(no subject)

Jan 31, 2012 18:51

Пожалуй мне пора остановиться в желании бесконечно продолжать эту публикацию  - подряд, главу за главой. Их ведь ровно 60 - по всей нашей, 20-века, истории. Вряд ли кто ни будь выдержит чтение всей книги вот так , по кускам. Не знаю, может быть найти какой ни будь способ полной публикации?
Теперь я сделаю выборку по, может быть, более интересным, поворотным главам:

  • российский холокост (гл. 11)

Английское слово «holocaust» заимствовано из латинской Библии и означает  жертву всесожжения.

С 1910 года так стали называть геноцид армян  в Османской империи и погромы времен гражданской войны на Украине. В 50-е годы писатель Эли Визель определил этим словом геноцид евреев в нацистской Германии.

Сегодня мы употребляем его в первую очередь в этом значении, хотя катастрофы такого масштаба и ущерба стали судьбой многих народов. Мы почти ничего не знаем о подобных трагедиях на азиатском континенте, но армянская, еврейская и российская катастрофа известны. В отличие от национал-социалистической Германии, где идеология диктовала геноцид по национальным различиям, идеология  большевизма привела к геноциду по социальным признакам. И в том и в другом случае тотальному искоренению подверглась живая плоть  и кровь общества.

Нацистский геноцид лишил человечество трети всего еврейского и цыганского народов, половины польской интеллигенции, всех темнокожих  оказавшихся на территории III рейха.

Большевистский геноцид искалечил жизнь всех подвластных ему народов, уничтожил большую часть их интеллектуальной и духовной элиты, страхом и промыванием мозгов обезличил российское общество своего времени. Но, споры о числе жертв Гулага ведутся до сих пор.

Историки - «объективисты» и сталинисты , получив в начале 90-х годов доступ в архивы сделали выводы о том, что общее число смертных жертв советского террора не превышает 1,5 миллионов, а общее число жертв политических репрессий в СССР не превышает 4 миллионов человек. Их доводы не выдерживают критики.

Так например, приводится расчет: если личный состав военизированной стрелковой охраны в лагерях и колониях ГУЛАГа был утвержден правительством из расчета 9 % к общему числу заключенных и составлял в конце 1953 года 201 тысячу человек, то заключенных было соответственно 2,2 миллиона, всего... Но, ведь так рассчитывается емкость, а не пропускная способность системы. Сквозь лагерный конвой прошел поток людей, кого то зарывали в землю на ближайших погостах, кто то выходил на волю или шел на поселение, а все освободившиеся нары занимались следующим этапом…

Другие историки пишут «Вся численность осужденных по РСФСР за 1923-1953 годы общими судебными органами составила 39,1 миллиона человек. Однако в это число не вошли осужденные судебными коллегиями по уголовным делам Верховных, краевых и областных судов (по ним велся отдельный учет) и постоянными сессиями, действовавшими при лагерях, а также осужденные (не военнослужащие) военными трибуналами Красной Армии и Флота, железнодорожного и водного транспорта, войск НКВД. Перед войной, только по РСФСР эти категории осужденных составляли около 3,3% (примерно 90 тысяч человек) от всего числа осужденных общими судами и трибуналами, а в 1942 году - 9,9% (примерно 317 тысяч человек). Если принять эти цифры как очень приблизительные для характеристики военного и мирного периодов жизни страны и приплюсовать их к каждому году по соответствующему периоду, то общее число осужденных за 1923-1953 годы превысит по РФ 40 миллионов человек (без учета осужденных военнослужащих, число которых составляло в 1946 году по стране 109 тысяч человек). Однако и эта цифра является далеко не окончательной…»

Да, не окончательной, хотя бы потому, что в этих подсчетах нет жертв судебных коллегий и Особых совещаний ОГПУ. Внесудебные, карательные органы решали судьбы людей по столыпински, без прокуроров и адвокатов, без права обжалования. Оптом, без приговоров они сослали в тундру и тайгу сотни тысяч крепких крестьянских семей. После убийства Кирова «тройки» получили право приговаривать к расстрелу по спискам, причем соревнуясь между собой в числе жертв и прося у начальства дополнительные «лимиты» на тут же исполнявшиеся казни... Политбюро было буквально завалено просьбами палачей о повышении страшных «квот» . Только за три с половиной месяца, с 28 августа по 15 декабря 1937 года оно санкционировало увеличение права «троек» на расстрел еще 22 500 человек, а в последний, предновогодний день 1938 года Политбюро дало палачам возможность казнить еще 48 000 человек… (для сравнения - всего с 1825 по 1917 годы, за без малого сотню лет царского режима было казнено 4596 человек,).

В 1995 году, разбирая остатки документации Комитета по правам человека спасенные из горевшего Белого дома, я наткнулся на отчет МВД о числе жертв политических репрессий в годы Советской власти. Он был сделан по запросу Верховного Совета РФ для принятия «Закона о реабилитации…». Пояснительной записки о том, какие категории жертв были учтены при подсчете, в нем не было, но судя по результату были сосчитаны не только расстрелянные и осужденные к лишению свободы, но и все сосланные и высланные… В конце толстенного тома, где все было расписано по городам, краям и областям, стояла восьмизначная цифра в которую я не сразу поверил - 50 миллионов и еще сто с лишним тысяч человек… (Увы, я имел неосторожность рассказывать о находке по служебному телефону, а через месяц, когда я хватился - из кабинета депутата Государственной Думы РФ эта папка исчезла...)

50 миллионов россиян, чья жизнь была оборвана или искалечена большевистским геноцидом - это потеря лучшей части народного генофонда.

Ведь репрессиям в первую очередь подвергались люди, с незаурядными свойствами  интеллекта и характера, те чье происхождение подразумевало культуру, те кто выделялся  своей смекалкой и самостоятельностью. Но, именно они то и не были нужны. Мало того, именно они мешали деланию «нового» человека. Идеологам ленинизма удобнее было начинать с чистого листа…

30-е годы - страна загипнотизирована пропагандой и страхом, она привыкает жить в «виртуальном», как сказали бы сегодня, пространстве диктуемых условий, навязанных представлении, интерпретированных событий. Лишь верхушка властной элиты имеет возможность крупномасштабного видения, осмысления и рефлексии содеянного, но таких немного:

«Мы проводим эксперименты на живом теле народа... Почитай, нет в России ни одного дома, у которого мы прямо  или косвенно не убили мать, отца, брата, дочь, сына или вообще близкого человека. И все-таки  Феликс (председатель ВЧК Дзержинский) спокойно, почти без всякой охраны, пешком разгуливает (даже по ночам...) по Москве; а когда мы ему запрещаем подобные променады, он только смеется презрительно и заявляет:

«Что?  Не посмеют, пся крев!». И он прав: не посмеют...». Н.Бухарин

Все скуднее информация о том, как живет другой, остальной мир.

Все гуще ложь, в которой растет новое поколение. Переловили всех беспризорников, отмыли, посадили за парты и верстаки - ура! Победа советской власти, трудового народа и лично товарища Дзержинского! А то, что не буржуи, а большевики развязав кровавую междоусобицу, сделали этих детей сиротами - это новым людям невдомек…

В начале тридцатых моя будущая мать могла стать женой Алексея Косыгина, будущего главы советского Правительства  в 60-70 е годы …

Приехав в город то ли на практику, то ли с лекциями он увидел мать в Педагогическом училище, где та училась и, похоже, влюбился… Узнав, где она живет, пытался свататься, приходил к бабушке, но та переадресовала решение - дочери, которая, чтобы отвадить - не коммуниста, а просто - старого по ее понятиям ухажера (разница в 10 лет!), пряталась от него на реке. Просидев пару вечеров у нашего дома и не дождавшись ее, он уехал…

НЭП, подстегнувший умиравшую экономику, далеко позади. Рабочие, «авангард и гегемон», не составляют и 3% населения. Крестьянин, в условиях запрета на наемный труд и травли крепкого хозяина, пошел по пути дробления семейных наделов, в результате - земли на «двор» стало меньше чем до революции. Все большую долю хлеба он оставляет себе на прокорм, налоги выжимают из него последнее и он скрывает выращенное тяжким трудом зерно… Это соответствует представлениям большевиков о сельском труженнике, как о противнике социализма. И, хоть аракчеевские трудармии Л.Бронштейна, с казармами для всех  селян, не стали реальностью, закрепощение крестьянства необходимо режиму, которому надо кормить города, выросшие за 3 года на 12 млн. человек.

Джугашвили завершает «великий перелом», перелом хребта российского общества - крестьянства. Ликвидация «носителей частно-собственнической идеологии», единоличников и кулаков, т.е. зажиточной, работоспособной части крестьянства не встречает сопротивления, вчерашние рабы охотно гонят своих удачливых и деятельных соседей, деля меж собой их имущество. Но, это не только отъем имущества, ссылка в тундру, высылка и расстрел, это оптовое уничтожение крестьянского мира. Растащенное и обобществленное добро крепких селян не идет в прок. От голода ибнет более 2 миллионов крестьян в России и вдвое больше в Украине.


Идет коллективизация. Из воспоминаний Юрия Орлова:

«Наше село не хотело тогда, в тридцатом году обобществляться - рассказывал мне солдат моего взвода.

- Что такое колхоз? Барщина? Не пойдем. Ладно. Отбирают начальники хлеб, по всем домам до зернышка, и запирают в церкву, под охрану. Кто громче орал, тот, значит подкулашник, того сажают на подводы, с бабьем, с дитятями, - в голую степь на снег: мрите тут без колхозов, мы вас не неволим. «Ну, товарищи крестьяне? Идем в колхоз?» - «Нет» - Не-ет? Ла-дно». Самых справных из прочих, кулаков, значит, в одну ночь забирают, с узелочками в руках, с ребятишечками, - этап, на Север… Твой табак, младший лейтенант слабый…

- Хлеб гниет, значит, в церкви, мы стоим на своем. Коса на камень. Не поверишь…

Он огляделся. Никого не было кругом, только я и он.

- Штурмовали мы даже храм божий. Да силов уж не хватило…

- Стреляли в вас? - спросил я, тоже оглядевшись по сторонам.

- Не, водой разогнали…

- Ну и?

- И ничего. Кто не помер с голоду, тех уполномоченный спас - сам записал в колхоз. «Заря коммунизма». Кто помер, в раю в единоличниках гуляет. А молодую женщину, что сварила и съела свое дитя, - ее арестовали, подержали в тюрьме, признали не в себе да пересадили в сумасшедший дом. На том и кончилось. Плетью обуха не перешибешь.»

Горевестник революции, Максим Горький, обнищав в Сорренто, вернулся в СССР, но он в упор не видит гибнущее крестьянство, платой за особняк и кормежку становится его хвала режиму. Он провозглашает:

«Если враг не сдается, его уничтожают!»

И едет с инспекцией в страшные Соловецкие лагеря.

Будущий академик, а тогда - соловецкий зек Дмитрий Лихачев ( по кличке Медяковый Штым) , чудом избежав расстрела, скажет потом: «... я видел Горького в Соловецком лагере и отлично знаю, что он видел, что там происходит.

Один мальчуган рассказал ему об истязаниях, о том ужасе, который творится в лесу. Однако, вернувшись в Москву, в 1930 году в журнале «Наши достижения» он опубликовал восторженный очерк о соловецких чекистах...»

Несмотря на победные реляции, на строительство заводов, ( за один только Тракторный, т.е.

танковый завод, Джугашвили платит США 40 млн. долларов или третью часть всего изъятого у народа хлеба), несмотря на запущенный в строй Днепрогэс, стратостаты и рекордные перелеты - первая пятилетка ничего не дала людям. Голод, не только на Украине, а по всей стране. В городах хлеб по доступной цене можно получить только по карточкам, а карточки имеют только работающие.


  Екатерина Владимирова:

«…Однажды, в каникулярное время, я решила съездить домой, родных навестить. Но дома было очень голодно….

Навестила я в этот раз и свою родную тетю, жившую недалеко от нашего поселка… И вот что я услышала от нее, когда она, превозмогая высокую температуру, шептала мне пересохшими горячими губами прямо в уши: «...на полях Украины урожай неслыханный... все гибнет на корню... в селах дома заколочены... ни дыма, ни собачьего лая... Люди ушли, нас, студентов, плохо одетых-обутых, погнали под дождь со снегом - спасать подмерзающую картошку... среди нас начался тиф... Одно прошу тебя - молчи... иначе погибнешь».

Я уехала в Москву, все-все запомнив, что мне рассказала Маша. Но и в нашем поселке, дома, я заметила на улицах каких-то шатающихся людей безо всякой цели - темных, оборванных. Они ничего не просили ни у кого, но их жители поселка береглись, ибо люди эти воровали все, что под руку попадало. Я спросила у брата: «Кто они? Откуда они появились?» - и брат мне только ответил: «Хохлы! Их приказано на работу не принимать, хлебных карточек не выдавать, в дома жить не пускать. Вот они и шакалят». Среди этих людей я видела и матерей с детьми.

В Москве начались занятия своим чередом. Были у нас и политзанятия, которые проводил с нами какой-то приезжающий к нам внештатный лектор. Эти лекции были больше всего о положении рабочего класса и крестьянства в нашей стране, о их очень хорошей и все улучшающейся жизни.

Вот последняя его лекция как раз и была - о колхозном строительстве, о том, как оно разворачивается в боевом марше, каких невиданных успехов достигло оно по всей стране! Как расцвела жизнь крестьян - колхозников, согретая отечески - доброй улыбкой Великого Вождя! Ну и так далее, как всегда он говорил, а мы его не слушали, ибо он всегда говорил одно и то же. Вот тут-то меня и взорвало! Забыла я и просьбу Маши - быть осторожной, забыла и про студию, из которой мне вылететь было смерти подобно. Заговорила я своим звонким, хорошо поставленным голосом, заговорила горячо, страстно: «Ребята, да не верьте вы ему, он же все лжет! Какое «колхозное строительство», когда Украина гибнет! Украинцы бегут куда глаза глядят, а их везде встречают, как бандитов. Урожай неслыханной силы, а собирать его некому!.. Села стоят с забитыми окнами домов, а внутри домов -трупы лежат, убирать их тоже некому!..»

В общем, высказалась я ото всей души. В аудитории наступило неловкое молчание. И в самом деле, кто и что мог сказать из находящихся в классе юношей и девушек, большей частью из московских обеспеченных семейств? Никто из них не мог бы толком отличить пшеницу от ржи, да что там! Эти девушки не могли бы картошку почистить своими холеными пальчиками в перстнях и кольцах! Их не волновали умирающие с голоду соотечественники - крестьяне, которые давали городу питание - хлеб насущный! Они органически не понимали ничего и не хотели понимать.

Рухнуло мое образование! Преподаватель «политики», конечно, был стукачом, и через несколько дней меня арестовали. И повезли меня в «черном воронке» через всю Москву прямехонько в Бутырскую тюрьму.»

Ее первый срок был не долгим, помог М.Калинин до которого дошла жалоба ее сокурсников…

Уже известный писатель М.Шолохов, посмотрев на то, как из крестьян его родного, Вешенского района выбивают последний хлеб, пишет И.Сталину:

«В Грачевском колхозе уполномоченный РК при допросе подвешивал колхозниц за шею к потолку, продолжал допрашивать полузадушенных, потом на ремне вел к реке, избивал по дороге ногами, ставил на льду на колени и продолжал допрос...

В Наполовском колхозе уполномоченный РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают...

В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику, подозреваемому в краже, во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику.

Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били подороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу...

…официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью будет сам выселен с семьей. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы.Я видел такое, что нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?

В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери...»

«Отец народов» ответил ему 6 мая 1933 г.:

«… иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами... Надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови),- этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью».

Казак Шолохов спорить не стал, он все понял, он все забыл и… сочинил «Поднятую целину»…

Previous post Next post
Up