Еще немножечко про папу.
Начало http://yuna28.livejournal.com/63087.html
Недавно поставила в ЖЖ несколько постов про папу. Сейчас прочитала и поняла, что там нет чего-то очень существенного. Конечно, всё не запишешь, надо где-то остановиться. Но захотелось, хотя бы коротко, рассказать о том, как папа любил детей, и не только своих. Дети, независимо от возраста, каким-то внутренним оком это ощущали и очень к нему тянулись. И мне было удивительно, как хорошо он себя чувствовал среди детей. Так и стоит перед глазами картина из детства: мы в гостях у маминой сестры Лизы. Мама беседует с сестрой, муж Лизы что-то пишет, сидя за письменным столом, а моего папу буквально облепили дети. Самая младшая, ей года три, забралась к нему на колени. И папа, человек вообще-то довольно молчаливый, очень оживленно разговаривает сразу со всеми четырьмя разновозрастными детишками.
Когда мы стали постарше, к папе часто приходил друг моего детства со всякими техническими вопросами. Он жил в нашем же доме двумя этажами ниже, сейчас живет в Нью-Йорке. От него-то я узнала о папе то, чего сама знать на могла. Его любимая книга (Я.И.Перельман «Знаете ли вы физику?») иногда содержала, задачи, которые 9-10-летний мальчик, даже очень способный и сообразительный, решить не мог. Совсем недавно он вспоминал, как серьезно, терпеливо и уважительно папа старался объяснить ему не решение конкретной задачи, а дать общий принцип решения подобных задач. Что было в общем-то не тривиально. Потом он учился в МЭИ и посещал лекции и практические занятия моего отца. И как он говорит, папа больше показывал, чем рассказывал. Чертил на доске какие-то схемы, и всё получалось наглядно и очень просто. Хотя речь шла о процессах совсем не простых. Записи лекций этот папин ученик сохранил и использовал уже будучи инженером, и они много раз помогали ему в работе. Уже сейчас, больше, чем через полвека, сказал мне, что эти лекции и общение с моим папой заметно повлияли в дальнейшем на стиль его работы. Не могу не процитировать несколько строчек из его письма:
«Искусству читать лекции я учился у двух человек. (Почему "искусству"? Потому что это нельзя формализовать).
Первым был твой папа.
Иосиф Яковлевич на чистой ("пустой") доске от руки (без циркуля и линеек) очень аккуратно, без всякой спешки, чертил мелом линии в том порядке, в каком они возникают в голове, когда что-либо хочешь объяснить. И сопровождал это очень скупыми пояснениями. Вначале было непонятно, что он собирается изобразить. Постепенно появлялась схема (структура), как будто на фотографии в проявителе.
И просветление в головах у слушателей. Эффект незабываемый!!!
Вторым был Фарадей. По профессии переплётчик, он имел обыкновение читать то, что он переплетал. И вёл подробные записи содержания интересовавших его книг. Мне посчастливилось прочитать (от корки до корки, и не один раз) сборник его трудов. Впечатление такое, что Всевышний Сам "водил его рукой"!!!
Фарадей советовал (и сам придерживался этого правила) не говорить до конца лекции окончательного вывода. Иначе говоря, держать слушателей в состоянии напряжения и таким образом обострять их внимание.» Конец цитаты.
Еще мне очень запомнилось, как папа любил детей фотографировать. Именно не взрослых, а детей. И своих, и соседских, и всяких подружек-друзей моих и моего брата. У него был фотоаппарат еще в те времена, когда фотографирование считалось искусством. Фотоаппараты были тогда большой редкостью. По-видимому, папа привез его из-за границы в 20-е годы, когда вернулся в Россию.
Это была большая и, по-моему, довольно тяжелая коробка с выдвигающейся вперед гармошкой - объективом. Коробка навинчивалась на трехногий штатив. Сзади находились открывающиеся створки - через них можно было видеть все то, что входит в кадр, и наводить на резкость. Особенно хорошо было видно, если накрыть фотоаппарат вместе с фотографом темной плотной тканью. Папа иногда давал детям посмотреть в это окошко. Всё казалось маленьким и очень четким. И вверх ногами. Он долго примеривался, потом вылезал из своего укрытия и объявлял, что если внимательно смотреть и не шевелиться, то вот отсюда (и показывал, откуда) вылетит птичка. После этого он щелкал кнопочкой, которой заканчивался небольшой жесткий проводок, прикрепленный сбоку от объектива, и сразу же говорил: «Готово!» Птичка ни разу не появилась, вообще никто давно уже не верил в птичку. Но это был как бы необходимый ритуал. А «готово» - сигнал, после которого можно было шевелиться.
После этого папа получал черно-белые стеклянные негативы, они назывались пластинками (еще в допленочную эпоху!) А потом наступал момент настоящего волшебства - печатание фотографий. В специальные ванночки наливались какие-то таинственные жидкости, одна из которых называлась проявитель, другая - фиксаж. В проявителе (самый захватывающий момент!) на фотобумаге постепенно появлялось изображение, и когда оно доходило до кондиции, бумагу с помощью пинцета быстро(!!) перемещали в ванночку с водой и сразу же в фиксаж. Потом уже совсем спокойно промывали еще в двух ванночках с водой. Все это делалось в полной темноте, при свете очень слабой специальной красной лампы, создающей какую-то сказочную атмосферу таинственности и волшебства. Говорить почему-то хотелось шепотом.
Недавно бывший наш сосед по коммуналке прислал мне несколько фотографий из моего детства. Он был совсем ребенком, когда я уже окончила Университет, сейчас он врач с большим стажем. Но моего папу помнит. Снимки сохранились в семейном альбоме его давно умершей матери. Он сделал хорошие копии и прислал. Спасибо ему! Особенно меня тронула одна фотография. Рядом с его мамой сидит мой брат со своим близким другом, погибшим на фронте в 42 году. Все в возрасте 12-13 лет. А сзади видна и моя смешная физиономия, густо усеянная веснушками. Для меня особенно ценно то, что все эти детские фотографии сделал мой папа.
Светлая ему память!
Недавно поставила в ЖЖ несколько постов про папу. Сейчас прочитала и поняла, что там нет чего-то очень существенного. Конечно, всё не запишешь, надо где-то остановиться. Но захотелось, хотя бы коротко, рассказать о том, как папа любил детей, и не только своих. Дети, независимо от возраста, каким-то внутренним оком это ощущали и очень к нему тянулись. И мне было удивительно, как хорошо он себя чувствовал среди детей. Так и стоит перед глазами картина из детства: мы в гостях у маминой сестры Лизы. Мама беседует с сестрой, муж Лизы что-то пишет, сидя за письменным столом, а моего папу буквально облепили дети. Самая младшая, ей года три, забралась к нему на колени. И папа, человек вообще-то довольно молчаливый, очень оживленно разговаривает сразу со всеми четырьмя разновозрастными детишками.
Когда мы стали постарше, к папе часто приходил друг моего детства со всякими техническими вопросами. Он жил в нашем же доме двумя этажами ниже, сейчас живет в Нью-Йорке. От него-то я узнала о папе то, чего сама знать на могла. Его любимая книга (Я.И.Перельман «Знаете ли вы физику?») иногда содержала, задачи, которые 9-10-летний мальчик, даже очень способный и сообразительный, решить не мог. Совсем недавно он вспоминал, как серьезно, терпеливо и уважительно папа старался объяснить ему не решение конкретной задачи, а дать общий принцип решения подобных задач. Что было в общем-то не тривиально. Потом он учился в МЭИ и посещал лекции и практические занятия моего отца. И как он говорит, папа больше показывал, чем рассказывал. Чертил на доске какие-то схемы, и всё получалось наглядно и очень просто. Хотя речь шла о процессах совсем не простых. Записи лекций этот папин ученик сохранил и использовал уже будучи инженером, и они много раз помогали ему в работе. Уже сейчас, больше, чем через полвека, сказал мне, что эти лекции и общение с моим папой заметно повлияли в дальнейшем на стиль его работы. Не могу не процитировать несколько строчек из его письма:
«Искусству читать лекции я учился у двух человек. (Почему "искусству"? Потому что это нельзя формализовать).
Первым был твой папа.
Иосиф Яковлевич на чистой ("пустой") доске от руки (без циркуля и линеек) очень аккуратно, без всякой спешки, чертил мелом линии в том порядке, в каком они возникают в голове, когда что-либо хочешь объяснить. И сопровождал это очень скупыми пояснениями. Вначале было непонятно, что он собирается изобразить. Постепенно появлялась схема (структура), как будто на фотографии в проявителе.
И просветление в головах у слушателей. Эффект незабываемый!!!
Вторым был Фарадей. По профессии переплётчик, он имел обыкновение читать то, что он переплетал. И вёл подробные записи содержания интересовавших его книг. Мне посчастливилось прочитать (от корки до корки, и не один раз) сборник его трудов. Впечатление такое, что Всевышний Сам "водил его рукой"!!!
Фарадей советовал (и сам придерживался этого правила) не говорить до конца лекции окончательного вывода. Иначе говоря, держать слушателей в состоянии напряжения и таким образом обострять их внимание.» Конец цитаты.
Еще мне очень запомнилось, как папа любил детей фотографировать. Именно не взрослых, а детей. И своих, и соседских, и всяких подружек-друзей моих и моего брата. У него был фотоаппарат еще в те времена, когда фотографирование считалось искусством. Фотоаппараты были тогда большой редкостью. По-видимому, папа привез его из-за границы в 20-е годы, когда вернулся в Россию.
Это была большая и, по-моему, довольно тяжелая коробка с выдвигающейся вперед гармошкой - объективом. Коробка навинчивалась на трехногий штатив. Сзади находились открывающиеся створки - через них можно было видеть все то, что входит в кадр, и наводить на резкость. Особенно хорошо было видно, если накрыть фотоаппарат вместе с фотографом темной плотной тканью. Папа иногда давал детям посмотреть в это окошко. Всё казалось маленьким и очень четким. И вверх ногами. Он долго примеривался, потом вылезал из своего укрытия и объявлял, что если внимательно смотреть и не шевелиться, то вот отсюда (и показывал, откуда) вылетит птичка. После этого он щелкал кнопочкой, которой заканчивался небольшой жесткий проводок, прикрепленный сбоку от объектива, и сразу же говорил: «Готово!» Птичка ни разу не появилась, вообще никто давно уже не верил в птичку. Но это был как бы необходимый ритуал. А «готово» - сигнал, после которого можно было шевелиться.
После этого папа получал черно-белые стеклянные негативы, они назывались пластинками (еще в допленочную эпоху!) А потом наступал момент настоящего волшебства - печатание фотографий. В специальные ванночки наливались какие-то таинственные жидкости, одна из которых называлась проявитель, другая - фиксаж. В проявителе (самый захватывающий момент!) на фотобумаге постепенно появлялось изображение, и когда оно доходило до кондиции, бумагу с помощью пинцета быстро(!!) перемещали в ванночку с водой и сразу же в фиксаж. Потом уже совсем спокойно промывали еще в двух ванночках с водой. Все это делалось в полной темноте, при свете очень слабой специальной красной лампы, создающей какую-то сказочную атмосферу таинственности и волшебства. Говорить почему-то хотелось шепотом.
Недавно бывший наш сосед по коммуналке прислал мне несколько фотографий из моего детства. Он был совсем ребенком, когда я уже окончила Университет, сейчас он врач с большим стажем. Но моего папу помнит. Снимки сохранились в семейном альбоме его давно умершей матери. Он сделал хорошие копии и прислал. Спасибо ему! Особенно меня тронула одна фотография. Рядом с его мамой сидит мой брат со своим близким другом, погибшим на фронте в 42 году. Все в возрасте 12-13 лет. А сзади видна и моя смешная физиономия, густо усеянная веснушками. Для меня особенно ценно то, что все эти детские фотографии сделал мой папа.
Светлая ему память!