжигала ненависть села к городу, который оставался в общем и целом в стороне от мнимо революционного национального движения.
Но, как ни лукавила Центральная Рада, острые углы ее политики прорвали искусно наброшенную ткань лицемерия и недомолвок. Правительство Керенского, а с ним и Советы Украины восприняли организацию украинского Секретариата, как угрозу единству и целости всероссийской революции. Это и понятно. Меньшевистские группировки усматривали единство революционного движения в сохранении излюбленных ими внешних форм, а именно:
1) географической целостности России, каково бы ни было взаимоотношение классов в той или иной области России, каковы бы ни были политическая подготовка ее населения, национальная программа ее пролетарской организации - обо всем этом керенщина не заботилась, ибо у нее не было иной национальной программы, кроме сохранения великодержавности России;
2) сохранения „единства, всех живых сил нации‘‘ для продолжения империалистической войны.
Естественно, что при такой программе, как великодержавие и война до победы, т. е. сохранение во всей чистоте буржуазной государственности царской России (только без царя), керенщина могла отнестись к проявлениям национального движения, как к преступной попытке сорвать войну. Из Петрограда поэтому полетели грозные окрики по адресу Генерального Секретариата...
Таким образом, назрела схватка между мелкобуржуазным национализмом великодержавной наций и мелкобуржуазным национализмом подавленной нации, с которой только что спали старые цепи. Эта схватка между Петроградом и Киевом немедленно дала отзвуки в границах Украины между Советами рабочих и солдатских депутатов и Центральной и местными радами.
Почва для конфликта была подготовлена еще раньше, почему в воздухе скоро запахло порохом. Наша сила, сказал один из лидеров украинского движения, вовсе не в том, что мы обладаем большими кадрами украинских войск, но в том, что мы легко можем дезорганизовать военный тыл и обусловить поражение русской армии. Пусть нас не принуждают к этому. Другими словами: „Мы еще не готовы к войне с Россией и пока предпочитаем соглашение". Пусть поэтому не лгут националисты и соглашатели, что война между Россией и Украиной в конце 17 г. была вызвана политикой Советской власти. Эта война была задумана еще раньше, и истинными виновниками ее является Грушевский-Винниченко с одной стороны и Керенский-Церетелли с другой.
Соглашение состоялось и в начале июля вылилось в форму второго Универсала. Конечно, II Универсал был кратковременным эпизодом и не мог дать устойчивого мира. Это была скорее передышка, которую обе стороны стремились как возможно лучше использовать для подготовки в войне. Оно и понятно, если вспомнить, что Центральная Рада поставила своей задачей создать из своего Генерального Секретариата полномочный орган власти национальной под видом краевой; а правительство Керенского поставило задачей оставить фактическую краевую власть исключительно в руках своих комиссаров, а номинальную власть, тень власти, поделить между советами рабочих и солдатских депутатов и Центральной Радой. Какое же могло быть соглашение? Разногласия не замедлили выявиться во всей остроте сейчас же после того, как Керенский, Церетелли к Терещенко уехали из Киева. Российская буржуазия усмотрела в этом соглашении угрозу единству и неделимости великодержавной буржуазной империи. Создание краевой власти на базе крепкого украинского селянства она учитывала, и конечно правильно, как первый этап к отделению от России хлебородных губерний Юго-Западного край и угольных районов Донбасса.
Нужно помнить, что оценку II-го универсала буржуазия производила после разгрома выступления большевистски настроенных масс 3-5 июля. Керенского и Церетелли к соглашению с Радой толкал нажим с двух сторон: со стороны рабочих и солдат, требовавших власти Советам и прекращения войны, и со стороны украинцев, влиявших на состояние юго-западного и румынского фронтов и захватывавших власть в крае в свои руки. Поэтому Керенский попытался сначала ликвидировать наступление главного противника - большевиков - и лишь после того, как Центральная Рада оказалась изолированной и гораздо менее опасной, Керенский вновь повернулся лицом к Украине. Но теперь он оставил сентименты славянофильско-народнического характера. Он говорил уже не как демократ с демократом, как это делал с Церетелли в конце июня в Киеве. Он разговаривал, как представитель коалиции, спаянный с буржуазией пролитой кровью. Буржуазия в лице непосредственных своих представителей в правительстве произвела сильнейший нажим на социалистов-соглашателей в целях аннулирования украинского соглашения и его продукта - II-го Универсала. Что могли противопоставить этому нажиму Керенский и Церетелли? Как они мыслили связь между отдельными частями России? Точно также, как и Милюков, Коновалов и т. п., как государство с господством не пролетариата и, конечно, не крестьянства. В этом вопросе-о социальной базе власти, об единстве и неделимости России, Керенский-Церетелли были почти абсолютными единомышленниками Милюкова и Родичева. Власть украинской или польской, финской или грузинской мелкой буржуазии обозначала не только отделение той или иной национальной окраины от основного государства, но подчинение одной части буржуазии другой, ибо взаимоотношения между буржуазными государствами могут быть построены только на экономическом соперничестве и конкуренции. Этой конкурентской борьбе национальных буржуазий противостояла только позиция пролетариата. Единственный класс, который нисколько не боится отчленения от своего государства любых его частей - национальных или областных - пролетариат, ибо он связывает все государства единством классовых интересов. В его сфере не может быть экономического соперничества или конкурентской борьбы, ибо все государства, в коих он господствует, будут теснейшим образом, и притом без всякого принуждения, связаны своим классовым происхождением, единством своей внутренней и внешней политики, по характеру своих взаимоотношений к другим государствам мира и по своим конечным целям. Но именно этой пролетарской позиции и боялись соглашатели, как черт ладана. Поэтому они под давлением кадетов, усилившихся после поражения петроградских рабочих, почти аннулировали „Згоду 30-го июня". Присланная после месячной проволочки из Петрограда инструкция, определившая права и круг компетенции Генерального Секретариата, сводила его к роли коллективного Комиссара Временного Правительства, наделенного всеми высшими признаками власти, но без ее реального содержания. К этому типическому образчику лицемерного творчества петроградских канцелярий присоединилось еще и то, что Петроград морил Киев денежный голодом. Общая сумма открытого Винниченке кредита не превышала трехсот тысяч рублей, и это одно уже сводило возможную работу Секретариата почти к нулю. При таких условиях соглашение быстро сменилось конфликтом, в котором природа государственного сепаратизма Центральной Рады сказалась необычайно ярко…".
Отрывок из книги А.Золотарёва "Из истории Центральной Украинской Рады", изданной в 1922-м году, показывает развитие украинского сепаратизма в условиях слабой центральной власти 1917 года.
"…В первые месяцы революции Центральная Рада прилично выполняет все формальности соответствующие переживаемому времени и пользуется надлежащим революционным лексиконом. Она обзаводится двумя социалистическими партиями, которые имеют спорные вопросы и публично спорят между собой по аграрному вопросу. В то же время обе партии посещают Советы рабочих и, особенно, солдатских депутатов, поддерживают партию большевиков в их требовании национального самоопределения вплоть до отделения, российских эс-эров в их аграрной программе и даже меньшевиков-в их умеренных социальных реформах.
А в то же время они ведут лихорадочную работу в войсковых частях в тылу и на фронте, подготовляя опорные пункты для быстрой украинизации войсковых частей. Эта двойственная, полная недоговоренностей, политика Центральной Рады была результатом весьма искусного использования ею двойственного характера украинской революции. Городской пролетариат и отчасти мещанство шли за советами рабочих депутатов, в которых, как указывалось уже, украинские партии не рассчитывали иметь влияние.
Селянство шло в рады и спилки и легко поддавалось народнической пропаганде у. с.-р. и у. с.-д., которые на селе проповедовали чисто националистическую программу национал-демократов. В городах Центральная Рада общими вопросами революции не занималась. В деревнях она проповедовала, что Советы рабочих депутатов - власть чужая, московская, и что украинскому народу все равно, кто сидит у него на загривке: московский барин, или его хлоп. Рассорить город с селом, пролетариат с крестьянином, сшибить их лбами в революции, разбить „кованным сапогом" селянина и солдата „революционный череп" пришлого рабочего - эта задача неуклонно проводилась в жизнь, хотя не всегда в ясных и видимых формах.
Поэтому она обещала сельской бедноте социализацию земли, а кулачеству - прочный порядок, солдатам - мир, но все под одним условием: все эти блага Украина должна вырвать из рук русского рабочего, московита, у которого интересы и пути развития чужие, враждебные. Центральная Рада резко выпячивала вперед этот национальный момент и им до поры до времени затушевывала антагонизм, разраставшийся в селе между кулаком и бедняком, и разжигала ненависть села к городу, который оставался в общем и целом в стороне от мнимо революционного национального движения.
Но, как ни лукавила Центральная Рада, острые углы ее политики прорвали искусно наброшенную ткань лицемерия и недомолвок. Правительство Керенского, а с ним и Советы Украины восприняли организацию украинского Секретариата, как угрозу единству и целости всероссийской революции. Это и понятно. Меньшевистские группировки усматривали единство революционного движения в сохранении излюбленных ими внешних форм, а именно:
1) географической целостности России, каково бы ни было взаимоотношение классов в той или иной области России, каковы бы ни были политическая подготовка ее населения, национальная программа ее пролетарской организации - обо всем этом керенщина не заботилась, ибо у нее не было иной национальной программы, кроме сохранения великодержавности России;
2) сохранения „единства, всех живых сил нации‘‘ для продолжения империалистической войны.
Естественно, что при такой программе, как великодержавие и война до победы, т. е. сохранение во всей чистоте буржуазной государственности царской России (только без царя), керенщина могла отнестись к проявлениям национального движения, как к преступной попытке сорвать войну. Из Петрограда поэтому полетели грозные окрики по адресу Генерального Секретариата...
Таким образом, назрела схватка между мелкобуржуазным национализмом великодержавной наций и мелкобуржуазным национализмом подавленной нации, с которой только что спали старые цепи. Эта схватка между Петроградом и Киевом немедленно дала отзвуки в границах Украины между Советами рабочих и солдатских депутатов и Центральной и местными радами.
Почва для конфликта была подготовлена еще раньше, почему в воздухе скоро запахло порохом. Наша сила, сказал один из лидеров украинского движения, вовсе не в том, что мы обладаем большими кадрами украинских войск, но в том, что мы легко можем дезорганизовать военный тыл и обусловить поражение русской армии. Пусть нас не принуждают к этому. Другими словами: „Мы еще не готовы к войне с Россией и пока предпочитаем соглашение". Пусть поэтому не лгут националисты и соглашатели, что война между Россией и Украиной в конце 17 г. была вызвана политикой Советской власти. Эта война была задумана еще раньше, и истинными виновниками ее является Грушевский-Винниченко с одной стороны и Керенский-Церетелли с другой.
Соглашение состоялось и в начале июля вылилось в форму второго Универсала. Конечно, II Универсал был кратковременным эпизодом и не мог дать устойчивого мира. Это была скорее передышка, которую обе стороны стремились как возможно лучше использовать для подготовки в войне. Оно и понятно, если вспомнить, что Центральная Рада поставила своей задачей создать из своего Генерального Секретариата полномочный орган власти национальной под видом краевой; а правительство Керенского поставило задачей оставить фактическую краевую власть исключительно в руках своих комиссаров, а номинальную власть, тень власти, поделить между советами рабочих и солдатских депутатов и Центральной Радой. Какое же могло быть соглашение? Разногласия не замедлили выявиться во всей остроте сейчас же после того, как Керенский, Церетелли к Терещенко уехали из Киева. Российская буржуазия усмотрела в этом соглашении угрозу единству и неделимости великодержавной буржуазной империи. Создание краевой власти на базе крепкого украинского селянства она учитывала, и конечно правильно, как первый этап к отделению от России хлебородных губерний Юго-Западного край и угольных районов Донбасса.
Нужно помнить, что оценку II-го универсала буржуазия производила после разгрома выступления большевистски настроенных масс 3-5 июля. Керенского и Церетелли к соглашению с Радой толкал нажим с двух сторон: со стороны рабочих и солдат, требовавших власти Советам и прекращения войны, и со стороны украинцев, влиявших на состояние юго-западного и румынского фронтов и захватывавших власть в крае в свои руки. Поэтому Керенский попытался сначала ликвидировать наступление главного противника - большевиков - и лишь после того, как Центральная Рада оказалась изолированной и гораздо менее опасной, Керенский вновь повернулся лицом к Украине. Но теперь он оставил сентименты славянофильско-народнического характера. Он говорил уже не как демократ с демократом, как это делал с Церетелли в конце июня в Киеве. Он разговаривал, как представитель коалиции, спаянный с буржуазией пролитой кровью. Буржуазия в лице непосредственных своих представителей в правительстве произвела сильнейший нажим на социалистов-соглашателей в целях аннулирования украинского соглашения и его продукта - II-го Универсала. Что могли противопоставить этому нажиму Керенский и Церетелли? Как они мыслили связь между отдельными частями России? Точно также, как и Милюков, Коновалов и т. п., как государство с господством не пролетариата и, конечно, не крестьянства. В этом вопросе-о социальной базе власти, об единстве и неделимости России, Керенский-Церетелли были почти абсолютными единомышленниками Милюкова и Родичева. Власть украинской или польской, финской или грузинской мелкой буржуазии обозначала не только отделение той или иной национальной окраины от основного государства, но подчинение одной части буржуазии другой, ибо взаимоотношения между буржуазными государствами могут быть построены только на экономическом соперничестве и конкуренции. Этой конкурентской борьбе национальных буржуазий противостояла только позиция пролетариата. Единственный класс, который нисколько не боится отчленения от своего государства любых его частей - национальных или областных - пролетариат, ибо он связывает все государства единством классовых интересов. В его сфере не может быть экономического соперничества или конкурентской борьбы, ибо все государства, в коих он господствует, будут теснейшим образом, и притом без всякого принуждения, связаны своим классовым происхождением, единством своей внутренней и внешней политики, по характеру своих взаимоотношений к другим государствам мира и по своим конечным целям. Но именно этой пролетарской позиции и боялись соглашатели, как черт ладана. Поэтому они под давлением кадетов, усилившихся после поражения петроградских рабочих, почти аннулировали „Згоду 30-го июня". Присланная после месячной проволочки из Петрограда инструкция, определившая права и круг компетенции Генерального Секретариата, сводила его к роли коллективного Комиссара Временного Правительства, наделенного всеми высшими признаками власти, но без ее реального содержания. К этому типическому образчику лицемерного творчества петроградских канцелярий присоединилось еще и то, что Петроград морил Киев денежный голодом. Общая сумма открытого Винниченке кредита не превышала трехсот тысяч рублей, и это одно уже сводило возможную работу Секретариата почти к нулю. При таких условиях соглашение быстро сменилось конфликтом, в котором природа государственного сепаратизма Центральной Рады сказалась необычайно ярко…".