Соки бытия
В начале жизни (острее всего это было, пожалуй, лет до 17-ти), чем бы ни приходилось заниматься, всё волновало как соприкосновение с самой материей жизни, с самим её веществом, просто принявшим для удобства понимания тот или иной облик - от, скажем, пластилина до, например, контурной карты. В каком-то очень осязаемом смысле не было вообще ничего случайного: от всякой мелочи тянулись чувствительные нити к Большому Целому*. (Вообще, чувство Целого было очень острым и, я бы сказала, ведущим: это оно окликало меня голосами всего. Настоятельнее прочего - пожалуй, голосами запахов; но вообще - всего, всего.)
Через всякое занятие проступала - и пальцами чувствовалась, светилась сквозь них - живая плоть бытия; всякое занятие было «влажным» - сочилось его соками. «Сухих» занятий почти не было (самым «сухим», осыпавшимся шелухой, была, пожалуй, школьная математика). Я до сих пор делю внутри себя занятия на «сухие» и «влажные»; «сухих» с годами немного прибавлялось, но надо признать, что мне очень посчастливилось - «сухого» удавалось избегать почти вовсе**. Да я и старалась. И по сей день стараюсь. (Хотя надо признать и то, что это означало и означает пренебрежение многим общеобязательным.)
Вот это чувство светящегося и влажного вещества жизни под пальцами и того Целого, которое в нём дышит - из того ценного в детстве-юности, что очень хотелось бы хоть в какой-то мере сохранить. Когда оно возвращается теперь - это пробивает молнией счастья.
*Пишу я его с больших букв не из высокопарности и не ради значительности, но всего лишь потому, что, чувствуется мне, это - имя собственное.
**Кажется, это очередное доказательство того, что полнота жизни (а цель тут - именно она) требует, как по видимости ни парадоксально, некоторых - а то, пожалуй, и существенных - ограничений.
Через всякое занятие проступала - и пальцами чувствовалась, светилась сквозь них - живая плоть бытия; всякое занятие было «влажным» - сочилось его соками. «Сухих» занятий почти не было (самым «сухим», осыпавшимся шелухой, была, пожалуй, школьная математика). Я до сих пор делю внутри себя занятия на «сухие» и «влажные»; «сухих» с годами немного прибавлялось, но надо признать, что мне очень посчастливилось - «сухого» удавалось избегать почти вовсе**. Да я и старалась. И по сей день стараюсь. (Хотя надо признать и то, что это означало и означает пренебрежение многим общеобязательным.)
Вот это чувство светящегося и влажного вещества жизни под пальцами и того Целого, которое в нём дышит - из того ценного в детстве-юности, что очень хотелось бы хоть в какой-то мере сохранить. Когда оно возвращается теперь - это пробивает молнией счастья.
*Пишу я его с больших букв не из высокопарности и не ради значительности, но всего лишь потому, что, чувствуется мне, это - имя собственное.
**Кажется, это очередное доказательство того, что полнота жизни (а цель тут - именно она) требует, как по видимости ни парадоксально, некоторых - а то, пожалуй, и существенных - ограничений.