Post aetatem nostram
Старость, как детство: мыслишь себя вне координат, как просто-человека, как человека вообще. Социальное изнашивается и отпадает. Остаёшься наедине с землёй и небом.
К старости - как в детстве - отступает практически значимое (в практическом смысле нужно уже очень немногое) и подступает - обступает человека со всех сторон - символическое.
Даже если не знаешь (а, как правило, и не знаешь), что оно символизирует. Да ведь и в детстве тоже не знаешь.
Обрастаешь лесом символов. Слышишь, как он тихо шумит.
Ребёнок и старик напрямую соприкасаются с вечностью, всё им - проводники в неё.
Мир снова становится тайной. Внешняя, слабо напылённая шкурка явного и рационально постижимого истончается, а то и вовсе счищается, и проступает его настоящая, таинственная природа.
К старости - как в детстве - отступает практически значимое (в практическом смысле нужно уже очень немногое) и подступает - обступает человека со всех сторон - символическое.
Даже если не знаешь (а, как правило, и не знаешь), что оно символизирует. Да ведь и в детстве тоже не знаешь.
Обрастаешь лесом символов. Слышишь, как он тихо шумит.
Ребёнок и старик напрямую соприкасаются с вечностью, всё им - проводники в неё.
Мир снова становится тайной. Внешняя, слабо напылённая шкурка явного и рационально постижимого истончается, а то и вовсе счищается, и проступает его настоящая, таинственная природа.