А вот теперь
дошли у меня лапы до подробного прочтения важной для меня рецензии Максима Алпатова на мою книжечку.
В обсуждаемом тексте «жёстко и точно», как выразился Сергей Круглов, обозначены ожидания, с которыми автор подошёл к рецензируемому изданию и в которые оно, разумеется, не вписалось, поскольку и не было намерено. Именно поэтому - в силу точного обозначения типовых ожиданий - рецензия Максима мне очень важна, - гораздо важнее куда более комплиментарных отзывов письменных и устных, которые ставили меня в интересный (и бесконечно ценный для меня сам по себе) ряд от аж Катулла через В.В. Розанова до моего любимого заочного учителя М.Н. Эпштейна, стоять в котором я, разумеется, недостойна и не рвусь туда.
Рецензент думает: ага, если короткие подённые записи, значит, это «дневник», с понятием о котором автоматически в нашей культуре связывается представление об откровенностях и «доверительном разговоре с читателем», чтобы тот мог узнать дневникописца поближе (отдельный вопрос, зачем неизвестным мне людям узнавать меня поближе?). - Так не всё, что пишется каждый божий день, имеет целью интимничать с читателем. Цели мыслимы разные.
Теперь пойдём по порядку.
Максим Алпатов. ИСКУССТВО ИЗБЫТКА
О книге: Ольга Балла. Упражнения в бытии. - М.: Совпадение, 2016)
http://literratura.org/issue_criticism/1958-maksim-alpatov-iskusstvo-izbytka.html
«Я не знаю, зачем литературному критику в эпоху соцсетей издавать на бумаге свои дневниковые записи.»
= К «литературной критике» - вообще, к формальному занятию автора - это не имеет отношения, такое мог писать кто угодно. Не говоря уже о том, что про литературу там почти ничего не написано. То есть, это не профессиональная практика.
= Издавать - чтобы не пропало, поскольку нащупанные формулировки видятся мне имеющими смысл и за пределами моей персональной жизни, а электронный облик - вещь уязвимая. Тем более, что, будучи издано в бумажном облике, написанное может быть увидено как целое, что в соцсетях трудно.
= Не всё, что пишется коротко каждый день, - дневник (с сопутствующими ему в нашей культуре смыслами откровенности о тайном). То есть подённая запись как таковая не предполагает непременно интимности. Она означает лишь регулярность внимания.
= Моей целью было ухватывать мысли и внутренние движения в момент их возникновения и в процессе их развития - не потому, что они мои и я кажусь себе такой значимой, что мне хочется поделиться со всем светом своей захватывающе интересной личной жизнью, но потому, что я - наиболее доступный собственному наблюдению представитель рода человеческого. Мне интересно, как устроен человек, которого я каждый день наблюдаю и который волею судеб - я.
«Талантливая рецензия соединяет жизнь и литературу, пробуждает в читателе тягу к точности, качественной осмысленности существования.»
= «Жизнь» и «литература», по моему разумению, вообще одно и то же, их и соединять не надо.
= Разве только большие законченные, жанрово определённые тексты «пробуждают в читателе тягу к точности», не говоря уже о «качественной осмысленности существования»? По моему разумению, как раз маленьким, розановского масштаба фрагментам, открытым во все стороны, точность удаётся более всего - они не подминают её под системность, за то и любим.
«Жанр публичного дневника необязателен, как случайная беседа в купе.»
= Отдельный интересный вопрос, обязателен ли жанр личного дневника, который никому не показываешь. Или, скажем, критических статей, на которые не устаёт ссылаться рецензент.
= Необязательность освобождает.
«Это средство для заполнения неловкой паузы, а не диалог.»
= Сами по себе коммуникационные формы подённых записей, читаемых не только автором, и разговора в купе не исключают диалога и не сводятся к заполнению пауз, которые, в свою очередь, бывают не только неловкими. У кого из нас не было содержательных разговоров в купе?
= И, наконец, - не устаю повторять, не перестаю верить: чем случайней, тем вернее. Я верю случайному, сказавшемуся вдруг.
«Дневник, предназначенный для публикации, - куда менее интимная вещь, чем литературное произведение.»
= Эти записи в качестве интимной вещи и не назначались.
«Образ мыслей в нём не обнажён, а заретуширован для пущей фотогеничности.»
= Читатель предпочёл бы скомканные черновики с вычёркиваниями?
«Автор «Упражнений» почти ни в чём не совпал с той Ольгой, которую нарисовало воображение неравнодушного читателя её критических работ.»
= Вообще-то, плоды неравнодушного воображения каждого из нас делаются скорее из нашего собственного внутреннего вещества, чем из иных материй. Мудрено ли, когда живой чужой человек в них не вписывается?
«Он пытается говорить правильные вещи тем же голосом»
= Надо было другим голосом? (Так и хочется съязвить - «другого голоса у меня для вас нет»)
= Надо было говорить неправильные вещи? Нечего было пытаться? Валить на реципиента всю внутреннюю темноту из бумажного дневника? Класс.
«но ощущение подмены не проходит.»
= Ну то есть идеальной была бы ситуация совпадения с неведомыми автору (мне) ожиданиями неведомого реципиента. Такое, конечно, часто бывает, правда?
«Балла с первых страниц заявляет: «искусство письма - это искусство нехватки». И чуть позже дополняет: «писать всё-таки надо мало», «слово надо ощущать как событие». Если рецензии Ольги Балла относятся к искусству нехватки, умной недосказанности, то «Упражнения» - к искусству избытка. Автор не знает меры в пояснениях, которые разрушают связность предложений и делают чтение утомительным»
= Поскольку задача, как и было сказано, состояла в прослеживании на ходу возникающих мыслей и внутренних движений, а внутренняя жизнь строится (скорее - растёт) как совокупность повторов, возвращения с разных сторон к одним и тем же особенно волнующим темам, ничего ни плохого, ни искажающего в этом не вижу.
= Что до связности, внутренней мысли свойственно путаться и рваться. Это её родовые признаки, - как и повторения.
«Конечно, язык дневниковой записи предполагает подвижность, многовариантность речи. Но пояснения в скобках не разветвляют высказывание, а цензурируют его, огораживают безопасными оговорками»
= По-моему, цензура - это скорее вычёркивание, а не уточнение. Или нет?
= Если рецензенту видится, что реального разветвления мысли здесь нет, это хорошо бы аргументировать.
= Не очень понятно, почему оговорка означает непременно создание безопасности (хотя мне ли, тревожному существу, не любить безопасность).
= Реципиент предпочёл бы созерцать обнажённые уязвимые точки личности автора?
««Вообще в ныне действующей европейской традиции, к которой и мы принадлежим, отчётливо фетишизируются (переживаются с явным преувеличением их значения, с ценностной «перегрузкой») по крайней мере две вещи (явно не только эти две, но эти, наверное, в первую очередь) - работа и любовь». [Это цитата из меня. - О.Б.] Интересное наблюдение засыпано кучей слов, затрагивается лишь поверхностно и в следующих заметках не упоминается.»
= Никто и не обещал теоретического трактата. Мимолётное - поверхностно по определению и по задачам.
«Возникает парадокс: в вольном жанре дневника, дающем относительную свободу высказыванию, Ольга Балла не может раскрыть то, на что в жёстких рамках критической статьи у неё уходит два-три предложения.»
= Раскрывать - и не собиралась. Здесь другие задачи: ухватить внутренние извивы, прочертить траекторию.
«размышления преподнесены не в максимально точной, а в максимально доступной для интеллигентного читателя форме.»
= Тут рецензент себе противоречит, сказав несколько выше, что форма путанная и читать трудно. Что такое форма, максимально доступная для интеллигентного читателя?
«Фрагменты идут вперемешку, без какого-либо тематического разделения, сборник не обладает внутренней структурой и не является книгой <…>»
= Именно что не является. Вот разделение на тематические главы как раз было бы искусственно - и насилием над материалом.
«Слог пафосен и ярок; фразы построены так, что внимание фокусируется на их нарочитой художественности, назойливой форме афоризма, а не самой сути»
= За художественность и яркость спасибо, это даже слишком лестно, поскольку ни то, ни другое не ставилось целью.
= Читатель предпочёл бы вместо назойливых афоризмов неназойливо развёрнутые систематически выстроенные трактаты и не усматривает назойливости в систематическом выстраивании?
= Суть нам, строго говоря, неизвестна; всё, что нам может быть видно - это наш собственный путь к ней или в её окрестностях.
«Есть отдельные вопросы, которые вызывают у Балла особый интерес: как меняется отношение к жизни с возрастом («роман с убыванием»), как чтение влияет на сознание, насколько условны наши представления о жизненном опыте и т.д.»
= Такие вопросы у каждого есть. Никто не равномерен.
«Но автор слишком полагается на глубокомысленный тон и не чувствует, что повторяет одно и то же»
= Что такое избыточное полагание на глубокомысленный тон? Чем это плохо, какие тут опасности? Следовало бы, для близости к истине, говорить более легкомысленно и поверхностно? (Позже рецензент упрекнёт автора именно в этом - в «плетении легковесных кружев», - что автор, честно сказать, воспринимает как комплимент, - и лёгкость, и кружевная красота всегда чувствовались мне ценными и почти недостижимыми для меня свойствами.
= Автор прекрасно это чувствует и понимает. Упрямая регулярность возвращения к волнующим темам как раз важна для их отработки и шлифовки.
= «Вместо ощущения доверительной беседы, равноправного диалога с читателем - язык ультиматума: «абсолютно», «каждое», «неизбежно».»
= Автор не стремился к доверительной беседе, которую находит уместной исключительно с друзьями.
= Как возможен равноправный диалог, когда автор не знает читателя, а тот не может ему ответить?
= Язык ультиматума обращён исключительно к самой себе, поскольку это именно «УПРАЖНЕНИЯ в бытии», то есть терпеливая отработка и выделка самой себя как человеческого случая.
««Упражнения» обращены к самому мирозданию.»
= Автор не так наивен, чтобы надеяться, что мироздание его слышит и озабочено его персоной.
«Публикация дневника в данном случае - не попытка культурного диалога, а средство борьбы с забвением.»
= Борьба с забвением - о да, это очень важно. Серьёзно.
= Чем борьба с забвением противоречит культурному диалогу? Вот ведь он у нас уже и получается.
= Как рецензент мыслит себе культурный диалог с печатным изданием?
«Будто у размышлений о фундаментальных основах бытия есть срок годности, и надо их побыстрее законсервировать в форме книги»
= Разумеется же, он есть. Всякое размышление об основах происходит здесь и сейчас и представляет собой сиюминутный слепок этого «здесь и сейчас».
«приправив для остроты метафорами, режущими «душевные зрачки».»
= А почему бы не предположить, что мысль сразу возникает в метафорической формулировке? Хотя, возможно, у самого рецензента это не так, - но люди разные.
«Но литературный критик - тот же поэт, и волноваться ему следует не по поводу того, успел ли прибить умную мысль к бумаге.»
= Автор книжки нигде не заявлял себя в этом издании как о «литературном критике», не рассматривал и не позиционировал книжку как часть критической деятельности и, как и было сказано, почти не пишет в ней о литературе. Если бы автор был по виду зарабатывания денег слесарем, рецензент сообщил бы ему, о чём следует волноваться слесарю? Автор писал как частный человек.
«В «Упражнениях» разговора о жизни нет - автор предпочитает рассуждать о «бытии», это слово употребляется чуть ли не на каждой странице. «Бытие» как идеализированный механизм мироздания - штука куда более приятная для осмысления, чем жизнь. Особенно если описывать её в декоративных категориях, а не философских»
= Рецензент, конечно, предпочёл бы разговор о ценах в магазинах, об отношениях с соседями, коллегами, знакомыми, друзьями и родственниками, о болезнях и любви. Правда? Но вот эти обстоятельства жизни автора, по его авторскому разумению, никого, кроме совсем близких людей, не касаются.
= А бытие - это то, что надбиографично, и об этом говорить кажется мне важнее, чем о жизни, понятой как совокупность персональных обстоятельств.
= Бытие - штука ОЧЕНЬ приятная для осмысления, поэтому я им и занимаюсь.
= Про жизнь мы с автором поговорим, когда подружимся, станем лично интересны и важны друг другу и будем вместе гулять по городу или пить что-нибудь сближающее и есть что-нибудь вкусное на какой-нибудь из наших кухонь. Это я обещаю. Это единственно мыслимый для меня формат разговора о жизни.
= А где автор утверждал, что он философ и пишет философский труд?
= О бытии можно говорить в разных категориях, философские - лишь одни из них. Что исключает разговор о бытии в декоративных категориях?
= Мне очень нравится термин «декоративные категории» и хотелось бы больше узнать о том, что они такое.
««Восприятие чего бы то ни было как банального - не следствие ли всего лишь (спасительной, защитной) притуплённости восприятия? Иначе бы нас разорвало от остроты и первичности чувств, которой, если хоть чуть-чуть вдуматься, достойно всё сущее». [Цитата из меня. - О.Б.] Характерная цитата, в которой различимы сразу три ключевые особенности сборника. Во-первых, неравномерное качество художественного материала: от связки «восприятие - не следствие ли восприятия» у выпускающего редактора должны краснеть уши.»
= Восприятие - следствие не восприятия, а притуплённости. Уши редактора могут чувствовать себя спокойно.
= С чего рецензент вдруг теперь взял, что имеет дело с художественным произведением?
«Во-вторых, снисходительная интонация автора: тем, кто согласен с высказыванием, гордиться особо нечем, - они всего лишь смогли «хоть чуть-чуть вдуматься»»
= Снисходительности не усматриваю, тем более, что «чуть-чуть» относится и к собственным мыслительным процессам тоже, - собственно, к ним в первую очередь.
«те, кто не согласен, не смогли и этого - видимо, им должно быть стыдно.»
= Автор что-то не заметил, что он кого-то стыдит. Видимо, это собственная реакция рецензента.
«В-третьих, автор с точностью до наоборот описывает ту жизненную философию, которой сегодня модно придерживаться.»
= Понятия не имею, какой философии нынче модно придерживаться.
«На самом деле защитной реакцией является именно восприятие всего сущего, каждой его мелочи, как набора невероятных явлений, скрывающих в себе вселенные чудес и экстазов.»
= Что может быть необходимее защитных реакций? Не исключаю, что представление о чудесности мира входит в их число. И это я могу только приветствовать, тем более, что, хмммм…. мир и вправду кажется таким.
«Банальность, которой, по мнению Ольги, якобы не существует»
= Разве? Ну не настолько уже я сумасшедшая.
[Банальность -] «такая же часть жизненного спектра, как и та самая «острота и первичность чувств».
= Вот неужели я с этим спорю? Да я её даже люблю. - Если в каком-то фрагменте автор говорит о восприятии чего-то в качестве банального как о защитной реакции, значит ли это, что именно так он думает и чувствует в каждой точке своей жизни?
«Пишущему человеку банальное не мешает любить жизнь и ощущать её многообразие. Для автора «Упражнений в бытии» эта мысль оказывается неподъёмной.»
= Вообще-то эта мысль банальна сама по себе.
«Сборник избранных ЖЖ-записей Ольги Баллы относится к жанру подцензурного дневника»
= Цензуру эти записи не проходили, и та ничего из них не вычёркивала.
= «так же, как и опубликованные в «Лиterraтуре» подборки Марины Кудимовой, Дмитрия Воденникова, Дмитрия Бавильского. В них литераторы плетут легковесные кружева, балансируя между личным и лирическим.»
= Легковесное кружево звучит для меня комплиментарно (лёгкость, изящество, виртуозность). За это спасибо, - тем более, что целью не ставилось и получилось непреднамеренно.
= Разве личное и лирическое противоположны друг другу настолько. что между ними приходится балансировать? (Противоположны скорее уж личное и эпическое. да я и в том не уверена).
«Времена, когда чтение дневников писателя было сродни подглядыванию, прошли.»
= Ну то есть «настоящим дневником», достойным заинтересованного чтения, рецензент считает то, чтение чего сродни подглядыванию? Разве подглядывать хорошо?
«Современные авторы звучат в своих блогах так же неестественно, как сотрудники колл-центров, которые знают, что все разговоры записываются.»
= Ну то есть в систематически выстроенных текстах, которые неоднократно поминал рецензент, они звучат гораздо естественнее, правда? Тем более, что систематические тексты, как известно, неподцензурны.
= Вообще-то вся культура - система дисциплинирующих практик - не естественна, и подённые записи - не исключение.
«Влияние эпохи соцсетей привело к тому, что появилось два уровня интимности: публичная, заполняющая посты, и настоящая, неосознанно обнажаемая автором в его стихах, прозе, критике и т.д.»
= Ну, неосознанную не уберёшь, сама вылезает, а публичные записи, как и было сказано, в качестве интимных автором (мною) не назначались. Интимность - в бумажной тетрадке в ящике стола, - но что-то сомневаюсь, что рецензенту, и не ему одному, хотелось бы это прочитать и было бы интересно.
«И если хочется познакомиться с литератором поближе, читать стоит те тексты, где он идёт по пути наибольшего сопротивления.»
= Нет, Максим. Если хочется познакомиться с литератором поближе, надо всего лишь с ним подружиться и разговаривать. В противном случае это делать просто незачем.
В обсуждаемом тексте «жёстко и точно», как выразился Сергей Круглов, обозначены ожидания, с которыми автор подошёл к рецензируемому изданию и в которые оно, разумеется, не вписалось, поскольку и не было намерено. Именно поэтому - в силу точного обозначения типовых ожиданий - рецензия Максима мне очень важна, - гораздо важнее куда более комплиментарных отзывов письменных и устных, которые ставили меня в интересный (и бесконечно ценный для меня сам по себе) ряд от аж Катулла через В.В. Розанова до моего любимого заочного учителя М.Н. Эпштейна, стоять в котором я, разумеется, недостойна и не рвусь туда.
Рецензент думает: ага, если короткие подённые записи, значит, это «дневник», с понятием о котором автоматически в нашей культуре связывается представление об откровенностях и «доверительном разговоре с читателем», чтобы тот мог узнать дневникописца поближе (отдельный вопрос, зачем неизвестным мне людям узнавать меня поближе?). - Так не всё, что пишется каждый божий день, имеет целью интимничать с читателем. Цели мыслимы разные.
Теперь пойдём по порядку.
Максим Алпатов. ИСКУССТВО ИЗБЫТКА
О книге: Ольга Балла. Упражнения в бытии. - М.: Совпадение, 2016)
http://literratura.org/issue_criticism/1958-maksim-alpatov-iskusstvo-izbytka.html
«Я не знаю, зачем литературному критику в эпоху соцсетей издавать на бумаге свои дневниковые записи.»
= К «литературной критике» - вообще, к формальному занятию автора - это не имеет отношения, такое мог писать кто угодно. Не говоря уже о том, что про литературу там почти ничего не написано. То есть, это не профессиональная практика.
= Издавать - чтобы не пропало, поскольку нащупанные формулировки видятся мне имеющими смысл и за пределами моей персональной жизни, а электронный облик - вещь уязвимая. Тем более, что, будучи издано в бумажном облике, написанное может быть увидено как целое, что в соцсетях трудно.
= Не всё, что пишется коротко каждый день, - дневник (с сопутствующими ему в нашей культуре смыслами откровенности о тайном). То есть подённая запись как таковая не предполагает непременно интимности. Она означает лишь регулярность внимания.
= Моей целью было ухватывать мысли и внутренние движения в момент их возникновения и в процессе их развития - не потому, что они мои и я кажусь себе такой значимой, что мне хочется поделиться со всем светом своей захватывающе интересной личной жизнью, но потому, что я - наиболее доступный собственному наблюдению представитель рода человеческого. Мне интересно, как устроен человек, которого я каждый день наблюдаю и который волею судеб - я.
«Талантливая рецензия соединяет жизнь и литературу, пробуждает в читателе тягу к точности, качественной осмысленности существования.»
= «Жизнь» и «литература», по моему разумению, вообще одно и то же, их и соединять не надо.
= Разве только большие законченные, жанрово определённые тексты «пробуждают в читателе тягу к точности», не говоря уже о «качественной осмысленности существования»? По моему разумению, как раз маленьким, розановского масштаба фрагментам, открытым во все стороны, точность удаётся более всего - они не подминают её под системность, за то и любим.
«Жанр публичного дневника необязателен, как случайная беседа в купе.»
= Отдельный интересный вопрос, обязателен ли жанр личного дневника, который никому не показываешь. Или, скажем, критических статей, на которые не устаёт ссылаться рецензент.
= Необязательность освобождает.
«Это средство для заполнения неловкой паузы, а не диалог.»
= Сами по себе коммуникационные формы подённых записей, читаемых не только автором, и разговора в купе не исключают диалога и не сводятся к заполнению пауз, которые, в свою очередь, бывают не только неловкими. У кого из нас не было содержательных разговоров в купе?
= И, наконец, - не устаю повторять, не перестаю верить: чем случайней, тем вернее. Я верю случайному, сказавшемуся вдруг.
«Дневник, предназначенный для публикации, - куда менее интимная вещь, чем литературное произведение.»
= Эти записи в качестве интимной вещи и не назначались.
«Образ мыслей в нём не обнажён, а заретуширован для пущей фотогеничности.»
= Читатель предпочёл бы скомканные черновики с вычёркиваниями?
«Автор «Упражнений» почти ни в чём не совпал с той Ольгой, которую нарисовало воображение неравнодушного читателя её критических работ.»
= Вообще-то, плоды неравнодушного воображения каждого из нас делаются скорее из нашего собственного внутреннего вещества, чем из иных материй. Мудрено ли, когда живой чужой человек в них не вписывается?
«Он пытается говорить правильные вещи тем же голосом»
= Надо было другим голосом? (Так и хочется съязвить - «другого голоса у меня для вас нет»)
= Надо было говорить неправильные вещи? Нечего было пытаться? Валить на реципиента всю внутреннюю темноту из бумажного дневника? Класс.
«но ощущение подмены не проходит.»
= Ну то есть идеальной была бы ситуация совпадения с неведомыми автору (мне) ожиданиями неведомого реципиента. Такое, конечно, часто бывает, правда?
«Балла с первых страниц заявляет: «искусство письма - это искусство нехватки». И чуть позже дополняет: «писать всё-таки надо мало», «слово надо ощущать как событие». Если рецензии Ольги Балла относятся к искусству нехватки, умной недосказанности, то «Упражнения» - к искусству избытка. Автор не знает меры в пояснениях, которые разрушают связность предложений и делают чтение утомительным»
= Поскольку задача, как и было сказано, состояла в прослеживании на ходу возникающих мыслей и внутренних движений, а внутренняя жизнь строится (скорее - растёт) как совокупность повторов, возвращения с разных сторон к одним и тем же особенно волнующим темам, ничего ни плохого, ни искажающего в этом не вижу.
= Что до связности, внутренней мысли свойственно путаться и рваться. Это её родовые признаки, - как и повторения.
«Конечно, язык дневниковой записи предполагает подвижность, многовариантность речи. Но пояснения в скобках не разветвляют высказывание, а цензурируют его, огораживают безопасными оговорками»
= По-моему, цензура - это скорее вычёркивание, а не уточнение. Или нет?
= Если рецензенту видится, что реального разветвления мысли здесь нет, это хорошо бы аргументировать.
= Не очень понятно, почему оговорка означает непременно создание безопасности (хотя мне ли, тревожному существу, не любить безопасность).
= Реципиент предпочёл бы созерцать обнажённые уязвимые точки личности автора?
««Вообще в ныне действующей европейской традиции, к которой и мы принадлежим, отчётливо фетишизируются (переживаются с явным преувеличением их значения, с ценностной «перегрузкой») по крайней мере две вещи (явно не только эти две, но эти, наверное, в первую очередь) - работа и любовь». [Это цитата из меня. - О.Б.] Интересное наблюдение засыпано кучей слов, затрагивается лишь поверхностно и в следующих заметках не упоминается.»
= Никто и не обещал теоретического трактата. Мимолётное - поверхностно по определению и по задачам.
«Возникает парадокс: в вольном жанре дневника, дающем относительную свободу высказыванию, Ольга Балла не может раскрыть то, на что в жёстких рамках критической статьи у неё уходит два-три предложения.»
= Раскрывать - и не собиралась. Здесь другие задачи: ухватить внутренние извивы, прочертить траекторию.
«размышления преподнесены не в максимально точной, а в максимально доступной для интеллигентного читателя форме.»
= Тут рецензент себе противоречит, сказав несколько выше, что форма путанная и читать трудно. Что такое форма, максимально доступная для интеллигентного читателя?
«Фрагменты идут вперемешку, без какого-либо тематического разделения, сборник не обладает внутренней структурой и не является книгой <…>»
= Именно что не является. Вот разделение на тематические главы как раз было бы искусственно - и насилием над материалом.
«Слог пафосен и ярок; фразы построены так, что внимание фокусируется на их нарочитой художественности, назойливой форме афоризма, а не самой сути»
= За художественность и яркость спасибо, это даже слишком лестно, поскольку ни то, ни другое не ставилось целью.
= Читатель предпочёл бы вместо назойливых афоризмов неназойливо развёрнутые систематически выстроенные трактаты и не усматривает назойливости в систематическом выстраивании?
= Суть нам, строго говоря, неизвестна; всё, что нам может быть видно - это наш собственный путь к ней или в её окрестностях.
«Есть отдельные вопросы, которые вызывают у Балла особый интерес: как меняется отношение к жизни с возрастом («роман с убыванием»), как чтение влияет на сознание, насколько условны наши представления о жизненном опыте и т.д.»
= Такие вопросы у каждого есть. Никто не равномерен.
«Но автор слишком полагается на глубокомысленный тон и не чувствует, что повторяет одно и то же»
= Что такое избыточное полагание на глубокомысленный тон? Чем это плохо, какие тут опасности? Следовало бы, для близости к истине, говорить более легкомысленно и поверхностно? (Позже рецензент упрекнёт автора именно в этом - в «плетении легковесных кружев», - что автор, честно сказать, воспринимает как комплимент, - и лёгкость, и кружевная красота всегда чувствовались мне ценными и почти недостижимыми для меня свойствами.
= Автор прекрасно это чувствует и понимает. Упрямая регулярность возвращения к волнующим темам как раз важна для их отработки и шлифовки.
= «Вместо ощущения доверительной беседы, равноправного диалога с читателем - язык ультиматума: «абсолютно», «каждое», «неизбежно».»
= Автор не стремился к доверительной беседе, которую находит уместной исключительно с друзьями.
= Как возможен равноправный диалог, когда автор не знает читателя, а тот не может ему ответить?
= Язык ультиматума обращён исключительно к самой себе, поскольку это именно «УПРАЖНЕНИЯ в бытии», то есть терпеливая отработка и выделка самой себя как человеческого случая.
««Упражнения» обращены к самому мирозданию.»
= Автор не так наивен, чтобы надеяться, что мироздание его слышит и озабочено его персоной.
«Публикация дневника в данном случае - не попытка культурного диалога, а средство борьбы с забвением.»
= Борьба с забвением - о да, это очень важно. Серьёзно.
= Чем борьба с забвением противоречит культурному диалогу? Вот ведь он у нас уже и получается.
= Как рецензент мыслит себе культурный диалог с печатным изданием?
«Будто у размышлений о фундаментальных основах бытия есть срок годности, и надо их побыстрее законсервировать в форме книги»
= Разумеется же, он есть. Всякое размышление об основах происходит здесь и сейчас и представляет собой сиюминутный слепок этого «здесь и сейчас».
«приправив для остроты метафорами, режущими «душевные зрачки».»
= А почему бы не предположить, что мысль сразу возникает в метафорической формулировке? Хотя, возможно, у самого рецензента это не так, - но люди разные.
«Но литературный критик - тот же поэт, и волноваться ему следует не по поводу того, успел ли прибить умную мысль к бумаге.»
= Автор книжки нигде не заявлял себя в этом издании как о «литературном критике», не рассматривал и не позиционировал книжку как часть критической деятельности и, как и было сказано, почти не пишет в ней о литературе. Если бы автор был по виду зарабатывания денег слесарем, рецензент сообщил бы ему, о чём следует волноваться слесарю? Автор писал как частный человек.
«В «Упражнениях» разговора о жизни нет - автор предпочитает рассуждать о «бытии», это слово употребляется чуть ли не на каждой странице. «Бытие» как идеализированный механизм мироздания - штука куда более приятная для осмысления, чем жизнь. Особенно если описывать её в декоративных категориях, а не философских»
= Рецензент, конечно, предпочёл бы разговор о ценах в магазинах, об отношениях с соседями, коллегами, знакомыми, друзьями и родственниками, о болезнях и любви. Правда? Но вот эти обстоятельства жизни автора, по его авторскому разумению, никого, кроме совсем близких людей, не касаются.
= А бытие - это то, что надбиографично, и об этом говорить кажется мне важнее, чем о жизни, понятой как совокупность персональных обстоятельств.
= Бытие - штука ОЧЕНЬ приятная для осмысления, поэтому я им и занимаюсь.
= Про жизнь мы с автором поговорим, когда подружимся, станем лично интересны и важны друг другу и будем вместе гулять по городу или пить что-нибудь сближающее и есть что-нибудь вкусное на какой-нибудь из наших кухонь. Это я обещаю. Это единственно мыслимый для меня формат разговора о жизни.
= А где автор утверждал, что он философ и пишет философский труд?
= О бытии можно говорить в разных категориях, философские - лишь одни из них. Что исключает разговор о бытии в декоративных категориях?
= Мне очень нравится термин «декоративные категории» и хотелось бы больше узнать о том, что они такое.
««Восприятие чего бы то ни было как банального - не следствие ли всего лишь (спасительной, защитной) притуплённости восприятия? Иначе бы нас разорвало от остроты и первичности чувств, которой, если хоть чуть-чуть вдуматься, достойно всё сущее». [Цитата из меня. - О.Б.] Характерная цитата, в которой различимы сразу три ключевые особенности сборника. Во-первых, неравномерное качество художественного материала: от связки «восприятие - не следствие ли восприятия» у выпускающего редактора должны краснеть уши.»
= Восприятие - следствие не восприятия, а притуплённости. Уши редактора могут чувствовать себя спокойно.
= С чего рецензент вдруг теперь взял, что имеет дело с художественным произведением?
«Во-вторых, снисходительная интонация автора: тем, кто согласен с высказыванием, гордиться особо нечем, - они всего лишь смогли «хоть чуть-чуть вдуматься»»
= Снисходительности не усматриваю, тем более, что «чуть-чуть» относится и к собственным мыслительным процессам тоже, - собственно, к ним в первую очередь.
«те, кто не согласен, не смогли и этого - видимо, им должно быть стыдно.»
= Автор что-то не заметил, что он кого-то стыдит. Видимо, это собственная реакция рецензента.
«В-третьих, автор с точностью до наоборот описывает ту жизненную философию, которой сегодня модно придерживаться.»
= Понятия не имею, какой философии нынче модно придерживаться.
«На самом деле защитной реакцией является именно восприятие всего сущего, каждой его мелочи, как набора невероятных явлений, скрывающих в себе вселенные чудес и экстазов.»
= Что может быть необходимее защитных реакций? Не исключаю, что представление о чудесности мира входит в их число. И это я могу только приветствовать, тем более, что, хмммм…. мир и вправду кажется таким.
«Банальность, которой, по мнению Ольги, якобы не существует»
= Разве? Ну не настолько уже я сумасшедшая.
[Банальность -] «такая же часть жизненного спектра, как и та самая «острота и первичность чувств».
= Вот неужели я с этим спорю? Да я её даже люблю. - Если в каком-то фрагменте автор говорит о восприятии чего-то в качестве банального как о защитной реакции, значит ли это, что именно так он думает и чувствует в каждой точке своей жизни?
«Пишущему человеку банальное не мешает любить жизнь и ощущать её многообразие. Для автора «Упражнений в бытии» эта мысль оказывается неподъёмной.»
= Вообще-то эта мысль банальна сама по себе.
«Сборник избранных ЖЖ-записей Ольги Баллы относится к жанру подцензурного дневника»
= Цензуру эти записи не проходили, и та ничего из них не вычёркивала.
= «так же, как и опубликованные в «Лиterraтуре» подборки Марины Кудимовой, Дмитрия Воденникова, Дмитрия Бавильского. В них литераторы плетут легковесные кружева, балансируя между личным и лирическим.»
= Легковесное кружево звучит для меня комплиментарно (лёгкость, изящество, виртуозность). За это спасибо, - тем более, что целью не ставилось и получилось непреднамеренно.
= Разве личное и лирическое противоположны друг другу настолько. что между ними приходится балансировать? (Противоположны скорее уж личное и эпическое. да я и в том не уверена).
«Времена, когда чтение дневников писателя было сродни подглядыванию, прошли.»
= Ну то есть «настоящим дневником», достойным заинтересованного чтения, рецензент считает то, чтение чего сродни подглядыванию? Разве подглядывать хорошо?
«Современные авторы звучат в своих блогах так же неестественно, как сотрудники колл-центров, которые знают, что все разговоры записываются.»
= Ну то есть в систематически выстроенных текстах, которые неоднократно поминал рецензент, они звучат гораздо естественнее, правда? Тем более, что систематические тексты, как известно, неподцензурны.
= Вообще-то вся культура - система дисциплинирующих практик - не естественна, и подённые записи - не исключение.
«Влияние эпохи соцсетей привело к тому, что появилось два уровня интимности: публичная, заполняющая посты, и настоящая, неосознанно обнажаемая автором в его стихах, прозе, критике и т.д.»
= Ну, неосознанную не уберёшь, сама вылезает, а публичные записи, как и было сказано, в качестве интимных автором (мною) не назначались. Интимность - в бумажной тетрадке в ящике стола, - но что-то сомневаюсь, что рецензенту, и не ему одному, хотелось бы это прочитать и было бы интересно.
«И если хочется познакомиться с литератором поближе, читать стоит те тексты, где он идёт по пути наибольшего сопротивления.»
= Нет, Максим. Если хочется познакомиться с литератором поближе, надо всего лишь с ним подружиться и разговаривать. В противном случае это делать просто незачем.