Запись 10, которая закаляет сталь и рассказывает об экстриме, как он есть, без пафоса и сноубордов

May 31, 2013 18:24

Одно из правил, которого я придерживаюсь в своем блоге - писАть тогда, когда прет. Потому что если прет меня, то попрет и вас. Сегодня я расскажу две истории, которые случились в России и Абхазии, и вспомнились мне в Алжире. Обе они посвящаются моим замечательным и любимым подругам, по которым я дико скучаю.



Моя первая история называется «ИКСТРИМАЛЬНОИИИКСКЛЮЗИВНО».

6 мая к нам в гостиницу приехало замечательное русское семейство. Мама, папа, двое детей (и грузовик). Это были веселые, очень доброжелательные москвичи. Мы организовались двумя машинами и отправились в чудо-город Тлемсен, показывать им сталактитовые пещеры, водопады, крепости и кататься на канатной дороге. Рассказывать о том, как все хорошо в Тлемсене будет туристический путеводитель, кем-то переведенный с французского, а мы пойдем дальше. Нагулявшись по арабским достопримечательностям, мы решили отобедать в красивом кафе в горах, с видом на водопад. Кафе дико походило на абхазские шалманы в районе озера Рица. Кто был - тот поймет, а кто не был - съездите. Это не дорого и стоит того… В таких шалманах всегда дымит мангал, всегда гуляет свежий горный ветер, всегда хочется посидеть и что-то съесть, если даже вы не голодны, и всегда все в три раза дороже. Но, практика показывает, что мы вообще редко платим за вещи столько, сколько они стоят на самом деле. В общем, мы зашли в горный арабский шалман, увидели водопад и сразу как лохи решили там остаться. Свободных столов не было, но нам его откуда-то достали и накрыли. Вместо скатертей постелили оберточную бумагу (люди в Алжире едят очень много жирной пищи, и не всегда аккуратно). И вот мы, в количестве восьми человек, дружно сели за стол, устланный серой бумагой и стали ждать. Сначала к нам подошел мальчик и попытался запомнить, что же мы всем хотим. Меню у него не было, но в таких заведениях обычно достаточно простой и стандартный выбор - шашлык, фри, безалкогольные напитки (ну вот как можно есть на природе шашлык и не жахнуть коньяку или холодной водки, А?), хлеб, хрира (баланда с букетом специй). Когда официант понял, что мы ходим все, но каждый при этом хочет что-то свое, он побежал и вернулся с блокнотиком. Дальше он долго и мучительно старался записать наш заказ, и дальше началось бесконечно долгое и холодное ожидание, за время которого мы успели обежать несколько раз вокруг водопада, пофотографироваться, жутко замерзнуть, вымыть руки и выдать весь запас дипломатических шуток, припасенных для обеда. Даниэль все это время пытался залезть в фонтан, собирал окурки, таскал булку с чужих столов и усиленно ныл. Когда на горизонте замаячил официант, есть уже никому не хотелось, и все мечтали уже скорее расплатиться и уйти. Но что-то заставляло нас оставаться, и ждать что будет дальше. Может быть лень, а может быть русское упрямство. Официант принес тарелки и бутылки с водой, и опять пропал в небытии. Несколько раз он проплыл мимо с ароматным жаренным мясом, которое оказалось на столах у тех, кто пришел сюда позже чем мы. В в нашей группе уже начались голодные разговоры о расовой дискриминации. Я все это время вспоминала историю, которая случилась в Абхазии очень давно. Эта история грела и веселила меня, и я просто не могу не оформить ее буквами.

Итак, мы с однокурсницей, сестрой и подругой Асей прибыли в Абхазию. Это было то ли в студенчестве, то ли в светлое время надежд, когда мы обе делали карьеру секретарш и думали, что ПОТОМ все обязательно будет круто, и не так как у всех. В общем, мы прибыли в Абхазию на три недели и начали активно тратить деньги на увеселения, которые могла предложить эта страна своим гостям. В частности, на экскурсии. Мы попили местного вина, покатались на лошадях и джипах, на катамаранах, съездили на упомянутое выше озеро Рица, на сталинскую дачу, а потом, в самый разгар веселья, к нам вдруг приехал мой тогдашний мужчина Вадим. Стоит отдать ему должное - если бы не он, мы бы не рискнули совершить нашу «последнюю» экскурсию.

Накануне Вадимова приезда мы с Асей прогуливались по городу Пицунда в тени прекрасных пицундских сосен, и лениво изучали самодельные таблички с выцветшими фотографиями, которые предлагали рафтинг, поездки в форелевое хозяйство пожрать форели, круизы, купание в открытом море и… Мы подошли ближе и обомлели. Это была самая большая и самая шикарная табличка, написанная красными буквами. ИКСТРИМАЛЬНО И ИКСЛЮЗИВНО! - гласила она. Дальше мы уже даже не хотели читать - это было именно то, что нам надо. Тем не менее, мы ознакомились с объявлением до конца. Желающим предлагалось прокатиться на уазике в оооочень отдаленный горный район, насобирать чабреца, переночевать «с опытными гидами» в хижине пастуха, ощутить все прелести дикой абхазской жизни. - Переночевать с опытными гидами и пастухом - повторили мы хором и сразу купили три билета. Нам и Вадиму.

«Экскурсия» начиналась в Пицунде очень рано. Мы съели блинчики в каком-то полуработающем кафе и затем нас забрал уазик с «опытными» гидами. Это были мрачные лица кавказской национальности, одетые в не очень свежую одежду, и пытающиеся дружелюбно улыбаться. Уазик немилосердно трясло на горных тропах, и из разговоров наших гидов мы поняли, что они сами не особо хорошо знают маршрут, и по ходу дела, проводят эту экскурсию впервые. Бесконечная тряска периодически прекращалась, и нам заботливо подливали виноградной чачи. Горный воздух и неровность дороги вместе с чачей быстро сделали нас пьяными, измотанными овощами, но назад дороги уже не было. И вдруг мы все трое - я, Ася и Вадим оказались где-то высоко-высоко на Кавказском хребте, пьяные, счастливые и не помнящие дорогу обратно. Вадим, как опытный йог, периодически вставал на голову. Мы бегали и орали, любовались фантастическими пейзажами, и даже нашли еще не растаявший снег среди зеленой травы. Тогда мы все трое разделись догола и начали кататься по нему на задницах. И в это время кто-то навел на нас дуло совершенно не игрушечного автомата. Когда мы с Асей, совершая очередной галс на голой жопе, увидели оружие, снег под нами начал таять. Мы вскочили и как-то по инерции спрятались за широкую спину обнаженного Вадима (вот уж сработал женский инстинкт), который в ужасе поднял руки. Перед нами стоял оборванный абхазец и смеялся во всю глотку. Это был один из местных аборигенов-пограничников, которые патрулировали границы стран, проходящие по хребту. Мужик быстро понял, что в таком виде мы вряд ли нарушим границу, поэтому опустил оружие и дал нам одеться. Ощущение ужаса, холод снега с примесью голой беззащитности до сих пор живы в моей голове.

Дальше мы собирали чабрец, постоянно пили предлагаемую нам чачу и начинали понимать, что остаемся без нашего главного защитника Вадима. Он-то пил по-настоящему, а мы с Асей только из вежливости мочили губы в стаканчике.

К вечеру в горах совсем потемнело и нам предложили ехать на ночевку в хижину и жарить шашлык. Под чачей Вадим вдруг стал немного неадекватным. За ним всегда это водилось, но чаще «это» скрывалось под видом глубокомысленного любителя музыки и разных «духовных» практик. Ему начало казаться, что его хотят убить, что нас хотят насиловать, что все вокруг настроены враждебно, и что Ася - главная ведьма и нечистая сила, и что по ее вине, и с ее подачи мы оказались в этом проклятом месте. Процесс был необратимым, но мы решили хотя бы немного его притормозить, отведя Вадима в лес, около пастушьего хозяйства. Тьма была такая, что вырви глаз, кругом непролазный бурелом из поваленных деревьев. Но… Окончательно запыхавшись, мы привалились к дереву и поняли, что вокруг нас разворачивается настоящая волшебная сказка. Разворачивается сама собой и именно тогда, когда ждешь ее меньше всего. Так часто бывает в горах. За это я их и люблю.

Из кромешной темени стали появляться светлячки. Они летели к нам со всех сторон. На небе ярко-ярко горели такие близкие здесь звезды, а где-то совсем рядом раздавался звон коровьих бубенчиков. И все это вместе, в этой странной и черной-черной тьме как-то меняло сознание и успокаивало. Это было по-настоящему красиво. Даже Вадим подобрел, успокоился и согласился вернуться к хижине и уже, в конце концов, поужинать.

Гиды тем временем занимались приготовлением мяса, купленного на наши деньги. Я очень смутно помню, как мы ужинали, так как проклятая чача продолжала литься рекой, мешая осознавать все происходящее. Помню только, что в какой-то момент кто-то начал трясти каким-то огнестрелом, Вадим бегал и орал, а гиды активно предлагали нам с Асей проследовать в хижину пастуха, на второй этаж. Помню, что каким-то образом мы оказались там без них, и, дрожа от страха, улеглись на деревянные скамейки, накрытые старыми спальниками. Через какое-то время к нам пришел Вадим, извергая проклятья, и очень быстро заснул.

Утром мы вышли на двор и поняли, что действительно находимся на дворе небольшого и ветхого деревянного дома. Рядом была пристройка-кухня, где вчера мы ужинали и пили чачу. И тут, мы впервые увидели обещанного нам пастуха. Это был очень милый дедуля, который тут же угостил нам козьим сыром, а также дал пощупать коз и коров. Он, единственный, из всей бригады «опытных гидов» искренне улыбался и, казалось, вообще не знал, что мы пили на этой территории и спали на втором этаже его дома.

Напряжение, которое не отпускало нас все эти два дня, рассосалось только когда мы приехали в Пицунду, и навсегда распрощались с «истримальными и исклюзивными» гидами.
Я проговаривала про себя и вспоминала эту историю в течении 40-ка минут. За это время наш проклятый обед в арабском шалмане все же приготовился. Вместо обещанных нескольких порций шашлыка и картошки фри, нам поставили на стол одно огромное блюдо с узором. В нем была навалена огромная гора картошки и сверху лежало неизвестное количество порций мяса. Но никто не произнес ни слова, дрожа от холода, униженные русские туристы стали жрать все это руками, запивая Кока-Колой.

Вторую историю я, пожалуй, назову «Как закалялась сталь». Ее я вспомнила, сходив на экскурсию в арабские ясли «Les enfants d’abord» («Сначала дети - потом все остальное» - примерный перевод). В это учреждение меня привез месье Шеррак, чтобы я познакомилась с мадам директрисой на случай, если я захочу отправить туда Даниэля. Ясли и детский садик располагались в обычном трехэтажном доме. Мадам директриса была очень радушной, и сказала, что летом, когда все разъедутся по отпускам, у нее найдется место и для моего ребенка. В старших группах учили французский язык, хотя, общение, конечно, происходило на арабском. Плата за месяц была символической - 5000 динар (1500 рублей). Эта сумма включала обед и автобус от гостиницы с утра, и обратно - вечером. Дальше мы спустились вниз и оказались в группе для малышей. Помещение было меньше, и без окон. Чисто, но душновато. Посредине стоял манеж, в котором сидело двое малышей, которые еще не умели ходить, кто-то - ездил по полу в ходунках, здесь же стояли детские столы и стулья для кормления, а за занавеской происходили какие-то развивающие арабские занятия для детей от полутора до двух лет. Во время тихого часа на пол стелились матрасы, на которых дети должны были спать. Все по спартански, но не скажу, что меня это испугало. Конечно, инородная среда и сопли на лице некоторых клиентов этого заведения немного меня смущали, плюс Даниэль был белым, неверным, не обрезанным, короче я предпочла подумать. Думаю до сих пор… Думаю о том, что иногда, даже в самом юном возрасте полезно попасть в обстановку тебе чуждую, настораживающую, даже враждебную. Выжить в этой обстановке, обрести способность находить контакт с теми, с кем его найти сложнее всего, сделать их друзьями или просто заставить себя уважать, получить урок и в будущем осмыслить свои промахи и ошибки. Выживать и быть счастливым. Конечно, полуторагодовалого Даниэля это все вряд ли касается, но именно эпизод с яслями напомнил мне о непростом испытании социализацией, который мы все обязательно проходим или не проходим в детстве.

В своей жизни я была в пионерском лагере 3 раза. Один раз в прекрасном «Зеркальном», который считается почти что северным Артеком, и куда достаточно сложно попасть «просто так». И следующие два раза в лагере Восток-2, на котором я остановлюсь подробно и где, собственно, сталь и закалялась. По счастливому стечению обстоятельств, все три раза я приезжала туда с моей подругой Сашей. Обе мы были школьницами, не очень уверенными в себе, не очень-то (на тот момент) интересными и привлекательными, и совсем не наглыми, и не злыми (хорошие качества для жизни в детском лагере). Первый раз мы приехали в Восток-2 зимой. Нас расселили по комнатам, по 4 человека. До столовой нужно было идти пешком 10 минут по морозу, также как и до медпункта. В медпункте всем, кто не мог дойти до столовой не заболев, намазывали гланды черной гадостью по имени ЛЮГОЛЬ, и отправляли дальше.

Коллектив той зимней смены был уже «сбитым», девчонки и мальчишки приезжали туда постоянно, а мы с Сашей были совершенно никому не нужны, но в лагере это еще не самое страшное. В общем, дети тусовались друг у друга в гостях, ходили на дискотеки, на которые мы с Сашей, почему-то идти боялись, девочки активно крутили романы, а мы уныло шатались вдвоем по зимнему лесу и размышляли о смысле жизни. Но самым страшным западлом было то, что в зимнем лагере Восток-2 никто не мысля - не было ни душа, ни ванны, только холодный утренний умывальник для чистки зубов в помещении со стеклянными дверями и пластиковая бутылка, с которой можно было сходить подмыться в деревянном туалете типа «очко» за корпусом. Многие носили трусы с одной, а потом с другой стороны (выворачивая), но для девочек в переходном возрасте, которые «активно» готовились стать девушками это было неприемлемо. В какой-то момент, износив все чистые трусы, взятые в лагерь с большим запасом, мы сели, и начали думать, что же делать дальше… В этот вечер все ушли на дискотеку в клуб «стекляшка», а мы с Сашей хотели только одного - наконец помыться!

Мы пришли в холодное помещение со стеклянными дверями, посреди которого стоял деревянный стол, на котором стояли зубные щетки. Тускло горела лампочка на потолке. Под столом был таз. Мы нагрели воды, налили в него и оттащили в самый дальний угол помещения. Дальше Саша села на стол, по-возможности загораживая меня, а я на полу приступила к первой за две недели мучительной помывке. Совершенно прозрачные двери нечем было завесить, а если бы меня голую увидел кто-то из моей смены - я бы сгорела со стыда. Дальше, дико психуя, в старом тазу начала намываться Саша, разбрызгивая по полу мыльную воду. Когда помывка была закончена, по нашим подсчетам до конца дискотеки оставалось минут 10, за это время мы все убрали и даже успели постирать трусы. А потом был новый год в клубе «стекляшка», где меня первый раз в жизни наконец пригласили на медляк. Я была чистой и благоухающей, и мой принц, которого я потом больше так никогда и не увидела, написал мне записку следующего содержания: «Из цветов люблю я розу, а из девочек - тебя. И тебе желаю тоже - лЮби розу и меня!»

Но на этом история номер два не заканчивается, так как после зимнего Востока-2 мы с Сашей решили отправиться в этот же лагерь, но уже в летнюю смену. Мы уже были в старшем отряде, и опять прослыли отщепенцами из интеллигентных семей. Нас не интересовали игры на свежем воздухе, командные задания, а на вечерние тусовки нас просто никто не брал. Я предпочитала сидеть в хозблоке и рисовать плакаты для всяких викторин и эстафет, в которых не принимала участия, и заправлять в старый видик кассеты с фильмами, которых, к моей радости, там была целая куча. Саша где-то страдала, и вечером мы встречались в нашей комнате. Эту комнату мы делили с двумя девушками, пользовавшимися в лагере большим спросом. Они привезли с собой шикарные платья, развесили их на вешалках по стенам, над своими кроватями и вечерами надевали их на свидания. Соседки постоянно пытались поддернуть нас с Сашей шутками, на которые мы интеллигентно молчали. Я помню один чудный вечер, когда мы, все четверо, уже лежали в своих кроватях. Наши соседки обсуждали каких-то очередных мальчиков, с которыми им удалось позажиматься, и отпускали в нашу с Сашей сторону презрительные колкости из разряда «целки». А мы все молчали и страдали. Мы страдали 10, 20, 30 минут и потом вдруг я открыла свой рот, который так до сих пор и не закрываю, и начала отвечать. Я отвечала на каждую колкость колкостью, на каждую пошлость - пошлостью, на каждую тупость - как получится. И видимо, получалось у меня неплохо, так как Саша слушала-слушала, а потом расхохоталась и тоже начала «отвечать» вместе со мной. И в этот момент жить нам стало гораздо легче.

И сейчас мне очень хочется, чтобы мой ребенок тоже умел промолчать там, где не нужно слов, но при этом всегда смог бы ответить, если в этом будет необходимость. Всех люблю!
Previous post Next post
Up