Родное и обретённое
Хочется вытащить из оставленных в дружеском журнале комментов - чтоб не пропало. Про «чужое» и «своё», оно же родное и обретённое / первичное и вторичное, что тоже интересно.
У меня есть давняя любимая идея о том, как отличить родной язык от просто того, который мы хорошо знаем. Хорошо знаемым языком мы сами владеем, а язык, доросший до статуса родного (так!), владеет нами: является во снах, выскакивает в проговорках, задаёт, прежде чем мы успеваем заметить, направления и формы ассоциаций.
Пуще того, я уж начинаю думать, что, по аналогии с венгерской исторической моделью обретения родины, возможно и, на уровне частно-биографическом, обретение родного языка - не факт, что непременно в детстве. «Родное» ведь то, что человека формирует. И вот возможно, что с человеком, в каком бы то ни было из восприимчивых его возрастов (кстати, не возьмусь сказать, когда именно они кончаются и кончаются ли вообще!) случается некий язык, врастает в него и начинает им овладевать, вылепливая себе в качестве носителя новую душу и новый разум - пусть на основе старых, какая разница, если это новое вдруг больше не из чего делать! И становится родным.
Отношения с языком (ли, с культурой ли, с человеком ли) как раз тогда настоящие, когда он(а) выходит из-под нашего контроля с его прагматическими установками и начинает сам вытворять с нами всё, что ему угодно.
Если кто-нибудь вдруг подумает, что это продолжение старой мысли об эмиграции и неэмиграции, их возможностях и невозможностях, он подумает правильно. Сейчас я не хочу уезжать, да. Но я с достаточной степенью непрестанности думаю о том, как это возможно - если угодно, вообще, в принципе, на уровне структур человечности.
Наверно, вообще самое правильное, точное и честное - говорить о том, что думается и чувствуется сейчас, в момент говорения. Как обернётся дальше - слишком неизвестно.
У меня есть давняя любимая идея о том, как отличить родной язык от просто того, который мы хорошо знаем. Хорошо знаемым языком мы сами владеем, а язык, доросший до статуса родного (так!), владеет нами: является во снах, выскакивает в проговорках, задаёт, прежде чем мы успеваем заметить, направления и формы ассоциаций.
Пуще того, я уж начинаю думать, что, по аналогии с венгерской исторической моделью обретения родины, возможно и, на уровне частно-биографическом, обретение родного языка - не факт, что непременно в детстве. «Родное» ведь то, что человека формирует. И вот возможно, что с человеком, в каком бы то ни было из восприимчивых его возрастов (кстати, не возьмусь сказать, когда именно они кончаются и кончаются ли вообще!) случается некий язык, врастает в него и начинает им овладевать, вылепливая себе в качестве носителя новую душу и новый разум - пусть на основе старых, какая разница, если это новое вдруг больше не из чего делать! И становится родным.
Отношения с языком (ли, с культурой ли, с человеком ли) как раз тогда настоящие, когда он(а) выходит из-под нашего контроля с его прагматическими установками и начинает сам вытворять с нами всё, что ему угодно.
Если кто-нибудь вдруг подумает, что это продолжение старой мысли об эмиграции и неэмиграции, их возможностях и невозможностях, он подумает правильно. Сейчас я не хочу уезжать, да. Но я с достаточной степенью непрестанности думаю о том, как это возможно - если угодно, вообще, в принципе, на уровне структур человечности.
Наверно, вообще самое правильное, точное и честное - говорить о том, что думается и чувствуется сейчас, в момент говорения. Как обернётся дальше - слишком неизвестно.