Кое-что о скуке.
Утром накануне двадцатилетия, когда тело мое более-менее определилось с формой, а мозги - с содержанием, будущее приобрело довольно четкие контуры, и я вдруг обнаружила, что жизнь моя и любая другая невыносимо скучна. И не от однообразия мотивов и сюжетов, но скорее от того, что всё вновь узнаваемое уже было со мной, и было не раз, и по неизвестным мне причинам приходит снова и снова. Звуки, и краски, и запахи, и новые знакомства, и обыденные ситуации, - всё было как повторение пройденного в первую неделю школьной четверти, как будто оборачиваешься посмотреть, кто уронил бокал, за секунду до звона разбитого стекла.
И последующие десять лет я бежала прочь от этой невыносимой простоты жизни, искала спасение в новых впечатлениях, бросалась с головой в любовь и работу с повышенным риском, пока не потеряла все мои источники адреналина, пока не окунулась в самую глубину скуки, печали, и, наконец, беспредельной тоски, выйти из которой логичнее всего - в окно, но никак не через дверь. Так странно мне было год лежать в своей постели, "повешенной", недвижимой от боли и отстуствия смысла, и грустить об утрате того, что я никогда толком не любила и не ценила, - своей прошлой жизни. И эта грусть - первое, что родилось во мне после полного обнуления, всплыло из бездны и вытащило меня за собой. Мне стало жаль больше никогда не увидеть тысячу раз увиденное, - какое странное дело! - и размышляя об этой странности, я перешагнула через боль и поплелась на кухню сварить себе тысячу раз уже выпитую чашечку кофе в тысяча первый раз.
Мне всё никак не дается умение ценить каждый момент, как учат нас многократно растиражированные учителя жизни, я вряд ли когда-нибудь смогу понять, на кой черт вообще это делать. Но повторяемость сюжетов открывает в моей памяти шлюзы неведомой глубины, и я начинаю вспоминать, когда именно я видела уже все эти истории, и смею надеятся, что смысл повторения до меня дойдет. Все мои прожитые жизни, рассветы-закаты, чашки кофе, разбитые бокалы, встречи и расставания, весь этот накопленный багаж немыслимой тяжести мне становится радостно таскать за собой, временами ныряя туда, чтобы сверить текущий момент с тем же самым, двести лет назад случившимся, и тихо обрадоваться, что я все-таки не полная дура, и чему-то еще могу научиться, уж коли колесо вертится, и испытывать невероятную благодарность, и радоваться, снова оказавшись живой.
И последующие десять лет я бежала прочь от этой невыносимой простоты жизни, искала спасение в новых впечатлениях, бросалась с головой в любовь и работу с повышенным риском, пока не потеряла все мои источники адреналина, пока не окунулась в самую глубину скуки, печали, и, наконец, беспредельной тоски, выйти из которой логичнее всего - в окно, но никак не через дверь. Так странно мне было год лежать в своей постели, "повешенной", недвижимой от боли и отстуствия смысла, и грустить об утрате того, что я никогда толком не любила и не ценила, - своей прошлой жизни. И эта грусть - первое, что родилось во мне после полного обнуления, всплыло из бездны и вытащило меня за собой. Мне стало жаль больше никогда не увидеть тысячу раз увиденное, - какое странное дело! - и размышляя об этой странности, я перешагнула через боль и поплелась на кухню сварить себе тысячу раз уже выпитую чашечку кофе в тысяча первый раз.
Мне всё никак не дается умение ценить каждый момент, как учат нас многократно растиражированные учителя жизни, я вряд ли когда-нибудь смогу понять, на кой черт вообще это делать. Но повторяемость сюжетов открывает в моей памяти шлюзы неведомой глубины, и я начинаю вспоминать, когда именно я видела уже все эти истории, и смею надеятся, что смысл повторения до меня дойдет. Все мои прожитые жизни, рассветы-закаты, чашки кофе, разбитые бокалы, встречи и расставания, весь этот накопленный багаж немыслимой тяжести мне становится радостно таскать за собой, временами ныряя туда, чтобы сверить текущий момент с тем же самым, двести лет назад случившимся, и тихо обрадоваться, что я все-таки не полная дура, и чему-то еще могу научиться, уж коли колесо вертится, и испытывать невероятную благодарность, и радоваться, снова оказавшись живой.