Про то, о чем Юля думала в отпуске
Отпуск хорош тем, что расставляет приоритеты по местам.
Пляжная скука хороша тем, что отправляет фантазию в неведомые дали, и иногда думаешь - Боже, женщина, тебе уже начали дарить подарки на тридцатилетие, что ж ты думаешь мысли, достойные пятнадцатилетней дуры.
От скуки я влюблена в клиента. Сначала я шутила - с этим я смогу работать, только если влюблюсь в него безответно и безнадёжно, и ведь влюбилась. Я в принципе люблю суровых мужчин, особенно если очень умных.
Шутка дня в конторе заключается в том, что он симпатизирует мне. На самом деле симпатизирует он тому, что я отвечаю на его субботние имейлы в течение 5-6 часов и что в первый день своего отпуска я сидела в его офисе (просто страна, где отпуск, и страна, где офис, случайно совпали) и обсуждала стойки регистрации пассажиров и другие занимательные вещи.
Но офисы и стойки регистрации - это все про настоящую жизнь, где любовь на вес золота, где в тебя второй год влюблен совсем не тот, и ты думаешь, что да, он на пятнадцать лет старше и иногда раздражает, но хочет семью и человек хороший, и если я перееду туда, где он живёт, то почти без проблем найду работу. В настоящей жизни объект такой же бестолковой моей влюбленности заболевает и тяжело умирает, и вся моя влюбленность становится ненужной и неуместной рядом с горем его родителей и его сестры, и только одна общая знакомая, взрослая и прекрасная, говорит мне между делом - I knew you were very fond of him - только один человек, а что тут скажешь? В первый раз тот, в которого я была влюблена, умер, а я никто, звать никак, случайная знакомая, перестань нервничать, бывает, ерунда. Впереди настоящая жизнь, работа, карьера, и совсем не нужно огорчаться по пустякам. Жизель умерла от горя, узнав, что её обманул любимый, нет повода не подумать, не отходя от театра, про девальвацию чувств.
Итак, не будем о настоящей жизни, отпуск для того и создан, чтобы придумывать то, чего не было. Есть такой греческий остров Гидра (именно он выше на фото), на нем дурацкие пляжи, но нет машин от слова "совсем", и ближе к берегу он очень дорогой и избыточно заполнен туристами. Но проходишь пятнадцать минут в гору - и говорят уже по-гречески, батюшка в чёрном и женщина с целлофановым пакетом перекрикиваются через улицу, между синими цветочными горшками снует поджарый кот, петух деловито ходит по траве, звенит колокольчик на шее у коровы, на табличке две стрелки - налево монастырь, направо маяк. Наверное, если поискать, то наверху можно снять комнату, чтобы ночью прохладный ветер дул из окна, чтобы готовить на маленькой плитке и сидеть в полумраке при свечах и пить моё нелюбимое красное бокалами. Катер из Афин идёт всего два часа, и я за полчаса буду ждать его на причале, думая, зачем и во что же я вляпалась, и где мои пути отхода. И ведь глупость, какая глупость, я совершенно не буду рада его видеть, я буду улыбаться самой вежливой версией улыбки, и двадцать минут буду задавать вопросы, ответы на которые волнуют меня очень мало - как добрался? В Афинах, наверное, сейчас жара? Красное или белое? Мы же совсем друг друга не знаем.
А потом разговор за что-то зацепится, и станет проще. Ты здесь, я здесь, остальное не важно. Пожалуйста, расскажи мне все, я хочу знать абсолютно все, твой первый город, второй и третий, о чем ты думаешь, когда переезжаешь, братья, сёстры, друзья, бывшие. Любимые места, кошки или собаки, кофе или чай, кино или BBC, каждая мелочь. Я не люблю тебя, любовь - это другое, для тех, кому повезло, но я хочу знать о тебе все, глупые вещи, в которые ты с детства веришь, о чем ты думаешь, когда просыпаешься в пять и не можешь уснуть, и что ты делал, когда десятый час летел в самолёте куда-нибудь на другой континент.
Мы прикончим вторую бутылку, и все станет понятно, мы взрослые люди и мы третий час вдвоём в маленькой комнате, я усну сразу, но проснусь в пять, окно открыто настежь, жужжат комары, кричат птицы, я - идиот.
А потом ничего не будет, недопониманий и всей этой ерунды, не дави на меня, я этого не переношу, мне некогда, тебе тоже, у тебя самолёт, у меня самолёт. Ничего никогда не случится, потому что все это не настоящая жизнь, потому что все это отпускной бред, живущий только в моей голове. Если все пойдёт хорошо, мы увидимся ещё несколько раз, а потом никогда, и самый искренний наш диалог сведется к тем трём минутам - "Юль, ты уже уходишь?" - "Я встала в три пятьдесят" - "Fuck" - "Indeed" - "Отдыхай хорошо, ладно?"
Ладно. Двенадцать дней ненастоящей жизни.