Зверь из ямы.1. (продолжение)
- Пришли, - прошептала Ненка. Впереди чернел высокий забор с широкой аркой без ворот, в ней хорошо было видно скупо освещённый огромный старинный сад. Эти деревья родились в момент создания самого города и получились настолько же прекрасными, ухоженными, совершенными, как и строения: яблони одного и того же сорта и роста, похожие, как сёстры,и ствол примерно каждой десятой светился в темноте - просто из уважения к своим садовникам. Прямо за входом возвышался уютный домик, слишком маленький для семьи из четверых нормального человеческого роста, хотя садовники были часто настоящими одержимыми, не нуждающимися вообще ни в каком людском жилье. Какой-нибудь старый пень вполне мог служить им постелью, так же, как и рыбаки Запретных вод нередко спали под водой... Рен неожиданно поймал себя на мысли о том, кем бы он мог стать, если бы не ключником (может, наёмником? но уж точно не архивариусом, ещё чего!), потряс головой и вернулся в заброшенный сад. Бретта впереди, за ней Ненка, Штиллер по пятам, потихоньку прошли они по шуршащей листве и отворили дверь в дом садовников.
- Где этот тип с зубами? - спросил ключник, раздумывая, какой из мелких карманных инструментов мог бы в случае чего послужать оружием. Сама мысль о том, что придётся кого-то протыкать, скажем, серебряной отмычкой из эльфийского квартала Амао[читать дальше] казалась чужой и нелепой.
- Не знаю. Ушёл, что ли? - удивлённо прошептала Ненка. Бретта, видимо, уже не раз бывавшая тут, прошла по комнате, пальцами и словами прикасаясь к светильникам, и сразу стало светлее и спокойнее. Из всей обстановки тут имелось только четыре стула, пара одеял в углу и стол с горкой великолепных яблок - крупных, глянцевых, каждый, не сговариваясь, схватил себе по паре и захрустел. Рен блаженно ухмыльнулся: старая дохлая колдунья просто не смогла бы сотворить такое совершенство, это было, несомненно, уже личное волшебство родителей Ненки, пропавших садовников.
- Расскажи, что с ними случилось, - попросил он и пояснил: - с родителями твоими. У них тоже из ямы что-то лезло?
- Ничего у них не лезло! - сердито фыркнула малышка. - И не полезло бы, если бы они тут были.
- Если б да кабы во рту выросли... - начала Бретта насмешливо.
- Гробы, - мрачно закончила Ненка. - Так Родигер говорит.
- Весёлый он дядька, я заметил. Знаешь, насколько я могу судить, если это ваше пугало Родигер вообще что-то говорит, что угодно, значит, его можно убеждать. Беседовать с ним. Уговорить. Действительно страшные вещи бьют без предупреждения, с ними перемирия не заключишь.
- Например? - уточнила Бретта.
- Ну, скажем, рак желудка. (На Штиллера уставилось две пары изумлённых глаз) Ну, или оомекская кобра. Бояться оомекской кобры - нормально, если ты в Оомеке, конечно.
- Бояться глупо! - безапелляционно объявила наёмница. - Действовать надо. Бить. Или убегать. И возвращаться с хорошими друзьями.
- Э, да я не про это. Ну вот, многие боятся шушунов...
- Фу, шушуны!.. - Бретта торопливо смахнула воображаемую пыль с рукавов, Ненка захихикала. - Грязная мелочь, буээ... - наёмница вздрогнула и подобрала ноги в мягких сапожках, добротных, но знавших лучшие времена.
- Ага! - улыбнулся и Рен. - Моя бабка никогда бы не заснула в доме, где завелись шушуны. Они, говорят, переносят чесотку, увидеть шушуна к вечеру приносит неудачу в игре, а поутру - зубную боль...
- «Шушуны съедят твои сны!» - вспомнила Ненка.
- Точно! Они пьют кровь новорожденных, высасывая её из пяток (Ненка закивала, мол, и это слышала), поэтому, кстати, малышам пеленают ножки. Шушуны омерзительны, этакие матерчатые куколки без глаз. А на самом деле они совершенно безвредны, «видят» всей кожей гораздо лучше нас, и пути их почти не пересекаются с людскими. Мне, например, противен одинаково тот, кто при виде шушуна визжит и лезет на стол, так и тот, кто гоняется за этой мелочью с метлой. А ты как, Бретта, бьёшь али за подмогой бежишь?
Бретта сумрачно повела носом, скосила загадочный взгляд, означавший, видимо, «стань шушуном - посмотришь!».
- Хотя тебе проще, ты превращаться умеешь, - вспомнил Рен толстяка и глухого хрюня. - Как ты это делаешь, кстати? Или ты от рождения полиморф?
- Сам полимор. Что ещё за полимор такой? - Бретта вгрызлась в яблоко. Штиллер смотрел, как она расправляется с глянцевым бочком и был счастлив, непонятно, отчего.
- Меняющий внешность, - пояснил он.
- Нет, это всё гостевые ворота, они заколдованы так, чтобы непонятно было, с кем говоришь, пока наёмник не представится. А, ясно, ты думал, я превращусь в Огнечервя и всех спасу? Хехе!.. Нет, ну серьёзно, как ты вообще попал в эту историю? Я-то сеструхи её, Мерре, лучшая подруга, родители её меня подкармливали, когда... Ну, когда голодная была. А ты вот не пойму. По-ключниковски-то тебе разумнее было бы оставить всё, как есть. За жилой дом тебе Король не заплатит, правду говорю?
- Не заплатит, это точно, - Рен потёр лоб, как будто только что осознал глупость собственного поступка, - Что же теперь делать? Придётся, видимо, обойтись без вознаграждения и ложиться спать голодным!
Бретта пожала плечами.
- Дело твоё. Держи при себе свои секреты. Обычно и я про чужое не любопытствую, просто так уж вышло, что мы одним делом заняты, может, против одного злодейства встать придётся, вот и хочется примерно себе представить, насколько далеко ты планируешь пойти, чтобы вот этой девочке помочь.
- Понятия не имею, - честно признался Штиллер.
- Так я и думала, - выдохнула Бретта. - Буду иметь в виду. Ненка, где у вас чайник? Чаю заварим, что-то у вас изо всех углов дует!
- Осень, - мрачно, по-взрослому посетовала Ненка. Казалось, она сейчас добавит про ревматизм в пояснице. - А чай мы в саду заваривали с мамой, на костре в яме, мы там всё варили - суп грибной, картоху, мама такие корешки из земли вызывала - мхм! Вкуснота. А теперь в этой яме всё, уже ничего хорошего нету. Провалилась, и чайник туда, и кастрюли, и всякое страшное оттуда смотрит, даже днём. Мы с тех пор, как мама с папой пропали, ни разу даже ничего горячего не варили.
- Расскажешь, что с ними стало, с родителями? - снова попросил Штиллер. При всей его нелюбви к излишним подробностям история пропажи садовников казалась ему важной для дела.
- Я расскажу, - предложила Бретта, а Ненка отвернулась и стала задумчиво катать яблоко по столу. - Мне говорили, этот сад был вдвое меньше, когда они тут поселились. Город стали заполнять особенные яблони. Столичные лекари остались без работы: тех, кто по дороге домой срывал себе яблочко на ужин, никакая хворь не брала. Царапины и даже укусы вурдалачьи заживали в считанные часы, урожай стали уже продавать в Михин и дальше по Приводью, речной народ выпрашивал эти яблоки в обмен на найденные под водой драгоценности. У обоих была бы уже фруктовая монополия или целая команда учеников-помощников, если бы им вдруг не приспичило на Остров.
Рен вздохнул. Он как-то уже предполагал что-то подобное.
Все замечательные, могущественные волшебники рано или поздно предпринимают попытку пересечь Воды и попасть на Остров. Обычно это заканчивается фатально.
Остров - это кусок суши где-то посреди Запретных Вод, вот и всё, что о нём известно. Есть мнение, что там находится то ли Школа высшего волшебства, то ли живут великие учителя древности, эффекты от заклинаний которых обычными малоодарёнными людьми воспринимаются как действия стихий или естественный ход вещей. Смерть, смена сезонов, эпидемии, пожары, заболачивание водоёмов, нашествие неведомых существ и тому подобное - будто бы результат взаимодействия или противоборства этих невообразимо могущественных созданий. Ещё рассказывают, что на Острове расположен некий Источник Магии, питающий все творящиеся чудеса, и если лично напиться из него, то произойдёт что-то особенное. Словом, рассказывают многое. Логично предположить, что ничто из этого не соответствует истине. Тем не менее, Остров влечёт всех, кто, как ему показалось, придумал способ добраться туда.
Беда в том, что Запретные Воды не пересечь на обычной лодке. И даже на необычной. Всё, что держится на воде, будь то пловец, предмет, шальная мысль, в пятидесятидесяти метрах от берега идёт ко дну. Граница невидима, но ощутима, чтобы понять, как она действует, каждый житель Приводья хотя бы раз заплывал в «опасный» предел. Кое-кто так и не вернулся, чтобы рассказать об ощущениях младшим братьям и сёстрам. Чаще всего, этим всё и ограничивалось, человек вырастал, становился опытным, скажем, ключником... и со временем приучался избегать всяческой сырости. Кое-кто, впрочем, по выходным конструировал на балконах подзорные трубы, заглядывая в них всё дальше и дальше, и вроде бы видел очертания Острова и даже неких башен на нём в рассветном тумане. Несколькими часами позже такие наблюдатели обычно рыдали в кабаке и жаловались, что Остров, вероятно, это просто миф. Жрецы Храма Морской Змеи утверждали, что Остров - это метафора, воплощение людских несбыточных мечтаний о всемогуществе и бессмертии. «Островитянами» называли наиболее богатые и влиятельные семьи. Король то и дело предлагал невообразимые награды за постройку моста длиной хотя бы в шаг за пределы Запрета.
Находились и умники-строители мостов. Сотни нелепых конструкций украшали, точнее, уродовали гавани и дикие берега. Некоторые из них, действительно забавные сооружения, облюбовали для романтических прогулок, а кое-какие пришлось разрушить, так как эти распадающиеся навесы угрожали потопить рыбацкие лодки. То и дело с холмов стартовали дирижабли, планеры, а также летуны без всякого снаряжения. Если они благоразумно снижали скорость перед невидимой границей, тогда их успевали вытащить из воды. Маленького Штиллера гораздо больше интересовали попытки подкопов: оказалось, все подземные тоннели, достигнув определённой длины, обрушивались и наполнялись водой.
Тем не менее, кое-кто будто бы достигал Острова. Рен сам встречал одного, книготорговца по имени Констант Понедельник. Впрочем, тому тоже немного не доставало до репутации человека честного. Главным образом, того, что К.Понедельник человеком не был. Так что Остров на его языке мог оказаться... чем-то ещё.
Родители Ненки и Мерре, выходит, тоже решили попытать счастья на свой, садовницкий лад.
«Они уговаривали деревья расти в Запретных Водах, всё дальше и дальше от берега. С холма Университета Лиода видно пару-тройку обломанных стволов, там пару лет назад ещё росла целая роща», - рассказывала Бретта. Выходило, что мама и папа просто поселились там, в древесных стволах на самой границе, заманивая свои яблони всё дальше и дальше в глубину. Говорят, сам Король в лодке подплывал поближе, уговаривал обоих бросить эту безнадёжную и опасную ерунду, рассказывал про неудачные попытки пересечь воды в чреве китов и левиафанов, о детях напоминал... Одним грустным утром был шторм, большинство деревьев вырвало с корнем и смыло, их вылавливали аж до Еремайе. Садовников не нашли.
- Я люблю этот сад, - прозвучал незнакомый голос, и рассказчица умолкла, будто ей заткнули рот. - Деревья в нём обезумели, чёрные монстры лезут из-под земли, что ещё нужно гробокопателю, чтобы встретить старость?
На пороге стоял Родигер. Он не представился, но то, каким он был, как вёл себя, а главное, этот чудовищный, непереносимый запах гнилого мяса и разрытой земли, вонь, от которой слезились глаза и волоски на коже вставали дыбом, не оставляли места для сомнений. Родигер был, собственно, никакой не старик, а мужчина средних лет с телосложением бойца, с проницательным взглядом и ровной полоской неподвижного рта. «Говорил» он, вся высшая нежить, с помощью «отдельной аккустики», облекая мысль в колебания желаемого тембра и направляя их непосредственно в ухо собеседника. Так речь некромантов получалась натуральнее и «живее», чем, например, речь котов-телепатов. Рен тоже так умел, выучился как-то ради развлечения, но пользоваться не любил. Мышечный спазм какой-то при этом ощущался в нижней челюсти.
Он поймал себя не том, что больше не боится. Страх отделился от него и свернулся, словно маленький зверёк, где-то в левом сапоге.
- Не слишком хороший план, господин Родигер, если позволите мне высказаться, - ответил Штиллер некроманту на удивление ровно.
- Прошу, прошу, прямо-таки настаиваю, господин ключник.
Бретта, уже подскочившая с места, стоящая на одной ноге и сжимающая нечто вроде букета высохшиз цветов в одном кулаке, покачнулась и плюхнулась обратно на стул, глаза размером с суповые тарелки в «Слепой рыбе».
- Мне рассказывали, что некроманты не злодеи, а, скорее, художники по мёртвой натуре. Как Виллем Хе... Я хотел сказать... - Рен прикусил язык.
- Виллем Хеда, хотели вы сказать. Замечательное и необычное воспитание вы получили, юноша, любопытно, кто были ваши родители, - так же монотонно произнёс некромант. - Но к этой интересной теме мы обязательно вернёмся позже. Итак, по-вашему, я художник. Что же мешает мне творить мой шедевр именно здесь?
- Де... , - Рен прочистил горло, - дети тут живут, зачем же сироток обижать?
Штиллеру показалось, что он выиграл пункт, несмотря на то, что сболтнул про Старый Мир. Вдруг около него раздался пронзительный, яростный крик Ненки:
- Не сиротки! Ничего мы не сиротки! Мама с папой скоро вернутся с Острова и всем вам покажут! - теперь она по-настоящему плакала. - Ты Мерре обманул! Эти узелки ничегошеньки не помогают, никакие она несчастья не отгоняют! - Ненка дёрнула один из уродливых свалявшихся «хвостов», на подоле, тот оборвался, и Родигер слегка вздрогнул, Штиллер мог бы покляться, что это так. Ненка стояла теперь напротив некроманта, это выглядело одновременно страшно и комично, и кричала младшая дочь садовников всё тоньше и громче.
- Мерре защитить меня хотела, она боялась, что со мной случится что-нибудь, пока я дома одна, а она в лавке с яблоками, а тут эти ветки психованные в окна лезут, и какие-то штуки по саду ходят. Это, наверное, твои чудища, какие-нибудь лошади дохлые, что ли. Я говорила, что их не боюсь, а она: мама с папой вернутся - не простят, если мертвяки тебе уши во сне объедят! И тут ты с узелками! Чем больше я их вязала, тем реже Мерре домой приходила. - Ненка обернулась к Бретте, - Придёт, завяжет, другие проверит - и снова в сад, в яме сидеть. Мерре эту яму боялась ещё больше меня, а тут сама прямо в грязюку эту страшную лезет и сидит, только голова наружу, и спит как будто бы. Зову её, а она как... как мёртвая...
Холод пробрал Штиллера до костей, как он представил себе: этой осенней ночью там в саду, в темноте в яме сидит живой человек по горло в грязи, и непонятные чужие существа тянутся к ней из-под земли. Он невольно почувствовал прикосновение мёртвых пальцев сквозь слой липкой, смрадной разрытой почвы, и сердце замерло, и обессиливающий ужас уже не позволял ни двинуться, ни крикнуть.
- Вот вернутся мама с папой, они тебе покажут сироток! Из-под земли достанут!» Ненка рыдала, прижав кулачки к мокрым глазам.
- Всё, что под землёй - моё, - ответил ей некромант каким-то странным мягким голосом. - Твоих родителей нет по эту сторону земной тверди...
- Но и среди мертвецов вам их ведь тоже не удалось отыскать, так? - внезапно догадался ключник, и некромант быстро повернулся к нему. В лице Родигера шевельнулось что-то, на что смотреть ни в коем случае не хотелось, от чего хотелось бежать и постараться забыть. Высокомерная маска безучастия треснула, изнутри на мгновение выдвинулась узкая длинная нечеловеческая безглазая пасть. Не как рассеивающаяся иллюзия - как элегантный костюм, скорывающий под собой матёрого разбойника, как лезвие спрятанного ножа, внезапно появляющееся в руке. Ненка не видела метаморфозы, Рен метнулся вперёд, чтобы перехватить её. «В сторону!» - прошипела Бретта, и в тот же миг некромант получил по меньшей мере шесть тонких длинных игл в шею и в чудовищную морду.
Бретта была невообразимо ловкой, она выбросила первую «порцию» и теперь ждала результатов, пригнувшись и словно бы изготовившись к прыжку. Похоже, иглы составляли не весь арсенал наёмницы. Лезвия, вошедшие в плоть на разную глубину, заметны были на бледной коже некроманта, но ни капли крови не показалось из ран. Тогда Родигер что-то сделал, некий поворот или шаг, а может, комната отступила от него, у Штиллера закружилась голова, и зрение на момент расфокусировалось. «Вот так?..» - подумал он о своей смерти со злостью и разочарованием, но даже с облегчением, что не больно. И всё тут же закончилось, и он не умер.
И даже не оказался в банке, в кармане мантии Мастера, вытирающего окровавленные руки. С маленькой Ненкой, самое удивительное, Родигер тоже ничего специального делать не стал, а мог, мог бы, это очевидно.
Вместо этого он, Родигер (снова с человеческим лицом), цепко схватил Штиллера за плечо, а другой рукой - Бретту, и Ненка всхлипывала где-то внизу «Отпусти! Уходи!» - цепляясь за куртку ключника. Но некромант повлёк их молча и деловито, как ураган лодочку, выволок из садовничьего домика и поставил перед собой на крыльце, лицом к чудовищному, обезумевшему сборищу диких деревьев.
- Смотрите! - гулко, как из погреба, прозвучал голос Родигера, рот его приоткрылся, и на затейливую серебристую вышивку на мантии упала оттуда белая, вздрагивающая мушиная личинка. Штиллеру, наконец, увидел некромантовы зубы, не волчьи, как он ожидал, а скорее акульи, в несколько рядов, мелкие и острые, как бритва. - Смотрите, - повторил Родигер настойчиво, как одержимый, - Это -по-вашему, подходящее место для маленьких детей?!
„Verdammt“, - выругался Рен мысленно по-старомирски.
И действительно. Треск и невнятное бормотание раздавалось между стволов, ветки качались среди безветрия, странно вытягивались, подрагивая, кроны вдруг резко вздымались кверху, словно яблони пытались вырвать собственные корни из земли и бежать из этого проклятого сада. А из огромной тёмной ямы, уже не прячась, лезло наружу, тянуло чёрные змееподобные лапы, выгибало толстое тулово, роняя комья земли, чудовище.
«Кажется, он прав, некромант», - подумал Рен с неохотой. Но Бретта, вдруг вывернувшись из-под руки Родигера, прыгнула изящно и невесомо вперёд, оттолкнулась ногой от кряхтящего ствола, оказалась на холме прямо над ямой. В руке наёмницы блеснул топорик, и она сильно, с замаха рубанула вкось по замшелой, длиннопалой чёрной лапе. Та треснула с таким звуком, словно в бочке выбили дно, и из раны, из разреза выпала дрожащая тоненькая исцарапанная деткая ручка.
- Мерре! - завизжала Ненка.
Штиллер, словно очнувшись от её крика, сбросил ладонь некроманта со своего плеча и тоже побежал к яме. Земля осыпалась и вздрагивала у него под ногами, как живая. Одна из мотающихся из стороны в сторону веток хлестнула ключника по бедру, рассекая плоть, штанина сразу прилипла к ноге, боли почти не было. Он неведомо как не растянувшись, выскочил прямо к вздыбившемуся над Бреттой толстенному брюху монстра, туда, где заметил длинную глубокую продольную щель, поросшую бурой бахромой грязи. И выхватив ломик (он же «ведьмин коготь», он же «последний помощник», «если ты пускаешь его в дело, сынок, то расписываешься в полном неумении»), Рен чётким движением, профессионально выпустил чудовищу потроха.
Оглушительный треск и стон пронёсся над садом и стих, плоть монстра разлетелась на куски, поразительно напоминающие труху и щепки, вместо кишок и мягкого изнутри выпали три человеческих тела, всё это больше напоминало безумную насмешку над родами. Две обнажённые, бледные, словно обескровленные фигуры были взрослыми, одна - принадлежала подростку. Судя по невнятным, смешанными с рыданиями воплям Ненки, это были мама, папа и сестрёнка Мерре. Рен наклонился к мёртвой женщине, и вдруг та распахнула глаза, содрогнулась всем телом и со стоном втянула воздух. Рядом пошевелилась Мерре, села и невидящими глазами обвела обступающих её людей. Мужчина, лежащий лицом в грязи, не двигался и, похоже, не дышал.
- Эмиль..., - прошептала садовница, приподнимаясь на дрожащих руках. Штиллер подумал, что она зовёт мужа, но женщина смотрела за его спину, туда, где, видимо, всё ещё стоял некромант. Тот, срывая плащ, шагнул мимо ключника, мимо Бретты, успевшей уже сбегать в дом за одеялом и теперь уже закутывающей дрожащую, всё ещё глядящую в пустоту Мерре. Он хотел было уже поднять на руки садовницу, накрыв её своим серым плащом, но женщина оттолкнула его руку и указала на тело мужа.
- Эмиль, прошу тебя, - сказала она. Только это была не просьба. Прозвучали её слова как недвусмысленное: «Помоги или проваливай!»
Родигер замер на мгновение, потом резким движением скомкал плащ и бросил его в руки садовницы, а сам присел над её мужем, перевернул его легко, одной рукой на спину, а другой, не размахиваясь, влепил ему пощёчину. Рен, Бретта и Ненка встрепенулись было с гневными возгласами, но мать остановила их повелительным жестом, кутаясь в некромантов плащ. Родигер же, зачем-то помяв садовнику горло и закинув ему голову так, словно собирался сломать шею, пальцем очистил его рот от нечистот, наклонился и, видимо, поцеловал мертвеца. И ещё раз. Все потрясённо наблюдали, у Бретты было такое лицо, будто её сейчас стошнит. Рен преисполнился уверенности, что некромант сожрал садовничью душу. И тогда заметил, что грудь мертвеца приподнялась самостоятельно. Родигер снова ударил лежащего, и тот жалобно, защищаясь и кашляя, вскинул руки. Его жена зарыдала. Родигер поднялся, брезгливо потёр ладони.
- На этом месте я вас, пожалуй, оставлю. Пальтишко с узелками сожги, теперь за тобой мама с папой присмотрят, - бесстрастно произнёс некромант в сторону Ненки. Та попятилась, вздрогнув и с отвращением посмотрела на свой наряд, словно впервые заметила его уродство. - Хорошей ночи. Нам ещё предстоит по-меньшей мере одна беседа, господин ключник, - добавил он без всякой враждебности, почему-то кренясь на бок, будто собираясь прямо сейчас развалиться на части, - я ведь, как и вы, «часть силы той, что без числа...»
И Родигер канул во тьму за воротами, прежде чем кто-то успел хоть что-нибудь сказать или сделать. Семья садовников, дети с взрослые, крепко обнимали друг друга и бормотали счастливые бессмысленные слова, плакали, возвращались к жизни. Мерре отвели в дом и уложили спать, её отцу удалось встать и даже одеться самостоятельно. Мать горестно осматривала обломки древомонстра, чьи корни уходили в яму, а развороченное трухлявое нутро зияло бесконечной тёмной пустотой.
- На Остров нас доставила и назад отнесла, но выпустить не догадалась, бедняжка Эриноэ. Я позабочусь о твоих внуках, будь спокойна, - ласково приговаривала она, и умирающее дерево вздыхало болезненно и тяжко.
- «...творит добро, всему желая...» - произнёс вслух ключник.
- Рен! - позвала Бретта и похлопала Штиллера по плечу. Тот с усилием обернулся, заворожённый странным зрелищем прощания с деревом, а ещё больше последними словами некроманта. - Рен! Дай я тебе ногу-то перевяжу. Не то в обморок хлопнешься скоро. Кровищи сколько, видишь?
Штиллер глянул и позорнейше лишился чувств.
- Где этот тип с зубами? - спросил ключник, раздумывая, какой из мелких карманных инструментов мог бы в случае чего послужать оружием. Сама мысль о том, что придётся кого-то протыкать, скажем, серебряной отмычкой из эльфийского квартала Амао[читать дальше] казалась чужой и нелепой.
- Не знаю. Ушёл, что ли? - удивлённо прошептала Ненка. Бретта, видимо, уже не раз бывавшая тут, прошла по комнате, пальцами и словами прикасаясь к светильникам, и сразу стало светлее и спокойнее. Из всей обстановки тут имелось только четыре стула, пара одеял в углу и стол с горкой великолепных яблок - крупных, глянцевых, каждый, не сговариваясь, схватил себе по паре и захрустел. Рен блаженно ухмыльнулся: старая дохлая колдунья просто не смогла бы сотворить такое совершенство, это было, несомненно, уже личное волшебство родителей Ненки, пропавших садовников.
- Расскажи, что с ними случилось, - попросил он и пояснил: - с родителями твоими. У них тоже из ямы что-то лезло?
- Ничего у них не лезло! - сердито фыркнула малышка. - И не полезло бы, если бы они тут были.
- Если б да кабы во рту выросли... - начала Бретта насмешливо.
- Гробы, - мрачно закончила Ненка. - Так Родигер говорит.
- Весёлый он дядька, я заметил. Знаешь, насколько я могу судить, если это ваше пугало Родигер вообще что-то говорит, что угодно, значит, его можно убеждать. Беседовать с ним. Уговорить. Действительно страшные вещи бьют без предупреждения, с ними перемирия не заключишь.
- Например? - уточнила Бретта.
- Ну, скажем, рак желудка. (На Штиллера уставилось две пары изумлённых глаз) Ну, или оомекская кобра. Бояться оомекской кобры - нормально, если ты в Оомеке, конечно.
- Бояться глупо! - безапелляционно объявила наёмница. - Действовать надо. Бить. Или убегать. И возвращаться с хорошими друзьями.
- Э, да я не про это. Ну вот, многие боятся шушунов...
- Фу, шушуны!.. - Бретта торопливо смахнула воображаемую пыль с рукавов, Ненка захихикала. - Грязная мелочь, буээ... - наёмница вздрогнула и подобрала ноги в мягких сапожках, добротных, но знавших лучшие времена.
- Ага! - улыбнулся и Рен. - Моя бабка никогда бы не заснула в доме, где завелись шушуны. Они, говорят, переносят чесотку, увидеть шушуна к вечеру приносит неудачу в игре, а поутру - зубную боль...
- «Шушуны съедят твои сны!» - вспомнила Ненка.
- Точно! Они пьют кровь новорожденных, высасывая её из пяток (Ненка закивала, мол, и это слышала), поэтому, кстати, малышам пеленают ножки. Шушуны омерзительны, этакие матерчатые куколки без глаз. А на самом деле они совершенно безвредны, «видят» всей кожей гораздо лучше нас, и пути их почти не пересекаются с людскими. Мне, например, противен одинаково тот, кто при виде шушуна визжит и лезет на стол, так и тот, кто гоняется за этой мелочью с метлой. А ты как, Бретта, бьёшь али за подмогой бежишь?
Бретта сумрачно повела носом, скосила загадочный взгляд, означавший, видимо, «стань шушуном - посмотришь!».
- Хотя тебе проще, ты превращаться умеешь, - вспомнил Рен толстяка и глухого хрюня. - Как ты это делаешь, кстати? Или ты от рождения полиморф?
- Сам полимор. Что ещё за полимор такой? - Бретта вгрызлась в яблоко. Штиллер смотрел, как она расправляется с глянцевым бочком и был счастлив, непонятно, отчего.
- Меняющий внешность, - пояснил он.
- Нет, это всё гостевые ворота, они заколдованы так, чтобы непонятно было, с кем говоришь, пока наёмник не представится. А, ясно, ты думал, я превращусь в Огнечервя и всех спасу? Хехе!.. Нет, ну серьёзно, как ты вообще попал в эту историю? Я-то сеструхи её, Мерре, лучшая подруга, родители её меня подкармливали, когда... Ну, когда голодная была. А ты вот не пойму. По-ключниковски-то тебе разумнее было бы оставить всё, как есть. За жилой дом тебе Король не заплатит, правду говорю?
- Не заплатит, это точно, - Рен потёр лоб, как будто только что осознал глупость собственного поступка, - Что же теперь делать? Придётся, видимо, обойтись без вознаграждения и ложиться спать голодным!
Бретта пожала плечами.
- Дело твоё. Держи при себе свои секреты. Обычно и я про чужое не любопытствую, просто так уж вышло, что мы одним делом заняты, может, против одного злодейства встать придётся, вот и хочется примерно себе представить, насколько далеко ты планируешь пойти, чтобы вот этой девочке помочь.
- Понятия не имею, - честно признался Штиллер.
- Так я и думала, - выдохнула Бретта. - Буду иметь в виду. Ненка, где у вас чайник? Чаю заварим, что-то у вас изо всех углов дует!
- Осень, - мрачно, по-взрослому посетовала Ненка. Казалось, она сейчас добавит про ревматизм в пояснице. - А чай мы в саду заваривали с мамой, на костре в яме, мы там всё варили - суп грибной, картоху, мама такие корешки из земли вызывала - мхм! Вкуснота. А теперь в этой яме всё, уже ничего хорошего нету. Провалилась, и чайник туда, и кастрюли, и всякое страшное оттуда смотрит, даже днём. Мы с тех пор, как мама с папой пропали, ни разу даже ничего горячего не варили.
- Расскажешь, что с ними стало, с родителями? - снова попросил Штиллер. При всей его нелюбви к излишним подробностям история пропажи садовников казалась ему важной для дела.
- Я расскажу, - предложила Бретта, а Ненка отвернулась и стала задумчиво катать яблоко по столу. - Мне говорили, этот сад был вдвое меньше, когда они тут поселились. Город стали заполнять особенные яблони. Столичные лекари остались без работы: тех, кто по дороге домой срывал себе яблочко на ужин, никакая хворь не брала. Царапины и даже укусы вурдалачьи заживали в считанные часы, урожай стали уже продавать в Михин и дальше по Приводью, речной народ выпрашивал эти яблоки в обмен на найденные под водой драгоценности. У обоих была бы уже фруктовая монополия или целая команда учеников-помощников, если бы им вдруг не приспичило на Остров.
Рен вздохнул. Он как-то уже предполагал что-то подобное.
Все замечательные, могущественные волшебники рано или поздно предпринимают попытку пересечь Воды и попасть на Остров. Обычно это заканчивается фатально.
Остров - это кусок суши где-то посреди Запретных Вод, вот и всё, что о нём известно. Есть мнение, что там находится то ли Школа высшего волшебства, то ли живут великие учителя древности, эффекты от заклинаний которых обычными малоодарёнными людьми воспринимаются как действия стихий или естественный ход вещей. Смерть, смена сезонов, эпидемии, пожары, заболачивание водоёмов, нашествие неведомых существ и тому подобное - будто бы результат взаимодействия или противоборства этих невообразимо могущественных созданий. Ещё рассказывают, что на Острове расположен некий Источник Магии, питающий все творящиеся чудеса, и если лично напиться из него, то произойдёт что-то особенное. Словом, рассказывают многое. Логично предположить, что ничто из этого не соответствует истине. Тем не менее, Остров влечёт всех, кто, как ему показалось, придумал способ добраться туда.
Беда в том, что Запретные Воды не пересечь на обычной лодке. И даже на необычной. Всё, что держится на воде, будь то пловец, предмет, шальная мысль, в пятидесятидесяти метрах от берега идёт ко дну. Граница невидима, но ощутима, чтобы понять, как она действует, каждый житель Приводья хотя бы раз заплывал в «опасный» предел. Кое-кто так и не вернулся, чтобы рассказать об ощущениях младшим братьям и сёстрам. Чаще всего, этим всё и ограничивалось, человек вырастал, становился опытным, скажем, ключником... и со временем приучался избегать всяческой сырости. Кое-кто, впрочем, по выходным конструировал на балконах подзорные трубы, заглядывая в них всё дальше и дальше, и вроде бы видел очертания Острова и даже неких башен на нём в рассветном тумане. Несколькими часами позже такие наблюдатели обычно рыдали в кабаке и жаловались, что Остров, вероятно, это просто миф. Жрецы Храма Морской Змеи утверждали, что Остров - это метафора, воплощение людских несбыточных мечтаний о всемогуществе и бессмертии. «Островитянами» называли наиболее богатые и влиятельные семьи. Король то и дело предлагал невообразимые награды за постройку моста длиной хотя бы в шаг за пределы Запрета.
Находились и умники-строители мостов. Сотни нелепых конструкций украшали, точнее, уродовали гавани и дикие берега. Некоторые из них, действительно забавные сооружения, облюбовали для романтических прогулок, а кое-какие пришлось разрушить, так как эти распадающиеся навесы угрожали потопить рыбацкие лодки. То и дело с холмов стартовали дирижабли, планеры, а также летуны без всякого снаряжения. Если они благоразумно снижали скорость перед невидимой границей, тогда их успевали вытащить из воды. Маленького Штиллера гораздо больше интересовали попытки подкопов: оказалось, все подземные тоннели, достигнув определённой длины, обрушивались и наполнялись водой.
Тем не менее, кое-кто будто бы достигал Острова. Рен сам встречал одного, книготорговца по имени Констант Понедельник. Впрочем, тому тоже немного не доставало до репутации человека честного. Главным образом, того, что К.Понедельник человеком не был. Так что Остров на его языке мог оказаться... чем-то ещё.
Родители Ненки и Мерре, выходит, тоже решили попытать счастья на свой, садовницкий лад.
«Они уговаривали деревья расти в Запретных Водах, всё дальше и дальше от берега. С холма Университета Лиода видно пару-тройку обломанных стволов, там пару лет назад ещё росла целая роща», - рассказывала Бретта. Выходило, что мама и папа просто поселились там, в древесных стволах на самой границе, заманивая свои яблони всё дальше и дальше в глубину. Говорят, сам Король в лодке подплывал поближе, уговаривал обоих бросить эту безнадёжную и опасную ерунду, рассказывал про неудачные попытки пересечь воды в чреве китов и левиафанов, о детях напоминал... Одним грустным утром был шторм, большинство деревьев вырвало с корнем и смыло, их вылавливали аж до Еремайе. Садовников не нашли.
- Я люблю этот сад, - прозвучал незнакомый голос, и рассказчица умолкла, будто ей заткнули рот. - Деревья в нём обезумели, чёрные монстры лезут из-под земли, что ещё нужно гробокопателю, чтобы встретить старость?
На пороге стоял Родигер. Он не представился, но то, каким он был, как вёл себя, а главное, этот чудовищный, непереносимый запах гнилого мяса и разрытой земли, вонь, от которой слезились глаза и волоски на коже вставали дыбом, не оставляли места для сомнений. Родигер был, собственно, никакой не старик, а мужчина средних лет с телосложением бойца, с проницательным взглядом и ровной полоской неподвижного рта. «Говорил» он, вся высшая нежить, с помощью «отдельной аккустики», облекая мысль в колебания желаемого тембра и направляя их непосредственно в ухо собеседника. Так речь некромантов получалась натуральнее и «живее», чем, например, речь котов-телепатов. Рен тоже так умел, выучился как-то ради развлечения, но пользоваться не любил. Мышечный спазм какой-то при этом ощущался в нижней челюсти.
Он поймал себя не том, что больше не боится. Страх отделился от него и свернулся, словно маленький зверёк, где-то в левом сапоге.
- Не слишком хороший план, господин Родигер, если позволите мне высказаться, - ответил Штиллер некроманту на удивление ровно.
- Прошу, прошу, прямо-таки настаиваю, господин ключник.
Бретта, уже подскочившая с места, стоящая на одной ноге и сжимающая нечто вроде букета высохшиз цветов в одном кулаке, покачнулась и плюхнулась обратно на стул, глаза размером с суповые тарелки в «Слепой рыбе».
- Мне рассказывали, что некроманты не злодеи, а, скорее, художники по мёртвой натуре. Как Виллем Хе... Я хотел сказать... - Рен прикусил язык.
- Виллем Хеда, хотели вы сказать. Замечательное и необычное воспитание вы получили, юноша, любопытно, кто были ваши родители, - так же монотонно произнёс некромант. - Но к этой интересной теме мы обязательно вернёмся позже. Итак, по-вашему, я художник. Что же мешает мне творить мой шедевр именно здесь?
- Де... , - Рен прочистил горло, - дети тут живут, зачем же сироток обижать?
Штиллеру показалось, что он выиграл пункт, несмотря на то, что сболтнул про Старый Мир. Вдруг около него раздался пронзительный, яростный крик Ненки:
- Не сиротки! Ничего мы не сиротки! Мама с папой скоро вернутся с Острова и всем вам покажут! - теперь она по-настоящему плакала. - Ты Мерре обманул! Эти узелки ничегошеньки не помогают, никакие она несчастья не отгоняют! - Ненка дёрнула один из уродливых свалявшихся «хвостов», на подоле, тот оборвался, и Родигер слегка вздрогнул, Штиллер мог бы покляться, что это так. Ненка стояла теперь напротив некроманта, это выглядело одновременно страшно и комично, и кричала младшая дочь садовников всё тоньше и громче.
- Мерре защитить меня хотела, она боялась, что со мной случится что-нибудь, пока я дома одна, а она в лавке с яблоками, а тут эти ветки психованные в окна лезут, и какие-то штуки по саду ходят. Это, наверное, твои чудища, какие-нибудь лошади дохлые, что ли. Я говорила, что их не боюсь, а она: мама с папой вернутся - не простят, если мертвяки тебе уши во сне объедят! И тут ты с узелками! Чем больше я их вязала, тем реже Мерре домой приходила. - Ненка обернулась к Бретте, - Придёт, завяжет, другие проверит - и снова в сад, в яме сидеть. Мерре эту яму боялась ещё больше меня, а тут сама прямо в грязюку эту страшную лезет и сидит, только голова наружу, и спит как будто бы. Зову её, а она как... как мёртвая...
Холод пробрал Штиллера до костей, как он представил себе: этой осенней ночью там в саду, в темноте в яме сидит живой человек по горло в грязи, и непонятные чужие существа тянутся к ней из-под земли. Он невольно почувствовал прикосновение мёртвых пальцев сквозь слой липкой, смрадной разрытой почвы, и сердце замерло, и обессиливающий ужас уже не позволял ни двинуться, ни крикнуть.
- Вот вернутся мама с папой, они тебе покажут сироток! Из-под земли достанут!» Ненка рыдала, прижав кулачки к мокрым глазам.
- Всё, что под землёй - моё, - ответил ей некромант каким-то странным мягким голосом. - Твоих родителей нет по эту сторону земной тверди...
- Но и среди мертвецов вам их ведь тоже не удалось отыскать, так? - внезапно догадался ключник, и некромант быстро повернулся к нему. В лице Родигера шевельнулось что-то, на что смотреть ни в коем случае не хотелось, от чего хотелось бежать и постараться забыть. Высокомерная маска безучастия треснула, изнутри на мгновение выдвинулась узкая длинная нечеловеческая безглазая пасть. Не как рассеивающаяся иллюзия - как элегантный костюм, скорывающий под собой матёрого разбойника, как лезвие спрятанного ножа, внезапно появляющееся в руке. Ненка не видела метаморфозы, Рен метнулся вперёд, чтобы перехватить её. «В сторону!» - прошипела Бретта, и в тот же миг некромант получил по меньшей мере шесть тонких длинных игл в шею и в чудовищную морду.
Бретта была невообразимо ловкой, она выбросила первую «порцию» и теперь ждала результатов, пригнувшись и словно бы изготовившись к прыжку. Похоже, иглы составляли не весь арсенал наёмницы. Лезвия, вошедшие в плоть на разную глубину, заметны были на бледной коже некроманта, но ни капли крови не показалось из ран. Тогда Родигер что-то сделал, некий поворот или шаг, а может, комната отступила от него, у Штиллера закружилась голова, и зрение на момент расфокусировалось. «Вот так?..» - подумал он о своей смерти со злостью и разочарованием, но даже с облегчением, что не больно. И всё тут же закончилось, и он не умер.
И даже не оказался в банке, в кармане мантии Мастера, вытирающего окровавленные руки. С маленькой Ненкой, самое удивительное, Родигер тоже ничего специального делать не стал, а мог, мог бы, это очевидно.
Вместо этого он, Родигер (снова с человеческим лицом), цепко схватил Штиллера за плечо, а другой рукой - Бретту, и Ненка всхлипывала где-то внизу «Отпусти! Уходи!» - цепляясь за куртку ключника. Но некромант повлёк их молча и деловито, как ураган лодочку, выволок из садовничьего домика и поставил перед собой на крыльце, лицом к чудовищному, обезумевшему сборищу диких деревьев.
- Смотрите! - гулко, как из погреба, прозвучал голос Родигера, рот его приоткрылся, и на затейливую серебристую вышивку на мантии упала оттуда белая, вздрагивающая мушиная личинка. Штиллеру, наконец, увидел некромантовы зубы, не волчьи, как он ожидал, а скорее акульи, в несколько рядов, мелкие и острые, как бритва. - Смотрите, - повторил Родигер настойчиво, как одержимый, - Это -по-вашему, подходящее место для маленьких детей?!
„Verdammt“, - выругался Рен мысленно по-старомирски.
И действительно. Треск и невнятное бормотание раздавалось между стволов, ветки качались среди безветрия, странно вытягивались, подрагивая, кроны вдруг резко вздымались кверху, словно яблони пытались вырвать собственные корни из земли и бежать из этого проклятого сада. А из огромной тёмной ямы, уже не прячась, лезло наружу, тянуло чёрные змееподобные лапы, выгибало толстое тулово, роняя комья земли, чудовище.
«Кажется, он прав, некромант», - подумал Рен с неохотой. Но Бретта, вдруг вывернувшись из-под руки Родигера, прыгнула изящно и невесомо вперёд, оттолкнулась ногой от кряхтящего ствола, оказалась на холме прямо над ямой. В руке наёмницы блеснул топорик, и она сильно, с замаха рубанула вкось по замшелой, длиннопалой чёрной лапе. Та треснула с таким звуком, словно в бочке выбили дно, и из раны, из разреза выпала дрожащая тоненькая исцарапанная деткая ручка.
- Мерре! - завизжала Ненка.
Штиллер, словно очнувшись от её крика, сбросил ладонь некроманта со своего плеча и тоже побежал к яме. Земля осыпалась и вздрагивала у него под ногами, как живая. Одна из мотающихся из стороны в сторону веток хлестнула ключника по бедру, рассекая плоть, штанина сразу прилипла к ноге, боли почти не было. Он неведомо как не растянувшись, выскочил прямо к вздыбившемуся над Бреттой толстенному брюху монстра, туда, где заметил длинную глубокую продольную щель, поросшую бурой бахромой грязи. И выхватив ломик (он же «ведьмин коготь», он же «последний помощник», «если ты пускаешь его в дело, сынок, то расписываешься в полном неумении»), Рен чётким движением, профессионально выпустил чудовищу потроха.
Оглушительный треск и стон пронёсся над садом и стих, плоть монстра разлетелась на куски, поразительно напоминающие труху и щепки, вместо кишок и мягкого изнутри выпали три человеческих тела, всё это больше напоминало безумную насмешку над родами. Две обнажённые, бледные, словно обескровленные фигуры были взрослыми, одна - принадлежала подростку. Судя по невнятным, смешанными с рыданиями воплям Ненки, это были мама, папа и сестрёнка Мерре. Рен наклонился к мёртвой женщине, и вдруг та распахнула глаза, содрогнулась всем телом и со стоном втянула воздух. Рядом пошевелилась Мерре, села и невидящими глазами обвела обступающих её людей. Мужчина, лежащий лицом в грязи, не двигался и, похоже, не дышал.
- Эмиль..., - прошептала садовница, приподнимаясь на дрожащих руках. Штиллер подумал, что она зовёт мужа, но женщина смотрела за его спину, туда, где, видимо, всё ещё стоял некромант. Тот, срывая плащ, шагнул мимо ключника, мимо Бретты, успевшей уже сбегать в дом за одеялом и теперь уже закутывающей дрожащую, всё ещё глядящую в пустоту Мерре. Он хотел было уже поднять на руки садовницу, накрыв её своим серым плащом, но женщина оттолкнула его руку и указала на тело мужа.
- Эмиль, прошу тебя, - сказала она. Только это была не просьба. Прозвучали её слова как недвусмысленное: «Помоги или проваливай!»
Родигер замер на мгновение, потом резким движением скомкал плащ и бросил его в руки садовницы, а сам присел над её мужем, перевернул его легко, одной рукой на спину, а другой, не размахиваясь, влепил ему пощёчину. Рен, Бретта и Ненка встрепенулись было с гневными возгласами, но мать остановила их повелительным жестом, кутаясь в некромантов плащ. Родигер же, зачем-то помяв садовнику горло и закинув ему голову так, словно собирался сломать шею, пальцем очистил его рот от нечистот, наклонился и, видимо, поцеловал мертвеца. И ещё раз. Все потрясённо наблюдали, у Бретты было такое лицо, будто её сейчас стошнит. Рен преисполнился уверенности, что некромант сожрал садовничью душу. И тогда заметил, что грудь мертвеца приподнялась самостоятельно. Родигер снова ударил лежащего, и тот жалобно, защищаясь и кашляя, вскинул руки. Его жена зарыдала. Родигер поднялся, брезгливо потёр ладони.
- На этом месте я вас, пожалуй, оставлю. Пальтишко с узелками сожги, теперь за тобой мама с папой присмотрят, - бесстрастно произнёс некромант в сторону Ненки. Та попятилась, вздрогнув и с отвращением посмотрела на свой наряд, словно впервые заметила его уродство. - Хорошей ночи. Нам ещё предстоит по-меньшей мере одна беседа, господин ключник, - добавил он без всякой враждебности, почему-то кренясь на бок, будто собираясь прямо сейчас развалиться на части, - я ведь, как и вы, «часть силы той, что без числа...»
И Родигер канул во тьму за воротами, прежде чем кто-то успел хоть что-нибудь сказать или сделать. Семья садовников, дети с взрослые, крепко обнимали друг друга и бормотали счастливые бессмысленные слова, плакали, возвращались к жизни. Мерре отвели в дом и уложили спать, её отцу удалось встать и даже одеться самостоятельно. Мать горестно осматривала обломки древомонстра, чьи корни уходили в яму, а развороченное трухлявое нутро зияло бесконечной тёмной пустотой.
- На Остров нас доставила и назад отнесла, но выпустить не догадалась, бедняжка Эриноэ. Я позабочусь о твоих внуках, будь спокойна, - ласково приговаривала она, и умирающее дерево вздыхало болезненно и тяжко.
- «...творит добро, всему желая...» - произнёс вслух ключник.
- Рен! - позвала Бретта и похлопала Штиллера по плечу. Тот с усилием обернулся, заворожённый странным зрелищем прощания с деревом, а ещё больше последними словами некроманта. - Рен! Дай я тебе ногу-то перевяжу. Не то в обморок хлопнешься скоро. Кровищи сколько, видишь?
Штиллер глянул и позорнейше лишился чувств.