Ты не покинута. Часть 1.
Вот что рассказала Малка р. Авцону.
Я была приемной дочерью, причём единственным ребенком, религиозных родителей, которые дали мне превосходное еврейское образование. Но до бас-мицвы я не знала о том, что я приёмная дочь.
В те времена документы об усыновлении или удочерении были засекречены, физические родители оставались неизвестными, и было невозможно ничего узнать о них и запрещено кому-либо раскрывать эту тайну.
Когда мне должно было исполниться 12 лет, то-есть незадолго до бас-мицвы, мои родители впервые сообщили мне о том, что я не родная дочь им. После того, как я справилась с первым потрясением, мы пошли к какому-то большому раввину, не помню, к кому в точности, и он сказал мне, что я должна согласиться стать еврейкой, потому что неизвестно, чья я дочь. Благодаря моему еврейскому образованию, я знала, что в этом заключалось завершение процесса гиюра для меня.
Я сказала раввину, что, раз это дело зависит от моего выбора, я не хочу быть еврейкой и не собираюсь проходить гиюр. Мои приёмные родители, которых я и сейчас очень люблю много времени спустя после их смерти, были явно расстроены и сказали, что если я не пройду процесс гиюра, я буду считаться нееврейкой. Я упрямо ответила, что меня это не волнует. В конце концов, так меня создал Всевышний! Я настаивала на своём решении, особенно, будучи очень злой на то, что мне до сих пор не сообщили, что я приёмная дочь, что возможно я даже нееврейка, и таким образом жила жизнью, которая была мне не предназначена, была ложью по отношению к моему происхождению, и что мои родные родители оставили меня. Мои приёмные родители и раввин пытались меня переубедить, но я стояла на своём. Наконец, раввин предложил моим приёмным родителям посетить Ребе и спросить его совета.
Когда мы пришли к Ребе, он поговорил с нами троими, а затем попросил поговорить со мной наедине. Мне это показалось странным, но мои родители согласились выйти из комнаты. Ребе сказал мне, что я родилась еврейкой у еврейских родителей, которые реально любили меня и по-прежнему любят меня с Небес. Он подчеркнул, что они никогда от меня не отказывались, а погибли в автокатастрофе. Он сказал мне, что в этом была воля Всевышнего по какой-то причине, чтобы они погибли и я осталась сиротой. Он также сказал, что Всевышний - Отец сирот и любит меня. Затем он сказал, что даже если я не пройду гиюр, я на 100% еврейка, поскольку моя родная мать безусловно была еврейкой, но тем не менее я всё таки должан пройти гиюр, потому что еврейкий закон требует, что так следует поступить в этих обстоятельствах, когда нет двух свидетелей, чтобы засвидетельствовать, что мои родители на самом деле были евреями, из-за того, что в те годы документы рождения приемных детей были засекречены. Но это не меняет факт того, что я еврейка.
Это было для меня новостью и очередным потрясением, поскольку раввин, с которым ранее встретились я и мои родители, недвусмысленно сказал, что если я не сделаю гиюр, я не буду считаться еврейкой. Я думала, таков еврейский закон. Но Ребе сказал, что я всё равно еврейка. Тогда я ещё не понимала, как велик Ребе, я просто думала, что он следует менее строгому мнению законодателей. Откуда мне было знать о его Б-жественной способности знать всю мою историю на первой же встрече, особенно когда никто больше её не знал?!
А Ребе добавил, что знает, что я могу ему не поверить и подумать, что это такая хитрость, чтобы заставить меня послушаться моих родителей и остаться еврейкой, поэтому он сказал мне, что если я когда-либо попаду в город (Ребе назвал город, но ради сохранения тайны Малки р. Шолом-Бер не сказал, какой город), я должна пойти на еврейское кладбище и произнести молитву за моих родителей, которые там похоронены. И ещё Ребе попросил меня обещать три вещи: всегда соблюдать кошер, шабос и посещать его - Ребе - хотя бы раз в год.
Я уходила от него в некотором замешательстве, но менее рассерженная: в конце концов, может быть, согласно тому, что он сказал, мои родители не бросили меня. И я, наконец, согласилась на "гиюр", поскольку, согласно Ребе, я в любом случает была еврейкой.
Факт, что я потеряла моих родных родителей, будучи новорожденной, было нелегко перенести, и я с трудом сживалась с этим знанием. А затем, через несколько лет после моей первой встречи с Ребе, произошла ещё одна трагедия. Я всё ещё была подростком, когда потеряла моих любимых приёмных родителей. Это было невыносимо. Я второй раз оситротела. Вот тогда я по настоящему пришла в ярость. Я убежала от еврейской жизни как только можно дальше. Я жила в деревне, где не было евреев. Но своё обещание соблюдать кошер я держала даже в этой нееврейской деревне. Я стала вегетарианкой. Мне не надо было доставать мясо или морепродукты, а фрукты, овощи, молоко, яйца - все они были кошерными, так же как множество пакованных продуктов, хлеб, печёные продукты и множество сыров, на которых стояли различные печати, сертифицирующие кашрут. В шабос я не готовила и не водила машину и не использовала электричество. Я использовала шабос для отдыха, упражнений, чтения и медитации. Вот настолько я держалась своих обязательств перед Ребе - примитивный кашрус и примитивнейший шабос.
Я также исполняла его просьбу хотя бы раз в год посещать его. Я приезжала в Краун-Хайтс и стояла на тротуаре около 770 в определённом месте, а он, проходя мимо, каждый раз давал мне дополнительные указания относительно соблюдения кашруса и субботы, нередко показывая, как они связаны с другими заповедями. Иногда он просто приветствовал меня.
Интересно, что когда вы, реб Шолом-Бер, предложили мне шмуру для моего седера в качестве "добавки" к моим "обязательствам" по кашрусу, вы сами, наверное, удивились, что я согласилась.
Но именно это Ребе нередко говорил. В одно из моих ежегодных посещений он сказал, что я должна сделать мою еду "полностью кошерной", произнося благословение перед едой. В другой раз он сказал, что для того, чтобы сказать благословение правильно, я должна сделать омовение рук. Ещё как-то раз он сказал, что не подобает есть, пока не помолился. (Мне кажется, это означало, что лёгкая закуска и питьё можно, но не трапезу). Моей основной едой является варёный рис. Ему я об этом не говорила, но он, тем не менее, знал и однажды спросил, какое благословение я делаю на варёный рис. Я сказала, что в "Руководителе по благословениям" говорится, что надо произносить благословение "мезонос". Он просто расплылся в улыбке, а потом посоветовал говорить "шеакол". Ещё как-то раз он сказал, что для того, чтобы кашрус был полноценный, я должна окунуть все свои тарелки и кастрюли в речку рядом с моим домом. В другой раз он сообщил мне, что пока не зажжены ханукальные свечи, нельзя делать трапезу. Каждый год он улучшал моё соблюдение кашруса и субботы, причём каждый раз это занимало не более пяти секунд, практически чуть больше, чем ему надо было, чтобы приветственно мне кивнуть.
Вот поэтому я добавляю мацу шмуру как часть моего обещания Ребе держать кошер.
Однажды, во время моего ежегодного посещения, я стояла на тротуаре и 770 на моём обычном месте. Ребе быстро шёл к автомобилю, держа в руках большой коричневый мешок с письмами. Когда он проходил мимо, я выкрикнула одно слово: "Почему?!!" Он тут же меня узнал, повернулся ко мне и тут же ответил. Я не помню его точные слова или даже их точный смысл, но вот что я поняла: "Твои родные родители были хорошими людьми, но не по своей вине они были совершенно секулярными и нерелигиозными. Всевышний также партнёр в твоём рождении. Он также твой родитель. Он любит тебя и знает, что твоя душа нуждаелась в кошерной еде и соблюдении Шабоса в течение твоих юных лет. Он вручил тебя твоим приёмным родителям, которые давали тебе только кошерную пищу и соблюдали шабос".
Затем он сел на заднее сиденье автомобиля, и автомобиль уехал. Весь разговор длился 10 или 15 секунд, но мне показалось, что прошёл час.
Много лет спустя я сумела получить документы о меём рождении. Никто не знал эту информацию раньше. Мои родители были евреями и действительно были похоронены на том еврейском кладбище. Они оба умерли в один день, скорей всего в автокатастрофе, когда я действительно была новорожденной.
Своё обещание Ребе я держала. Я соблюдаю кошер, шабос, посещала Ребе каждый год, а теперь ежегодно приезжаю на его могилу в Квинсе, где также похоронены мои приёмные родители. На его могиле я плачу, не переставая, пока не остаётся слёз, а затем оставляю всё накопившуюся боль, и покой нисходит на меня вместе с чувством связи с чем-то, что больше меня. Я возношусь из отчаяния, снова осознавая и постигая слова Ребе, сказанные давным давно: Всевышний - мой родитель, и даже эта "бунтующая" дочь - Его дочь, которую Он любит, и которая становится всё ближе к Нему, исполняя своё обещание в течение всех этих десятилетий.
У того, что мы видим и понимаем, есть другая сторона и другое измерение. Как Ребе знал? Он знает всё в этом мире и в том мире! Для него это так же просто и ясно, как прочесть дорожный знак. Он просто определил, кто я и откуда происхожу. Он знал это совершенно точно. Он знал, что я не брошена безответственными родителями, как я думала. Он даже знал, как умерли мои родители, где они похоронены и то, что они не были соблюдающими. Он знал, почему Всевышний сделал меня сиротой, почему моими приёмными родителями были религиозные люди, и почему это должно было произойти менно так, а не иначе. Он знает, почему Всевышний делает то или другое, и он объясняет это, когда объяснение необходимо. Это не человеческая логика и не человеческий интеллект, а "другая сторона и другое измерение того, что мы видим и понимаем". Не думаю, что кто-либо может осознать скрытый смысл истории, которой я поделилась с вами. Это не история о чудесах. Ребе не делал чудес. Это не история об исполненном благословении. Это история о человеке, который имеет неограниченный доступ к Б-жественному.
This entry was originally posted at https://ykh.dreamwidth.org/123605.html. Please comment there using OpenID.
Я была приемной дочерью, причём единственным ребенком, религиозных родителей, которые дали мне превосходное еврейское образование. Но до бас-мицвы я не знала о том, что я приёмная дочь.
В те времена документы об усыновлении или удочерении были засекречены, физические родители оставались неизвестными, и было невозможно ничего узнать о них и запрещено кому-либо раскрывать эту тайну.
Когда мне должно было исполниться 12 лет, то-есть незадолго до бас-мицвы, мои родители впервые сообщили мне о том, что я не родная дочь им. После того, как я справилась с первым потрясением, мы пошли к какому-то большому раввину, не помню, к кому в точности, и он сказал мне, что я должна согласиться стать еврейкой, потому что неизвестно, чья я дочь. Благодаря моему еврейскому образованию, я знала, что в этом заключалось завершение процесса гиюра для меня.
Я сказала раввину, что, раз это дело зависит от моего выбора, я не хочу быть еврейкой и не собираюсь проходить гиюр. Мои приёмные родители, которых я и сейчас очень люблю много времени спустя после их смерти, были явно расстроены и сказали, что если я не пройду процесс гиюра, я буду считаться нееврейкой. Я упрямо ответила, что меня это не волнует. В конце концов, так меня создал Всевышний! Я настаивала на своём решении, особенно, будучи очень злой на то, что мне до сих пор не сообщили, что я приёмная дочь, что возможно я даже нееврейка, и таким образом жила жизнью, которая была мне не предназначена, была ложью по отношению к моему происхождению, и что мои родные родители оставили меня. Мои приёмные родители и раввин пытались меня переубедить, но я стояла на своём. Наконец, раввин предложил моим приёмным родителям посетить Ребе и спросить его совета.
Когда мы пришли к Ребе, он поговорил с нами троими, а затем попросил поговорить со мной наедине. Мне это показалось странным, но мои родители согласились выйти из комнаты. Ребе сказал мне, что я родилась еврейкой у еврейских родителей, которые реально любили меня и по-прежнему любят меня с Небес. Он подчеркнул, что они никогда от меня не отказывались, а погибли в автокатастрофе. Он сказал мне, что в этом была воля Всевышнего по какой-то причине, чтобы они погибли и я осталась сиротой. Он также сказал, что Всевышний - Отец сирот и любит меня. Затем он сказал, что даже если я не пройду гиюр, я на 100% еврейка, поскольку моя родная мать безусловно была еврейкой, но тем не менее я всё таки должан пройти гиюр, потому что еврейкий закон требует, что так следует поступить в этих обстоятельствах, когда нет двух свидетелей, чтобы засвидетельствовать, что мои родители на самом деле были евреями, из-за того, что в те годы документы рождения приемных детей были засекречены. Но это не меняет факт того, что я еврейка.
Это было для меня новостью и очередным потрясением, поскольку раввин, с которым ранее встретились я и мои родители, недвусмысленно сказал, что если я не сделаю гиюр, я не буду считаться еврейкой. Я думала, таков еврейский закон. Но Ребе сказал, что я всё равно еврейка. Тогда я ещё не понимала, как велик Ребе, я просто думала, что он следует менее строгому мнению законодателей. Откуда мне было знать о его Б-жественной способности знать всю мою историю на первой же встрече, особенно когда никто больше её не знал?!
А Ребе добавил, что знает, что я могу ему не поверить и подумать, что это такая хитрость, чтобы заставить меня послушаться моих родителей и остаться еврейкой, поэтому он сказал мне, что если я когда-либо попаду в город (Ребе назвал город, но ради сохранения тайны Малки р. Шолом-Бер не сказал, какой город), я должна пойти на еврейское кладбище и произнести молитву за моих родителей, которые там похоронены. И ещё Ребе попросил меня обещать три вещи: всегда соблюдать кошер, шабос и посещать его - Ребе - хотя бы раз в год.
Я уходила от него в некотором замешательстве, но менее рассерженная: в конце концов, может быть, согласно тому, что он сказал, мои родители не бросили меня. И я, наконец, согласилась на "гиюр", поскольку, согласно Ребе, я в любом случает была еврейкой.
Факт, что я потеряла моих родных родителей, будучи новорожденной, было нелегко перенести, и я с трудом сживалась с этим знанием. А затем, через несколько лет после моей первой встречи с Ребе, произошла ещё одна трагедия. Я всё ещё была подростком, когда потеряла моих любимых приёмных родителей. Это было невыносимо. Я второй раз оситротела. Вот тогда я по настоящему пришла в ярость. Я убежала от еврейской жизни как только можно дальше. Я жила в деревне, где не было евреев. Но своё обещание соблюдать кошер я держала даже в этой нееврейской деревне. Я стала вегетарианкой. Мне не надо было доставать мясо или морепродукты, а фрукты, овощи, молоко, яйца - все они были кошерными, так же как множество пакованных продуктов, хлеб, печёные продукты и множество сыров, на которых стояли различные печати, сертифицирующие кашрут. В шабос я не готовила и не водила машину и не использовала электричество. Я использовала шабос для отдыха, упражнений, чтения и медитации. Вот настолько я держалась своих обязательств перед Ребе - примитивный кашрус и примитивнейший шабос.
Я также исполняла его просьбу хотя бы раз в год посещать его. Я приезжала в Краун-Хайтс и стояла на тротуаре около 770 в определённом месте, а он, проходя мимо, каждый раз давал мне дополнительные указания относительно соблюдения кашруса и субботы, нередко показывая, как они связаны с другими заповедями. Иногда он просто приветствовал меня.
Интересно, что когда вы, реб Шолом-Бер, предложили мне шмуру для моего седера в качестве "добавки" к моим "обязательствам" по кашрусу, вы сами, наверное, удивились, что я согласилась.
Но именно это Ребе нередко говорил. В одно из моих ежегодных посещений он сказал, что я должна сделать мою еду "полностью кошерной", произнося благословение перед едой. В другой раз он сказал, что для того, чтобы сказать благословение правильно, я должна сделать омовение рук. Ещё как-то раз он сказал, что не подобает есть, пока не помолился. (Мне кажется, это означало, что лёгкая закуска и питьё можно, но не трапезу). Моей основной едой является варёный рис. Ему я об этом не говорила, но он, тем не менее, знал и однажды спросил, какое благословение я делаю на варёный рис. Я сказала, что в "Руководителе по благословениям" говорится, что надо произносить благословение "мезонос". Он просто расплылся в улыбке, а потом посоветовал говорить "шеакол". Ещё как-то раз он сказал, что для того, чтобы кашрус был полноценный, я должна окунуть все свои тарелки и кастрюли в речку рядом с моим домом. В другой раз он сообщил мне, что пока не зажжены ханукальные свечи, нельзя делать трапезу. Каждый год он улучшал моё соблюдение кашруса и субботы, причём каждый раз это занимало не более пяти секунд, практически чуть больше, чем ему надо было, чтобы приветственно мне кивнуть.
Вот поэтому я добавляю мацу шмуру как часть моего обещания Ребе держать кошер.
Однажды, во время моего ежегодного посещения, я стояла на тротуаре и 770 на моём обычном месте. Ребе быстро шёл к автомобилю, держа в руках большой коричневый мешок с письмами. Когда он проходил мимо, я выкрикнула одно слово: "Почему?!!" Он тут же меня узнал, повернулся ко мне и тут же ответил. Я не помню его точные слова или даже их точный смысл, но вот что я поняла: "Твои родные родители были хорошими людьми, но не по своей вине они были совершенно секулярными и нерелигиозными. Всевышний также партнёр в твоём рождении. Он также твой родитель. Он любит тебя и знает, что твоя душа нуждаелась в кошерной еде и соблюдении Шабоса в течение твоих юных лет. Он вручил тебя твоим приёмным родителям, которые давали тебе только кошерную пищу и соблюдали шабос".
Затем он сел на заднее сиденье автомобиля, и автомобиль уехал. Весь разговор длился 10 или 15 секунд, но мне показалось, что прошёл час.
Много лет спустя я сумела получить документы о меём рождении. Никто не знал эту информацию раньше. Мои родители были евреями и действительно были похоронены на том еврейском кладбище. Они оба умерли в один день, скорей всего в автокатастрофе, когда я действительно была новорожденной.
Своё обещание Ребе я держала. Я соблюдаю кошер, шабос, посещала Ребе каждый год, а теперь ежегодно приезжаю на его могилу в Квинсе, где также похоронены мои приёмные родители. На его могиле я плачу, не переставая, пока не остаётся слёз, а затем оставляю всё накопившуюся боль, и покой нисходит на меня вместе с чувством связи с чем-то, что больше меня. Я возношусь из отчаяния, снова осознавая и постигая слова Ребе, сказанные давным давно: Всевышний - мой родитель, и даже эта "бунтующая" дочь - Его дочь, которую Он любит, и которая становится всё ближе к Нему, исполняя своё обещание в течение всех этих десятилетий.
У того, что мы видим и понимаем, есть другая сторона и другое измерение. Как Ребе знал? Он знает всё в этом мире и в том мире! Для него это так же просто и ясно, как прочесть дорожный знак. Он просто определил, кто я и откуда происхожу. Он знал это совершенно точно. Он знал, что я не брошена безответственными родителями, как я думала. Он даже знал, как умерли мои родители, где они похоронены и то, что они не были соблюдающими. Он знал, почему Всевышний сделал меня сиротой, почему моими приёмными родителями были религиозные люди, и почему это должно было произойти менно так, а не иначе. Он знает, почему Всевышний делает то или другое, и он объясняет это, когда объяснение необходимо. Это не человеческая логика и не человеческий интеллект, а "другая сторона и другое измерение того, что мы видим и понимаем". Не думаю, что кто-либо может осознать скрытый смысл истории, которой я поделилась с вами. Это не история о чудесах. Ребе не делал чудес. Это не история об исполненном благословении. Это история о человеке, который имеет неограниченный доступ к Б-жественному.
This entry was originally posted at https://ykh.dreamwidth.org/123605.html. Please comment there using OpenID.