Кака и ее Хо Ши Мин
Однажды Кака решила переехать.
- Город большой, квартир много, почему бы не жить там, где до этого я не жила?, подумала Кака и стала обзванивать знакомых, чтобы они спросили у своих знакомых, нет ли среди их знакомых сдающих однокомнатное что-нибудь.
Через два дня Какин мобильник зазвонил неизвестным номером. Голос был мужского пола, невысокого роста и говорил преимущественно о квартире на улице Хо-Ши Мина.
Кака сходила в библиотеку и прямо в читальном зале прочла книгу Кобелева "Беседы о Хо Ши Мине".
Вьетнамский коммунистический лидер понравился Каке, и в этот же день она отправилась смотреть квартиру на его улице.
Маленькая Кака чувствовала свой незначительный масштаб в этом мире и в этом районе, когда проходила мимо уходящих в небо новостроек.
А с высоты одиннадцатого этажа сквозь дырочку в пыльной - уже больше года нестиранной занавеске - на маленькую Каку смотрел Анатолий - автор телефонного голоса и владелец однокомнатной жилплощади.
- Здравствуйте, - сказала Кака. Она ожидала увидеть вьетнамца с маленькой бородкой и коммунистическими знаменами на заднем фоне. А увидела русского старичка в пижаме, с потушенной сигаретой во рту и с консервной банкой, наполовину заполненной такими же недокуренными мальборами.
- Ну, здравствуй, здравствуй, Кака, имечко у тебя…, - Анатолий затянулся дважды, сморщился, и опустил неудачную сигарету в консервное кладбище окурков.
- Акакия!
- Акакия Анатольевна, значит, будешь, - сказал Анатолий, а в глазах его была такая тоска, что сразу же захотелось сладкого чаю с бутербродом.
Чаю в доме не оказалось, как и не оказалось уюта, порядка и свежих обоев. Потолок лежал так низко, что хотелось сутулиться.
Анатолий демонстрировал свои владения. А Кака смотрела в окно и вспоминала Хо Ши Мина. - За это ли ты боролся, храбрый вьетнамский вождь? Чтобы люди жили в этих квадратиках районов, ходили по прямым линиям улиц, карабкались в гробике лифта в свой двух-трех комнатный прямоугольничек? И мысли их были простые как дырка шлакоблока.
- Кака, значит так, - Анатолий наконец убрал свою пепельницу-консервницу. - Теперь ты будешь моей дочерью.
Опачки, приехали. Мне нужна квартира, а не папка в пижаме, - подумала Кака и сказала:
- А это зачем?
Анатолий стоял у окна и вглядывался в дырочку нестиранной занавески.
- Люди сейчас, понимаешь… всем есть дело до всех… я не хочу, чтобы у меня были проблемы, налогового характера. Чуть что - скажу, ты моя приемная дочь, дочь моего фронтового товарища.
- который погиб?
Анатолий закурил. Наверное, он вспоминал своего товарища. Героический поступок - взять на себя воспитание дочки, объявившейся только через двадцать лет.
- и если тебя спросят - говори, что живешь у приемного отца.
У Каки аж дыхание перехватило. Перед ней стоял новоназванный приемный отец, и он по-прежнему был в пижаме, а на фоне не было ни одного красного знамени.
Через неделю Кака и ее три пакета добра прибыли в новое жилище на улице Хо Ши Мина.
На новом месте, приснись и жених!, - размечталась Кака, как телефон зазвонил и все тот же голос, не вьетнамский и без бородки, а в пижаме и с сигаретой, спросил:
- ну, как ты там?
- хорошо, папа.
- Город большой, квартир много, почему бы не жить там, где до этого я не жила?, подумала Кака и стала обзванивать знакомых, чтобы они спросили у своих знакомых, нет ли среди их знакомых сдающих однокомнатное что-нибудь.
Через два дня Какин мобильник зазвонил неизвестным номером. Голос был мужского пола, невысокого роста и говорил преимущественно о квартире на улице Хо-Ши Мина.
Кака сходила в библиотеку и прямо в читальном зале прочла книгу Кобелева "Беседы о Хо Ши Мине".
Вьетнамский коммунистический лидер понравился Каке, и в этот же день она отправилась смотреть квартиру на его улице.
Маленькая Кака чувствовала свой незначительный масштаб в этом мире и в этом районе, когда проходила мимо уходящих в небо новостроек.
А с высоты одиннадцатого этажа сквозь дырочку в пыльной - уже больше года нестиранной занавеске - на маленькую Каку смотрел Анатолий - автор телефонного голоса и владелец однокомнатной жилплощади.
- Здравствуйте, - сказала Кака. Она ожидала увидеть вьетнамца с маленькой бородкой и коммунистическими знаменами на заднем фоне. А увидела русского старичка в пижаме, с потушенной сигаретой во рту и с консервной банкой, наполовину заполненной такими же недокуренными мальборами.
- Ну, здравствуй, здравствуй, Кака, имечко у тебя…, - Анатолий затянулся дважды, сморщился, и опустил неудачную сигарету в консервное кладбище окурков.
- Акакия!
- Акакия Анатольевна, значит, будешь, - сказал Анатолий, а в глазах его была такая тоска, что сразу же захотелось сладкого чаю с бутербродом.
Чаю в доме не оказалось, как и не оказалось уюта, порядка и свежих обоев. Потолок лежал так низко, что хотелось сутулиться.
Анатолий демонстрировал свои владения. А Кака смотрела в окно и вспоминала Хо Ши Мина. - За это ли ты боролся, храбрый вьетнамский вождь? Чтобы люди жили в этих квадратиках районов, ходили по прямым линиям улиц, карабкались в гробике лифта в свой двух-трех комнатный прямоугольничек? И мысли их были простые как дырка шлакоблока.
- Кака, значит так, - Анатолий наконец убрал свою пепельницу-консервницу. - Теперь ты будешь моей дочерью.
Опачки, приехали. Мне нужна квартира, а не папка в пижаме, - подумала Кака и сказала:
- А это зачем?
Анатолий стоял у окна и вглядывался в дырочку нестиранной занавески.
- Люди сейчас, понимаешь… всем есть дело до всех… я не хочу, чтобы у меня были проблемы, налогового характера. Чуть что - скажу, ты моя приемная дочь, дочь моего фронтового товарища.
- который погиб?
Анатолий закурил. Наверное, он вспоминал своего товарища. Героический поступок - взять на себя воспитание дочки, объявившейся только через двадцать лет.
- и если тебя спросят - говори, что живешь у приемного отца.
У Каки аж дыхание перехватило. Перед ней стоял новоназванный приемный отец, и он по-прежнему был в пижаме, а на фоне не было ни одного красного знамени.
Через неделю Кака и ее три пакета добра прибыли в новое жилище на улице Хо Ши Мина.
На новом месте, приснись и жених!, - размечталась Кака, как телефон зазвонил и все тот же голос, не вьетнамский и без бородки, а в пижаме и с сигаретой, спросил:
- ну, как ты там?
- хорошо, папа.