Працягваю публікацыю дзедавых мемуараў. Уступ быў выкладзены ўчора
тут.
Малая Родина - Мосар. Часть 1.
Своей малой Родиной считаю деревню Мосар, хотя родился я в фольварке с необычным наименованием Грунвальды, расположенным примерно в 8 км от Мосара. Разумеется, и все окрестности и населённые пункты в радиусе примерно 50 км - это тоже моя малая Родина. Этот фольварк примыкал к одноименной деревне и расположен был на самом берегу небольшого озера, за которым простирался лесной массив. Отсюда видно и пошло название почему-то по-немецки - GrünWald, что означает зелёный лес. Да и само наименование «фольварк» явно тоже от немецкого Volkswork, что можно перевести как «Народное производство» и таких фольварков да ещё и с немецкими названиями в окрестностях Мосара было несколько (Фусберк, Амберк и др.). В настоящее время от фольварка Грунвальды ничего не осталось кроме нескольких лип и камней от фундаментов, а в деревне осталось 3-4 дома.
Рис.1. Фольварк и хутор Грунвальды (Гренвальд) на карте Российской Империи начала ХХ в.:
Рис.2. Деревня и фольварк Грунвальды (Grunwaldy) на польской карте 1934 года:
Рис.3. Деревня Грунвальды (Гринвальды) на советской карте 1984 года:
Рис.4. Окресности деревни Грунвальды на современном космическом снимке и на карте 1934 года:
Никаких сведений об истории этих мест у меня нет, да и почти вся сознательная жизнь от 5 до 18 лет (до службы в армии) прошла в Мосаре, поэтому я и хочу рассказать об истории Мосара, в объёме насколько я знаю из рассказов своих предков, старожилов и источников почерпнутых в Мосарском филиале Глубокского краеведческого музея. Но сначала несколько предложений о географическом положении деревни.
Деревня Мосар расположена в северо-западной части Глубокского района Витебской области с 1960 г. ранее входила в состав Дуниловичского района Вилейской области (1940-1944), Полоцкой области (1944-1954), а затем Молодечненской области (1954-1960). При польской власти местечко Мосар (miasteczko Mosarz) относилось к Козловщинской гмине (аналог сельсовету) Поставского повета (аналог района) Виленского воеводства (аналог области). Так что все эти вышеперечисленные населённые пункты, и города в определённой степени относятся к моей малой Родине и у меня к ним всегда особое положительное отношение.
Деревня расположена между большим озером Церковище и речкой Моргва, а в 60-тые годы «перешагнула» за эту речку в восточном направлении в сторону Льнозавода (бывший панский двор) и деревни Круковщины. Ранее почти половина дворов деревни были расселены по хуторам, но после образования колхоза в 1949 г. начали постепенно, а затем и с большим нажимом «сгонять» всех в деревню. Рядом с деревней есть, как его называют, свой лес, а за озером большие лесные массивы. Рельеф холмистый, чередование возвышенностей и низин. Примерно в километре от костёла за речкой Моргвой расположена, «лужчанская гора» (рядом с деревней Лужки) - самая высокая возвышенность, на которой ксёндз Иозас Булька установил 20-ти метровый крест, там же построен каменный грот с фигурами Иисуса, Божьей Матери и святых. Смотрится всё это очень величественно и вид с возвышенности на окрестности, - долину реки, костёл и деревню, - прекрасный.
Рис.5. Фото на фоне озера Церковище.
Наша деревня находится практически в центре почти равностороннего треугольника с вершинами: Воропаево - Шарковщина - Глубокое. Расстояние до Глубокого и Шарковщины - 16 км, а до Воропаева - 18 км. Соседние деревни: Луцк-Мосарский, Панфиловщина, Саутки, Майсютино, Лужки, Воронца. За озером была деревня Гирстуны, но она исчезла - её жители в основном переселились в Мосар. Кроме нашего озера, очень близко есть Лужчанское огзеро (у деревни Лужки) и прекрасное, чистейшее - Заплисское, где водятся раки. На берегу последнего была небольшая деревенька Заплисье, но сейчас её уже нет.
Первое упоминание о Мосаре в письменных источниках относится к 1514 г., как владение наместника Браславского Юрия Зеновича. Полная фамилия Деспот-Зеновичи, сербы по происхождению, пришли в ВКЛ в XIV веке по приглашению короля Ягелло и получили огромное землевладение от Припяти до Днепра.
Рис.6. Мосар и окрестности на карте 1934 года:
В 1514 г. Король Польский и Великий Князь Литовский Сигизмунд I Старый своей грамотой разрешил Зеновичу «… при имению его Мосары… местечко посадите, торг и корчма вольные к пожытку его имети …». От Зеновичей Мосар перешёл во владение Троцкого воеводы Паца, а отего маршалку литовскому Марьяу Воловичу. В 1639 г. двор уже принадлежал Долмат-Исаковским от них опять перешёл к Пацам, а затем к Млечкам.
В конце XVII века Констанция Млечко вышла замуж за известного политического и общественного деятеля Яна Владислова Бжостовского (1646-1710 гг.). С того времени, около 200 лет, Мосар принадлежал роду Бжостовских. Бжостовские - знаменитый и богатый шляхетский, а с 1798 г графский польский род герба «Стремя». Фамилия Бжостовские происходит от местности Бжостово в Сондомерским повете в Польше. Бжостовские принимали участие во всех антицарских восстаниях, занимали высокие государственные и духовные посты в Вильно, Полоцке, Минске, Могилёве, Ошмянах, Мяделе.
«Золотым веком» Мосара стали последние годы XVIII века, когда владельцами были Роберт и Анна (Плятэр) Бжостовские. Это были высокообразованные люди, владеющие иностранными языками, имели большую библиотеку, коллекционировали картины и т.д. В 1775-1790 гг. они построили в своём имении новый большой дворец. Двухэтажное здание в стиле старого классицизма имело богатое внутреннее украшение. Особенно выделялся Королевский зал с «генеалогическим деревом» и портретами всех польских королей, оригинальной печью в виде пирамиды на 5 шарах и французским камином с бюстом последнего короля Станислава Августа Понятовского. Сам король несколько раз гостил в Мосаре и даже участвовал здесь в археологических раскопках как любитель старины. Кроме Королевского, выделялся Бальный зал с шикарным барочным камином из чёрного мрамора, Зеркальный зал с зеркальными панелями на стенах и Китайский зал в восточном стиле. В фронтальной наружной стене дворца была вмонтирована мемориальная доска сообщающая о том, что в имении ночевал Король Речи Посполитой Стефан Баторий во время похода на Псков. Дворец окружал пейзажный парк с аллеями, садом, прудами. Всё это великолепие располагалось над симпатичной, чистой речкой Моргвой.
Рис.7. Дворец Бжостовских (затем Пилсудских) в Мосаре. 1925 год. Архивы NAC.
По местному преданию, дворец строили итальянцы и якобы ученики Микеланджело. Костёл святой Анны в Мосаре построен в 1792 г так же за счёт средств графа Роберта и графини Анны Бжостовских в честь святой Анны - духовной опекунки фундаторки. Костёл построен в классическом стиле, с барельефами на библейские темы внутри и скульптурами апостолов Петра и Павла в нишах фасада. В костёле, как раз под органами, в стене вмонтированы мемориальные доски о захоронении фундаторов костёла, а их останки покоятся в склепе под главным алтарём. Есть сведения, что костёл строили мастера из польского города Конина и что некоторые молодые работники поженились с местными девушками и остались в Мосаре навсегда.
Главная святыня костёла - реликвии святого Юстына, привезённые из Рима и помещённые первоначально в костёле г. Мяделя, а в 1883 г. перевезённые в Мосарский костёл. Предание гласит, что эти реликвии хотели повозить по другим окрестным костёлам, чтобы дать возможность помолиться святому Юстыну большому количеству верующих, но в Мосаре лошади отказались трогаться с места. Тогда верующие и священнослужители поняли: сам святой Юстын выразил таким образом свою волю. Главный праздник костёла (фэст) - день Святого Яна Крестителя - 24 июня, утверждён Папой Римским в 1908 г. С 2004 г. в это время происходит открытие международного фестиваля духовных фильмов и телепрограмм «MAGNIFICAT», который проходит в Глубоком-Уделе-Мосаре.
Рис. 8. Костёл в Мосаре.
Костёл сохранился до наших дней практически в первозданном виде и как святыня действовал непрерывно. Богу было так угодно, что даже большевистские варвары его не разгромили и не использовали в каких-нибудь своих пакостных целях. Правда, пакости всё-таки делали. Так в 1949 г. арестовали и без суда приговорили к 25 годам лагерей ксендза Антония Куяву моего духовного пастыря и, можно сказать, - спасителя. Отправили ксендза в Казахлаг и больше он не вернулся. В костёле провели варварский обыск, спустились даже в склеп, разбили кирпичные стены захоронений фундаторов костёла и вскрыли их гробы. Возможно с целью ограбления, т.к. на покойниках могли быть драгоценные перстни, ордена и т.д. Временно костёл опечатали и замкнули и нам, верующим, пришлось молиться несколько месяцев на ступенях костёла на прикостёльной территории. Но народу приходило даже больше обычного, люди собирали деньги для оплаты очень больших налогов на костёл и постоянно направляли письма и делегации в советские госорганы. Через несколько месяцев костёл открыли и по воскресеньям к нам приезжал ксёндз с Глубокого. В то время я уже был министрантом, служил до мши святой и мне довелось участвовать в приведении в порядок гробов и захоронений в склепе под алтарём костёла. Электричества тогда не было, работали при свечах и было жутковато.
У Роберта и Анны Бжостовских было 6 детей, Мосар сначала перешёл их сыну Августу, а затем их внуку Абдону. По некоторым данным, в 20-х годах XIX века имение Мосар посетил великий польский поэт Адам Мицкевич. Вместе с хозяевами он ездил по окрестностям, катался на лодке по озеру Церковище и оно ему очень понравилось - он даже сравнивал его со своим любимым озером Свитязь. Его поразил огромный камень в озере недалеко от берега у деревни Гирстуны, на который он залазил. В последствии Бжостовские распорядились вырубить на этом камне инициалы А.М. В настоящее время озеро обмелело и этот камень оказался в зарослях камыша почти на берегу. А ведь ещё в мои юношеские годы мы с ребятами и девчатами любили на лодках «плавать на камень» и забирались на него до 20 человек одновременно. Вокруг камня была чистая вода и солидная глубина, и случались иногда несчастья, но об этом позже.
Рис.9. Дед с внучкой на камне Мицкевича.
Как уже было сказано, Бжостовские были участниками восстаний против русских царей. Не остались они в стороне и во время восстания 1863-1864 гг., хотя царские власти их сильно притесняли и терзали. Именно внука Роберта Глубокская шляхта избрала одним из руководителей последнего восстания. После подавления восстания, чтобы спасти имение от конфискации Бжостовские продали его Пилсудским, а сами переехали жить в маёнтак Церковище на берегу одноименного озера. Куда и когда они переехали в последствии и какова их дальнейшая судьба сведений у меня нет.
Пилсудские были родственниками выдающегося государственного деятеля Польши - руководителя II Речи Посполитой маршалка Юзефа Пилсудского. По рассказам старожилов, в молодости Юзеф несколько раз приезжал погостить в Мосар, но принимали его не очень приветливо - хозяин усадьбы, Киликет Пилсудский, сторонился своего родственника-революционера, ведь Юзеф уже несколько раз побывал в царской тюрьме. В последствии, когда возродилась Польша и когда её руководителем стал племянник, Калинет очень сожалел о своей излишней осторожности. Но родственные связи все же не прерывались. В 1935 году на похоронах Юзефа Пилсудского возле портрета с чёрной лентой стояла дочь мосарского владельца Мария. В своём завещании Юзеф Пилсудский дал наказ построить 100 школ в Виленском воеводстве. Он сам был родом из-под Вильно, очень любил Виленщину и все наши места. На основании его завещания в 1937 г. в Мосаре была построена новая школа, в которой я в своё время учился.
Школа была кирпичной, с черепичной крышей красного цвета, с большими окнами и просторными классами. Она была рассчитана на семилетнее образование. До этого в Мосаре была szkoła podstawowa (начальная) на 4 класса. Практически все жители Мосара начиная от поколения моих родителей были грамотными, большинство окончило 4 класса. Именно так было и в семьях моих дедов и Хоциловичей, и Жуков - все их дети имели образование не менее 4-х классов.
Рис.10. Внутренний двор школы в Мосаре (болей фота ў
пасце пра школу на
kresy_arch)
Палац в период смуты, в гражданскую войну (точнее 1918 г) был разграблен и сожжён. Восстанавливали ли его Пилсудские при польской власти (1920-1939 гг.) или жили в ином здании, к сожалению, мне неизвестно. Но всё время до начала II-й мировой войны они владели Мосорским двором и хлебнуть им горя, видимо, тоже довелось. Известно, что вторую дочь Каликста Ванду расстреляли немцы за участие в польской Армии Краёвой (А.К.). Марии удалось всё пережить. Кстати сказать, по слухам, её сын, Анджей Яцына, живущий сейчас в США, хочет помочь создать на месте сожжённой Мосорской усадьбы музей и передать ему свою библиотеку.
Рис.10-13. Интерьеры дворца Пилсудских в Мосаре. Архивы NAC.
Практические все хозяйственные постройки усадьбы (конюшни, аборы, сараи, коровники и др.) сохранились и сразу после войны в них был размещён льнозавод, который действует до сих пор. От парка, сада, прудов мало что осталось. Мне вспоминается только интересная альтанка (беседка) построенная с бутового камня с конусной шатровой крышей, которая стояла при дороге у входа в парк. После моего возвращения из армии её уже не было.
При польской власти местечко Мосар (именно такой статус был с 1919 по 1939 гг.) значительно похорошело. Были построены: млечарня, дом людовы, ремиза, школа, улица стала брукованой - вымощенной бутовым камнем, действовали магазины, кофейня и др. За «польских часув» уделялось большое внимание состоянию дорог и они поддерживались в хорошем состоянии. Дорога через Мосар называлась «гостинец», что равноценно наименованию «торговый путь». А ещё, по преданию, с древних времён её называли «Ольгердов шлях», т.к. это была наиболее короткая дорога между Вильно и Полоцком. Если я не ошибаюсь у Ольгерда одна из жён была православной Витебской княжной и Ольгерд принял христианство (православное). Но затем опять возвратился к Язычеству. Это именно он велел казнить трёх князей - трёх виленских мучеников, Антония, Иоанна и Евстафия, икона с изображением которых имеется в семье Марины. Имеется и описание жизни и мученичества этих святых.
Очень большое значение польские власти придавали пожарной безопасности населённых пунктов и в каждом miasteczku должна была быть ремиза - пожарное депо и добровольная пожарная команда (straża pożarna). Я помню, что в нашей ремизе были 2 деревянные бочки на колёсах (ёмкостью ≈400-500 л), два ручных пожарных насоса, пожарные шланги и другой инвентарь. Каждый житель деревни был обязан срочно явиться на пожар так же со своим инвентарём, которое у него должно было быть всегда в «боевой готовности». Это могли быть вёдра, багор, лопата, лестница, топор, кирка, мётлы и др., о чём на каждом доме, на видном месте, должна была быть табличка с изображением этого инвентаря. Сигналом о пожаре служил колокольный звон специального ритма на звоннице костёла. В обязанность отдельных членов пожарной дружины входило брать своих коней и запрягать в бочки - водовозки и в телеги с насосами для доставки их к месту пожара. Мне приходилось наблюдать, как слаженно работали наши люди на пожаре - никто не стоял, разинув рот, в качестве наблюдателя. Работали все и мужчины, и женщины, и подростки и даже дети. По команде начальника пожарной дружины люди расставлялись в цепочки и передавали друг другу вёдра с водой от водоёма, ручья или колодца. Кстати, пожарные водоёмы были обязательны, и в Мосаре их было несколько. Подъезда к реке и озеру всегда были в порядке.
Благодаря такой системе очень редко дом сгорал полностью - сгорала соломенная крыша, а стена и даже потолки практически всегда удавалось спасти. Такая система противопожарной безопасности существовала ещё при «первых советах», при немецкой оккупации и некоторое время даже после прихода советов сразу после войны. Но вскоре буря разрушила нашу ремизу, восстанавливать её большевики не стали, т.к. главной задачей было согнать всех в колхоз, и система пожаротушения развалилась.
В Мосаре до моего ухода в армию, в 1956 г. насчитывалось порядка 70 дворов, причём 30 из них были расселены на хуторах, на своих собственных земельных участках. Дедушка Казимир со своей семьёй тоже проживал на таком хуторе. У каждого хозяина был дом, хлев для скота, гумно или ток для складирования сена, соломы и для временного хранения (до обмолота) сжатых зерновых культур. У большинства хозяев были амбары для хранения зерна. Крыши домов и хозпостроек в основном были соломенными. У более зажиточных хозяев - со щепы или гонта, что являлось даже предметом гордости. Один из наших соседей этим так гордился, что где надо и не надо говорил «моя хата гонтам крыта» и это стало для него почти «мянушкой». Земельные участки у мосарцев были разные, но в основном от 3-х до 20 га и конечно разные по урожайности. Трудиться людям приходилось очень много, что называется «от зори до зори» поскольку всё делалось вручную. Единственным и самым ценным помощником была лошадь. Но кто был старательным и трудолюбивым хозяином жили в достатке. Конечно, благосостояние ещё зависело от количества земли, состава семьи т.д.
Все жители нашего местечка были католиками, а по национальности - поляками. Только три брата Шашки с их многочисленными семьями были православными и жили они несколько обособленно, за кладбищем - там были их земли. Число православных составляло около 5% населения деревни. Поэтому Мосар можно считать в довоенные годы был полностью католической и польской деревней. Собственно такой наша деревня оставалась и в годы войны и в первые послевоенные годы советской власти. Молились, естественно, на польском языке и каждый знал польский язык с детских лет. Многие семьи в Мосаре пользовались польским языком и в повседневной жизни, некоторые разговаривали «мешаным» языком, остальные белоруской «мясцовай гаворкай».
В Мосаре было очень развито, да и до сих пор сохранилось, употребление ласкательной формы не только женских, но и мужских имён с детства и до старости. Больше мне такого нигде не довелось видеть, кроме как в Польше. Вот наши мужчины: Эдмусь, Юзюня, Бронька, Казак, Тадзик, Костусь, Франька, Фронусь, Расек, Болюсь и т.д. Особенно много разновидностей было у имени Ян: Ясь, Яська, Ясюня, Януля. И у меня один дядька был Ясьна, другой - Юзюня, а я до службы в армии был только Ромаком.
Вообще и люди в те времена были, как мне кажется, более ласковые, доброжелательные, обходительные в общении друг с другом. В Мосаре не было совсем пропащих пьяниц с длительными запоями. Было 3-4 человека любителей время от времени хватануть лишку, но не так, что мы видим теперь. Не было и сплошного мата. К старшим относились с почтением и обращались всегда только с употреблением слова «пан» или «пани». По воскресеньям не работали и в костёл приходили всегда прилично одетые. Даже не скажешь, что это простые крестьяне. Исключительным авторитетом был ксёндз, учителя тоже. При встрече, здороваясь, мужчины обязательно снимал головные уборы.
Соседи всегда помогали друг другу в работе, не говоря уже о родственниках. «Толока» собиралась всегда на молотьбу, на строительные работы и др. причём никто никому, как правило, не платил, а только обеспечивал питанием. Зато каждый безотказно шёл помогать тем, кто ему в своё время помог.
В деревне были свои мастеровые: несколько портных и портних, сапожников, хороших столяров, был кузнец, печник, шорник и др. Лучшим портным был Фронтишек Дулинец, отец Рени Почковской и дедушка Лили и Толи. Он был инвалидом I-й мировой войны, потерял ногу и после госпиталя за счёт государства на спецкурсах получил специальность портного. Печником был Филип Гриц отец Франака Грица, который помогал строить нам дом.
Был и свой специалист-ветеринар, правда без образования, Фронусь Витко наш дальний родственник, брат тётки Анетки. Когда-то он был что-то вроде подручного у врача ветеринара. В любое время дня и ночи он помогал в лечении животных, практически бескорыстно. Человек он был своеобразный, долго любил поспать, что всех удивляло. А вставали у нас очень рано, ещё затемно. Дядька Фронусь мог спать до 10 часов утра, а затем ещё с полчаса лежал, много раз повторяя сам себе: «Можно выспацца» и невероятно смачно и протяжно зевая. Если он видел, что его способы лечения животному не приносит облегчения, Фронусь всегда говорил и обязательно по-польски: «Wszystko zrobione dobrze, ale bezskutecznie» (Всё сделано правильно, но безрезультатно). Курил дядька Фронусь очень толстые самокрутки и любил порассуждать на различные темы. Всё это я знаю потому, что некоторое время мы с матерью проживали у тётки Анетки и Фронуся. Оба они проживали в месте в хорошем, «на два конца» доме, оставшимся им от родителей. Ни у кого из них не было своих семей. Тётка Анетка осталась холостой по религиозным мотивам - она принадлежала к светской категории законниц (монахинь) и дала обет безбрачия. Почему не женился дядька Фронусь неизвестно. В старости его оформили в дом престарелых, где он и умер. Жалею теперь, что навести я его там всего один раз.
Практически такими же, как Мосар по составу, были и близлежащие деревни нашей парафии. К вере относились очень серьёзно, с большим почтением и детей приобщали в вере, к костёлу с самого раннего детства. Не только к вере, но и к польским традициям и культуре. Очень тщательно готовились к таким большим праздникам как Boże Narodzenie (Рождество) и Wielkanoc (пасха). Вигилийная вечеря проходила торжественно с молитвой, ломанием оплатками, с 12 специальными блюдами, при свече, с шуточными гаданиями и разными добрыми пожеланиями. И всё это за столом в составе всей семьи с обязательной дополнительной тарелкой (прибором, для возможного неожиданного гостя). А стол был накрыт белоснежной скатертью поверх душистого сена, рядом наряженная ёлка.
Подготовка к пасхе не менее интересна и торжественна. Обязательный, правда, не очень строгий пост, совместная молитва, отправление «Drogi Krzyżowej» (Крестовый путь) и ожидание Воскресения Христова. А как интересно было красить яйца, делать «писанки», а затем в течение всех праздничных дней (3-4 дня) катать яйца с соседскими детьми. Какое это счастье выиграть 5, а то и все 10 яиц!
Костёл играл в жизни сельчан очень важную роль, а ксёндз был самым почитаемым человеком. Сколько помню с детских лет, каждое воскресенье и каждое католическое свято костёл был заполнен до отказа. Костёл проводил духовное воспитание и катехизацию (обучение основам католической веры детей). После изучения катехизиса детей готовили к первой исповеди и первому причастию, как правило, в возрасте 7 лет. Какой это был праздник для детей, для семьи и всей парафии! Девочек наряжали, как невест, в белые платья, мальчиков - в праздничные костюмчики. Все с букетами цветов, им посвящалась часть службы при проведении набоженства в костёле. Все их поздравляли и старались обязательно пригласить фотографа, чтобы сделать памятные снимки. Большой честью для семьи считалось, если их ребёнок был, как бы приближен к алтарю. Для девочек это было постоянное участие в процессиях: либо посыпание из специальных корзиночек лепестками цветов ксендза с найсвентшим сакраментом и дорожки, где он ступает, либо несение специального ружанца, либо растяжек из лент от хоругвей и др. Все девочки наряжались в очень симпатичные белоснежные платьица, соответствующие чулочки с обязательными веночками на головах. А для мальчиков - это стать министрантом и служить у алтаря вместе с ксендзом в специальной белой комже во время святой имши или другого нобоженства. Мне в этом вопросе повезло - я был министрантом с 7 лет и до призыва в армию, т.е. 11 лет подряд.
До шестидесятых годов основным приветствием при входе в дом, а зачастую и на улице, было крестьянское: «Niech będzie pochwalony Jezus Chrystus!» ответом было: «Nawieki wiekow. Amen.» И если кто-нибудь из детей иногда забывал сказать «похволёнку» придя в дом к друзьям, а говорил «Дзень добры» то хозяева делали замечание и обязательно при встрече говорили об этом родителям. Даже православные, заходя к кому-нибудь в дом, приветствовали «похволенкой». Так было заведено.
Рис.14-17. Интерьеры костёла в Мосаре.
В Мосарском костёле всегда были очень хорошие священники. Меня крестил ксёндз Станислав Клим и разумеется я его не помню, но воспоминания о нём наших старейшин парафиян, моей матери и других родственников, только положительные. Он очень много уделял внимания молодёжи, занимался организацией проектирования и сбором средств для строительства кирпичного костёла в Борейках. В 1939 г. ксёндз Клим был переведён в другую парафию, куда не знаю, но после войны он оказался в Польше в городе Гожуве, в районе которого оказались бывшие его парафияне депортировавшие с Мосара и других деревень в Польшу. В том числе и семья Хоциловичей. Все были рады встрече.
Рис.18. Ксёнз Станислав Клим и представительницы польской молодёжной организации.
Взамен ксендза Клима в Мосар прибыл в 1939 г. ксёндз Болеслав Гэльмар - этнический немец. Во время «першых саветаў» трудновато ему приходилось, но эту беду он пережил, тем более, что он был немец, а большевики в те времена дружили с Германией и с Гитлером. С приходом немцев в 1941 г ксёндзу Гельмару и вовсе стало нормально. Ксендза Гэльмара я уже помню. Он был небольшого роста, очень шустрый и часто в разговоре переходил с польского на немецкий язык. Говорят, что все записи он делал по-немецки, даже в метрических книгах. Мосарцам он запомнился тем, что спас от возможного расстрела 4-х наших мужиков. Дело в том, что на нашем озере практически каждую зиму (под весну) бывает «тхло» - так называют у нас явление, когда рыба целыми косяками устремляется к родникам или канавам, где вода обогащена кислородом, т.к. в озере в это время кислорода не хватает. В наше озеро не впадает ни одна речка или более менее приличный ручей. Трещины же во льду забиваются снегом.
Чтобы не допустить гибели рыбы, вовремя обнаружить признаки тхла наши местные рыбаки в этот период активно шныряют по озеру делая небольшие лунки и наблюдают поведения подводных обитателей. Если в каком-нибудь месте рыба начинает подплывать к лункам и жадно «дышать» значит где-то в этом районе надо пробивать большие проруби, отлавливать сачками полусонную рыбу, а заодно обогащать воду кислородом и тогда «очухавшись» большая часть как раз репродуктивной рыбы будет спасена и она отойдёт подальше от этих лунок.
Так вот, в один из зимних дней наши искатели тхла так увлеклись, что забыли о комендантском часе и были задержаны прямо на озере немцами, которые их посчитали партизанскими связными или разведчиками, так как к противоположному берегу озера подступает лес, где были партизаны.
Документов у этих рыбаков никаких не было и по условиям военного времени и немецких порядков их надлежало расстрелять. Никакие просьбы их жён, родственников, соседей не возымели действия, и тогда кто-то догадался побежать к ксендзу. Ксёндз Гэльмар немедленно пошёл к коменданту и после долгих переговоров под свою личную ответственность освободил наших мужиков.
В 1944 г. ксёндз Гэльмар ушёл на запад вместе с отступающими немцами и его дальнейшая судьба неизвестна.
Рис.19. Брошюра о ксензе Гэльмаре.
О других ксендзах, которых я лично знал и которые в моей жизни сыграли большую роль, расскажу позже.
Культурным центром в Мосаре, кроме костёла и школы, был «Dom Ludowy» (Народный дом), что-то вроде дома культуры. Там проводились различные мероприятия: встречи, собрания, концерты, молодежные вечера, действовала художественная самодеятельность. Мосарцы очень активно участвовали в деятельности этого народного дома, часто об этом вспоминали и рассказывали нам, молодому поколению, о том кто, какие и как исполнял роли в пьесах и других постановках. Дом людовы располагался в непосредственной близости от костёла с правой стороны от колокольни.
С приходом советов, а затем немцев деятельность дома начала сворачиваться, а в послевоенное время было и вовсе не до развлечений, дом оказался заброшенным, начал разрушаться и где-то к концу 40-ых его разобрали и снесли.
Содержание.
Вступление. Малая Родина - Мосар #1. Малая Родина - Мосар #2. Семья Хоциловичей #1.Семья Хоциловичей #2.