(no subject)
"Чудаки". Продолжение
XXVIII
ВОЛЯ СУДЬБЫ
- Бѣдняжка... Измученная, изстрадавшаяся дѣтка! Не [над]о бояться слезъ, онѣ облегчаютъ горе, - нѣжно гово[рилъ] Грегоровъ и съ чувствомъ братскаго состраданія гла[дилъ] пышные шелковистые волосы. Свѣтъ лампы падалъ [на опу]щенную головку и золотистыя волны волосъ пере[ливались] волшебными огоньками.
[Долг]о плакала молодая дѣвушка, облегчая слезами горе, ... давившее ея сердце. Когда она, наконецъ, успо[коилась,] графъ осторожно спросилъ:
- Что же случилось новаго? Вѣдь мы разстались всего нѣсколько часов тому назадъ.
- Всего нѣсколько часовъ тому назадъ? - съ удивленіемъ переспросила Муся. - А мнѣ кажется, что пролетѣла цѣлая вѣчность. Столько я пережила за эти часы, столько новаго, ужаснаго узнала. Впрочемъ, разскажу все по порядку. Когда вы ушли... ко мнѣ подошелъ Липарскій. У него былъ странный, больной видъ и его слова были похожи на бредъ безумца.
- Что же осмѣлился вамъ сказать этотъ низкій негодяй?
Муся покраснѣла и невольно опустила глаза. Ей стыдно было повторять все то, что говорил ей Липарскій.
- Я думаю, онъ самъ не сознавалъ, что именно онъ говорилъ. Повторяю, онъ производилъ впечатлѣніе безумца. Онъ твердилъ, что любитъ меня, что у него нѣтъ больше силъ для лжи и притворства, и многое онъ говорилъ въ этомъ родѣ. И упалъ передо мною на колѣни и цѣловалъ край моего платья.
- Негодяй!
- Чуть не со слезами я умоляла его оставить меня въ покоѣ. Я отодвигалась, онъ все приближался... Прижатая къ стѣнѣ, я не находила выхода, я въ отчаяніи закрыла лицо руками. А онъ все твердилъ свое "люблю". А мнѣ было страшно и стыдно, впервые я слышала это слово отъ мужчины. И въ эту ужасную минуту вдругъ раздался голосъ моей матери... Я бросилась къ ней, думая найти въ ней защиту, и...
Голосъ молодой дѣвушки прервался, но черезъ силу она продолжала:
- Ахъ, если-бы вы видѣли мою мать!
- Воображаю...
- Съ какой ненавистью она глядѣла на меня, какимъ ядомъ дышали ея оскорбительныя, незаслуженныя мною слова. И она мнѣ все открыла, все то, что вы скрывали отъ меня... О, если-бы вы знали, какую муку пережило мое сердце! Черная пропасть разверзлась передо мною...
- И вы увидѣли мутныя, грязныя волны, и вы услышали бѣшенный ревъ позорнаго потока?
- Да, да... все, какъ вы мнѣ предсказывали.
- А потомъ?
- Раскрывъ передо мною ужасъ и позоръ своей жизни, прошлой и настоящей, она изгнала меня изъ своего дома и осмѣлилась предложить мнѣ денежную помощь... О, Боже мой, могла ли я взять хоть одинъ грошъ изъ ея рукъ... Она моя мать, и я не посмѣю разбираться въ ея поступкахъ... Страшный грѣхъ судить своихъ родителей, ихъ разсудитъ Господь, когда они оба предстанутъ передъ Нимъ... Но еще ужаснѣе былъ бы мой грѣхъ, если-бы я прикоснулась... къ ея деньгамъ...
Холодными руками она сдавила пылающее лицо.
- Сначала я не могла шевельнуться... словно ноги и руки мои налились свинцомъ, а языкъ присохъ къ гортани... И въ сердцѣ я ощущала такую мучительную боль, словно свѣжую, сочившуюся кровью, рану прижигали раскаленнымъ желѣзомъ. Но вотъ я собрала всѣ свои силы, рванулась и выбѣжала изъ комнаты. Я уже ничего не видѣла и не слышала, я только стремилась вырваться изъ ада. Первымъ моимъ побужденіемъ было сбросить съ себя все то, что было ею мнѣ подарено... Слава Богу, я сохранила старые лоскутки, привезенные изъ отцовскаго дома... Я быстро переодѣлась, связала свою корзиночку, простилась съ доброй Марфой Ивановной и выбѣжала на улицу. Тогда я еще не думала о васъ, я просто бѣжала, куда глаза глядятъ.
-Бѣдное дитя...
- Меня встрѣтила ночь, - мокрая, страшная, холодная... Я долго бродила по улицамъ, пока, наконецъ, получила возможность думать и разсуждать. Подъ открытымъ небомъ, глядѣвшимъ на меня, какъ черная зіяющая пропасть, я была безпомощна и одинока. Я вспомнила, что въ моемъ портмонэ немного болѣе трехъ рублей, а за мои вещи не дадутъ и рубля. Правда, я могла бы переночевать гдѣ-нибудь... Но завтра тотъ же страшный вопросъ всталъ бы передо мною: "куда идти?" И я вспомнила васъ... Съ такимъ искреннимъ участіемъ предложили вы мнѣ въ безысходную минуту придти къ вамъ за совѣтомъ... Научите меня, куда мнѣ обратиться? Гдѣ мнѣ искать работы?
Утомленная долгою рѣчью, молодая дѣвушка безсильно склонила голову.
- Бѣдное, чистое, славное дитя! - проговорилъ графъ. - Ваше наивное довѣріе глубоко трогаетъ меня... Бѣдный ребенокъ, какъ хорошо, что вы натолкулись именно на меня, а не на другого. Вамъ также могли бы обѣщать сочувствіе, а потомъ... посмѣялись бы надъ вашимъ довѣріемъ и довели бы васъ до гибели. Ангелъ Господенъ васъ охраняетъ, если Онъ послалъ васъ именно ко мнѣ. И я не хочу вамъ лгать, не хочу создавать напрасныя иллюзіи. Я знаю жизнь... Вы думаете о работѣ... Но что вы можете?
Безсильно опущенная золотистая головка энергично поднялась.
- Я знаю языки, музыку, я могу подготавливать по всѣмъ предметамъ до четвертаго класса, а дальше - я могу репетировать.
Грустная улыбка промелькнула по его губамъ.
- Да, съ этими познаніями можно было бы заработать кусокъ хлѣба, но... Вы когда-нибудь смотрѣли въ зеркало?
- Ну, да... конечно, - устало отвѣтила она.
- И это зекрало, и окружающіе вамъ говорили, что вы... красивы... что вы прелестны, очаровательны... Къ тому же вы юны, какъ весна... Все это большіе недостатки на томъ поприщѣ, къ которому вы стремитесь.
- Но почему?
- Мужчины будутъ на васъ заглядываться, найдется не мало недостойныхъ, которые, не стѣсняясь въ средствахъ, въ ловушкахъ, будутъ стараться овладѣть вами... А при вашей наивности и довѣрчивости... это совсѣмъ не такъ трудно... заманить васъ въ какую-нибудь грязную ловушку на самой благородной подкладкѣ. А женщины... женщины будутъ васъ избѣгать и ненавидѣть... изъ ревности, изъ страха, что вы можете завладѣть сердцемъ ихъ мужа или возлюбленнаго, или отобьете поклонника... Яркий и страшный примѣръ того, что я вамъ говорю вы видѣли сегодня... Ваша родная мать приревновала васъ къ другу сердца и была къ вамъ безпощадна. Чего же ждать отъ другихъ?
- Вы правы... Кто-то говорилъ мнѣ объ этомъ и раньше, но... я не придавала значенія. Послѣ того, что случилось сегодня... я вижу, что вы правы... Что же мнѣ дѣлать? Больше я ничего не умѣю. Простой прислугой меня не возьмутъ, пожалуй, потому что я баронесса. Я вижу, что напрасно побезпокоила васъ... Простите. Для меня одинъ только выходъ... могила... И Господь проститъ меня... за мой грѣхъ... Смерть благороднѣе всѣхъ этихъ пошлыхъ исканій жизни... Там приголубитъ и защититъ меня свѣтлая душа моего отца... рыцаря вѣчной любви.
Послѣднія слова молодая дѣвушка произнесла тихо-тихо, какъ в бреду. Глаза ея устало закрылись и рѣсницы нервно трепетали, какъ крылья пойманной бабочки. Но вотъ она вздрогнула всѣмъ тѣломъ, широко открыла глаза и поднялась.
- Я, кажется, наговорила глупостей, - горько улыблулась она. - Простите меня, графъ... Уже поздно, и я вамъ порядкомъ надоѣла своей болтовней. Утро вечера мудренѣе... Пойду переночую в знакомой мнѣ маленькой гостиницѣ, въ ней я уже останавливалась, когда пріѣхала сюда.
И молодая дѣвушка протянула графу руку. Онъ крѣпко взялъ ее обѣими руками, подвелъ Мусю къ отоманкѣ и усадилъ межъ подушекъ.
- Такъ вамъ будетъ удобнѣе... облокотитесь, Марія Николаевна... Я вижу, вы очень утомлены... Сейчасъ я прикажу вамъ подать добраго стараго вина, и два-три глотка васъ подкрѣпятъ... Тогда мы поговоримъ болѣе подробно. Разъ вы обратились ко мнѣ, - вы не уйдете отсюда безпомощная. Мы что-нибудь придумаемъ... Мой мозгъ мнѣ плохо повинуется сегодня, такъ какъ я тоже перенесъ крупную нравственную непріятность... Но ваше горе отрезвило меня... и мы что-нибудь придумаемъ...
На звонокъ графа осторожно вошелъ Захаръ. Молодая гостья полулежала среди подушекъ на отоманкѣ съ такимъ блѣднымъ, истомленнымъ, страдальческимъ лицомъ, что ни на одну минуту не могла придти мысль о "любовном приключеніи". И сѣрые умные глаза старика съ глубокимъ состраданіемъ остановились на очаровательномъ лицѣ незнакомки. По костюму онъ принялъ ее за простую дѣвушку, но теперь готовъ былъ биться объ закладъ, что это настоящая аристократка по рожденію. Не то, что та "халда", какъ онъ мысленно называлъ Сюзанну.
- Подашь вина, самаго стараго, и рюмочку... Баронессѣ нездоровится...
- Венгерскаго, ваше сіятельство?
- Ну, да, венгерскаго. Живо поворачивайся, старина.
Но Захаръ засуетиля и безъ этого "живо". Вскорѣ онъ вернулся съ подносомъ, на которомъ стояла запыленная старая бутылка и два хрустальныхъ стаканчика. Онъ слѣдилъ за своимъ бариномъ, какъ тотъ наполнилъ оба стаканчика виномъ и одинъ изъ нихъ бережно поднесъ къ горько сжатымъ губамъ незнакомки.
- Прошу васъ, баронесса, выпейте этотъ стаканчикъ, - почтительно проговорилъ онъ. - Когда я боленъ или утомленъ, я всегда лѣчусь этимъ чудеснымъ виномъ. Старое преданіе нашего рода приписываетъ ему волшебныя свойства.
Молодая дѣвушка приняла стаканъ изъ рукъ графа и послушно выпила его до дна. Ея блѣдныя щеки чуть-чуть окрасились и оживился ея взглядъ, какъ будто дѣйствительно было что-то волшебное въ старомъ винѣ.
- Можешь идти, Захаръ, а вино оставь здѣсь на столикѣ.
Когда слуга скрылся за дверью, плотно притворивъ ее за собой, графъ снова обратился къ своей гостьѣ:
- Теперь посидите спокойно, Марія Николаевна, а я серьезно подумаю, что намъ предпринять.
- Но я боюсь, что будетъ поздно...
- Не бойтесь. Вы обратились къ "чудаку", и въ этомъ ваше счастье, милая "чудачка", - пошутилъ онъ. - Итакъ, вы отдыхаете и собираетесь съ силами, а я рѣшаю, какъ намъ быть...
Муся больше не протестовала. Въ удобной позѣ отдыхало ея утомленное, разбитое тѣло. Старое вино теплой струей разливалось по ея жиламъ. Усталая головка, безсильно откинувшись, прижалась къ подушкамъ. Глаза закрылись. Послѣднія шпильки, еще уцѣлѣвшія во время укладки и безцѣльной бѣготни по мокрымъ улицамъ, выскользнули, и роскошныя волны золотыхъ волосъ разспались. Муся не спала. Нервы ея были слишкомъ натянуты. Въ полузабытьѣ она вновь переживала свое тяжелое горе, и сердечная мука отражалась на ея лицѣ.
Графъ медленно ходилъ по громадной комнатѣ изъ угла въ уголъ заглушенными ковромъ шагами. Брови его были сдвинуты, тонкія синія жилки налились кровью и вспухли на вискахъ. Онѣ всегда вспухали, эти синія жилки, когда графъ о чемъ-нибудь напряженно думалъ.
А мысли вихремъ кружились въ его головѣ. Вся сегодняшняя сцена съ Сюзанной воскресла передъ нимъ. Снова его охватилъ ужасъ при мысли, что она, въ концѣ-концовъ, въ минуту слабости, заставитъ его жениться на себѣ. И тогда... одинъ конецъ... пулю въ лобъ. Но даже кровавая смерть не смоетъ позора такой женитьбы. Его пра-прадѣдъ женился на цыганкѣ, на бѣдной, но честной дѣвушкѣ... и то эта несчастная заплатила жизнью за свое краткое семейное торжество. А что бы сказали предки Грегорова, если-бы ихъ незапятнанная корона засіяла на уже вѣнчанной позоромъ бѣлокурой головкѣ Сюзанны? И холодный потъ ужаса выступилъ на лбу графа.
- Нѣтъ, нѣтъ!
И вдругъ новая мысль, какъ острая, мѣткая стрѣла, впилась въ его мозгъ. А что, если... жениться на этой бѣдняжкѣ? Чтобы себя спасти отъ Сюзанны, а молодую дѣвушку отъ горькой жизни...
Мысль, въ первую минуту показавшаяся безумной, съ каждымъ мгновеніемъ укрѣплялась въ мозгу. Чистая, честная, свѣтлая дѣвушка, баронесса фонъ-Саксъ, имѣетъ всѣ права на титулъ графини Грегоровой.
Правда, поведеніе ея матери... Но... развѣ она отвѣтственна за нее? Развѣ мало примѣровъ, что титулованныя старушки начинаютъ бѣситься? Хотя бы свѣтлѣйшая княгиня Брезинская? Развѣ ея поведеніе мѣшаетъ ея дочери блистать въ высшемъ свѣтѣ какъ княгинѣ Лирской? Княгиня Лирская при встрѣчахъ не узнаетъ своей матери, не будетъ узнавать баронессу фонъ-Саксъ и графиня Грегорова.
А какая это будетъ месть Сюзаннѣ Мельвиль!
Грегоровъ невольно взглянулъ на Мусю! Она словно замерла въ полузабытьѣ, убранная золотомъ своихъ волосъ.
Старое вино разогрѣло ея кровь, окрасило пурпуромъ губы и щеки. Она казалась спящей красавицей-царевной.
И въ пыли безпощадной жизни дать погибнуть этому дивному нѣжному созданію? Но вѣдь это было бы преступленіем!
А согласится ли она? Слишкомъ честно и правдиво смотритъ она на жизнь! Надо постараться убѣдить ее. Вѣдь, ничего плохого онъ ей не предложитъ. Онъ дастъ ей свое имя, какъ защиту. Какъ только она пожелаетъ, онъ путемъ развода вернетъ ей свободу. Къ этому вопросу надо подойти очень осторожно.
И теперь графъ Грегоровъ былъ полонъ желанія убѣдить Мусю принять его жертву. Въ глубинѣ его души дрожала дикая радость: какъ тонко и ядовито онъ отомститъ Сюзаннѣ Мельвиль за причиненныя ему муки, за ея наглость!
Онъ опустился въ кресло, стоявшее рядомъ съ оттоманкой. Молодая дѣвушка открыла глаза.
- А я думалъ, что вы заснули, Марія Николаевна.
- О, нѣтъ... Я все думала... все о томъ же... и сердце такъ болитъ... такъ тяжело... И эта неизвѣстность.
- И я тоже думалъ... и, знаете, нашелъ отличный вариантъ.
Она даже слегка приподнялась, но, слабая, снова упала на подушки.
- Прежде всего, мнѣ нужно ваше довѣріе, Марія Николаевна.
- Оно всецѣло вамъ принадлежитъ, - грустно улыбнулась Муся.
- Тогда мнѣ будетъ легче... Я нашелъ способъ, который разомъ поможетъ намъ обоимъ выйти изъ бѣды, и вамъ, и мнѣ. Видите ли, у меня есть имѣніе, большое, хорошее, благоустроенное. Теперь мнѣ хотѣлось бы подумать о моихъ крестьянахъ... Улучшить школу, больницу и все такое. Мнѣ нуженъ вѣрный человѣкъ, который правдиво сообщалъ бы мнѣ обо всѣхъ нуждахъ, и тамъ на мѣстѣ работалъ бы за меня. Вотъ это дѣло я хочу вамъ предложить. Правда, въ деревнѣ скучно и дѣло трудное, но... я думаю, оно вамъ подойдетъ.
- Я съ восторгомъ! - оживилась Муся. - Я люблю деревню. Вы мнѣ дадите скромный уголокъ... а я буду работать, не покладая рукъ. Такой почетный и славный трудъ... Я...
- Постойте, Марія Николаевна. Вы забываете нѣкоторыя "но", диктуемыя намъ жизнью. Во-первыхъ, вы - дѣвушка, во-вторыхъ, - баронесса фонъ Саксъ, въ-третьихъ, я - порядочный человѣкъ. И вашъ трудъ, и ваша помощь, все это возможно только при одномъ условіи... Но объ этомъ условіи я боюсь даже заикнуться, чтобы не испугать васъ. Къ тому же я преслѣдую и эгоистическую цѣль... если вы согласитесь, то и мнѣ поможете выбраться изъ бѣды. И это не выдумка... Какъ только вы пришли сегодня, я вамъ сказалъ, что у меня свое горе...
- Въ чемъ же дѣло?
- Не торопите меня, Марія Николаевна... Прежде, чѣмъ я вамъ скажу, въ чемъ дѣло, я хочу повторить всѣ выгоды его для насъ обоихъ, чтобы заранѣе заручиться согласіемъ. И, помните, если вы откажетесь отъ того, что я вамъ предложу отъ чистаго сердца, вы смертельно меня оскорбите... Итакъ, своимъ согласіемъ вы освободите меня отъ грозящей мнѣ бѣды, вы избавитесь отъ петербургскихъ сплетенъ и отъ петербургской грязи, вы отдохнете въ деревнѣ, успокоитесь, и вы принесете громадную пользу бѣднымъ, темнымъ людямъ.
- Боже мой, конечно, я согласна...
- И вы заранѣе даете слово?
- Да, я его даю...
- Въ такомъ случаѣ я становлюсь болѣе рѣшительнымъ. Я прошу вашей руки, Марія Николаевна.
Вся блѣдная, дрожащими губами она повторила тотъ вопросъ, который сегодня Грегоровъ бросилъ Сюзаннѣ:
- Вы шутите, графъ?
© О.Бебутова, 1930 г.
XXVIII
ВОЛЯ СУДЬБЫ
- Бѣдняжка... Измученная, изстрадавшаяся дѣтка! Не [над]о бояться слезъ, онѣ облегчаютъ горе, - нѣжно гово[рилъ] Грегоровъ и съ чувствомъ братскаго состраданія гла[дилъ] пышные шелковистые волосы. Свѣтъ лампы падалъ [на опу]щенную головку и золотистыя волны волосъ пере[ливались] волшебными огоньками.
[Долг]о плакала молодая дѣвушка, облегчая слезами горе, ... давившее ея сердце. Когда она, наконецъ, успо[коилась,] графъ осторожно спросилъ:
- Что же случилось новаго? Вѣдь мы разстались всего нѣсколько часов тому назадъ.
- Всего нѣсколько часовъ тому назадъ? - съ удивленіемъ переспросила Муся. - А мнѣ кажется, что пролетѣла цѣлая вѣчность. Столько я пережила за эти часы, столько новаго, ужаснаго узнала. Впрочемъ, разскажу все по порядку. Когда вы ушли... ко мнѣ подошелъ Липарскій. У него былъ странный, больной видъ и его слова были похожи на бредъ безумца.
- Что же осмѣлился вамъ сказать этотъ низкій негодяй?
Муся покраснѣла и невольно опустила глаза. Ей стыдно было повторять все то, что говорил ей Липарскій.
- Я думаю, онъ самъ не сознавалъ, что именно онъ говорилъ. Повторяю, онъ производилъ впечатлѣніе безумца. Онъ твердилъ, что любитъ меня, что у него нѣтъ больше силъ для лжи и притворства, и многое онъ говорилъ въ этомъ родѣ. И упалъ передо мною на колѣни и цѣловалъ край моего платья.
- Негодяй!
- Чуть не со слезами я умоляла его оставить меня въ покоѣ. Я отодвигалась, онъ все приближался... Прижатая къ стѣнѣ, я не находила выхода, я въ отчаяніи закрыла лицо руками. А онъ все твердилъ свое "люблю". А мнѣ было страшно и стыдно, впервые я слышала это слово отъ мужчины. И въ эту ужасную минуту вдругъ раздался голосъ моей матери... Я бросилась къ ней, думая найти въ ней защиту, и...
Голосъ молодой дѣвушки прервался, но черезъ силу она продолжала:
- Ахъ, если-бы вы видѣли мою мать!
- Воображаю...
- Съ какой ненавистью она глядѣла на меня, какимъ ядомъ дышали ея оскорбительныя, незаслуженныя мною слова. И она мнѣ все открыла, все то, что вы скрывали отъ меня... О, если-бы вы знали, какую муку пережило мое сердце! Черная пропасть разверзлась передо мною...
- И вы увидѣли мутныя, грязныя волны, и вы услышали бѣшенный ревъ позорнаго потока?
- Да, да... все, какъ вы мнѣ предсказывали.
- А потомъ?
- Раскрывъ передо мною ужасъ и позоръ своей жизни, прошлой и настоящей, она изгнала меня изъ своего дома и осмѣлилась предложить мнѣ денежную помощь... О, Боже мой, могла ли я взять хоть одинъ грошъ изъ ея рукъ... Она моя мать, и я не посмѣю разбираться въ ея поступкахъ... Страшный грѣхъ судить своихъ родителей, ихъ разсудитъ Господь, когда они оба предстанутъ передъ Нимъ... Но еще ужаснѣе былъ бы мой грѣхъ, если-бы я прикоснулась... къ ея деньгамъ...
Холодными руками она сдавила пылающее лицо.
- Сначала я не могла шевельнуться... словно ноги и руки мои налились свинцомъ, а языкъ присохъ къ гортани... И въ сердцѣ я ощущала такую мучительную боль, словно свѣжую, сочившуюся кровью, рану прижигали раскаленнымъ желѣзомъ. Но вотъ я собрала всѣ свои силы, рванулась и выбѣжала изъ комнаты. Я уже ничего не видѣла и не слышала, я только стремилась вырваться изъ ада. Первымъ моимъ побужденіемъ было сбросить съ себя все то, что было ею мнѣ подарено... Слава Богу, я сохранила старые лоскутки, привезенные изъ отцовскаго дома... Я быстро переодѣлась, связала свою корзиночку, простилась съ доброй Марфой Ивановной и выбѣжала на улицу. Тогда я еще не думала о васъ, я просто бѣжала, куда глаза глядятъ.
-Бѣдное дитя...
- Меня встрѣтила ночь, - мокрая, страшная, холодная... Я долго бродила по улицамъ, пока, наконецъ, получила возможность думать и разсуждать. Подъ открытымъ небомъ, глядѣвшимъ на меня, какъ черная зіяющая пропасть, я была безпомощна и одинока. Я вспомнила, что въ моемъ портмонэ немного болѣе трехъ рублей, а за мои вещи не дадутъ и рубля. Правда, я могла бы переночевать гдѣ-нибудь... Но завтра тотъ же страшный вопросъ всталъ бы передо мною: "куда идти?" И я вспомнила васъ... Съ такимъ искреннимъ участіемъ предложили вы мнѣ въ безысходную минуту придти къ вамъ за совѣтомъ... Научите меня, куда мнѣ обратиться? Гдѣ мнѣ искать работы?
Утомленная долгою рѣчью, молодая дѣвушка безсильно склонила голову.
- Бѣдное, чистое, славное дитя! - проговорилъ графъ. - Ваше наивное довѣріе глубоко трогаетъ меня... Бѣдный ребенокъ, какъ хорошо, что вы натолкулись именно на меня, а не на другого. Вамъ также могли бы обѣщать сочувствіе, а потомъ... посмѣялись бы надъ вашимъ довѣріемъ и довели бы васъ до гибели. Ангелъ Господенъ васъ охраняетъ, если Онъ послалъ васъ именно ко мнѣ. И я не хочу вамъ лгать, не хочу создавать напрасныя иллюзіи. Я знаю жизнь... Вы думаете о работѣ... Но что вы можете?
Безсильно опущенная золотистая головка энергично поднялась.
- Я знаю языки, музыку, я могу подготавливать по всѣмъ предметамъ до четвертаго класса, а дальше - я могу репетировать.
Грустная улыбка промелькнула по его губамъ.
- Да, съ этими познаніями можно было бы заработать кусокъ хлѣба, но... Вы когда-нибудь смотрѣли въ зеркало?
- Ну, да... конечно, - устало отвѣтила она.
- И это зекрало, и окружающіе вамъ говорили, что вы... красивы... что вы прелестны, очаровательны... Къ тому же вы юны, какъ весна... Все это большіе недостатки на томъ поприщѣ, къ которому вы стремитесь.
- Но почему?
- Мужчины будутъ на васъ заглядываться, найдется не мало недостойныхъ, которые, не стѣсняясь въ средствахъ, въ ловушкахъ, будутъ стараться овладѣть вами... А при вашей наивности и довѣрчивости... это совсѣмъ не такъ трудно... заманить васъ въ какую-нибудь грязную ловушку на самой благородной подкладкѣ. А женщины... женщины будутъ васъ избѣгать и ненавидѣть... изъ ревности, изъ страха, что вы можете завладѣть сердцемъ ихъ мужа или возлюбленнаго, или отобьете поклонника... Яркий и страшный примѣръ того, что я вамъ говорю вы видѣли сегодня... Ваша родная мать приревновала васъ къ другу сердца и была къ вамъ безпощадна. Чего же ждать отъ другихъ?
- Вы правы... Кто-то говорилъ мнѣ объ этомъ и раньше, но... я не придавала значенія. Послѣ того, что случилось сегодня... я вижу, что вы правы... Что же мнѣ дѣлать? Больше я ничего не умѣю. Простой прислугой меня не возьмутъ, пожалуй, потому что я баронесса. Я вижу, что напрасно побезпокоила васъ... Простите. Для меня одинъ только выходъ... могила... И Господь проститъ меня... за мой грѣхъ... Смерть благороднѣе всѣхъ этихъ пошлыхъ исканій жизни... Там приголубитъ и защититъ меня свѣтлая душа моего отца... рыцаря вѣчной любви.
Послѣднія слова молодая дѣвушка произнесла тихо-тихо, какъ в бреду. Глаза ея устало закрылись и рѣсницы нервно трепетали, какъ крылья пойманной бабочки. Но вотъ она вздрогнула всѣмъ тѣломъ, широко открыла глаза и поднялась.
- Я, кажется, наговорила глупостей, - горько улыблулась она. - Простите меня, графъ... Уже поздно, и я вамъ порядкомъ надоѣла своей болтовней. Утро вечера мудренѣе... Пойду переночую в знакомой мнѣ маленькой гостиницѣ, въ ней я уже останавливалась, когда пріѣхала сюда.
И молодая дѣвушка протянула графу руку. Онъ крѣпко взялъ ее обѣими руками, подвелъ Мусю къ отоманкѣ и усадилъ межъ подушекъ.
- Такъ вамъ будетъ удобнѣе... облокотитесь, Марія Николаевна... Я вижу, вы очень утомлены... Сейчасъ я прикажу вамъ подать добраго стараго вина, и два-три глотка васъ подкрѣпятъ... Тогда мы поговоримъ болѣе подробно. Разъ вы обратились ко мнѣ, - вы не уйдете отсюда безпомощная. Мы что-нибудь придумаемъ... Мой мозгъ мнѣ плохо повинуется сегодня, такъ какъ я тоже перенесъ крупную нравственную непріятность... Но ваше горе отрезвило меня... и мы что-нибудь придумаемъ...
На звонокъ графа осторожно вошелъ Захаръ. Молодая гостья полулежала среди подушекъ на отоманкѣ съ такимъ блѣднымъ, истомленнымъ, страдальческимъ лицомъ, что ни на одну минуту не могла придти мысль о "любовном приключеніи". И сѣрые умные глаза старика съ глубокимъ состраданіемъ остановились на очаровательномъ лицѣ незнакомки. По костюму онъ принялъ ее за простую дѣвушку, но теперь готовъ былъ биться объ закладъ, что это настоящая аристократка по рожденію. Не то, что та "халда", какъ онъ мысленно называлъ Сюзанну.
- Подашь вина, самаго стараго, и рюмочку... Баронессѣ нездоровится...
- Венгерскаго, ваше сіятельство?
- Ну, да, венгерскаго. Живо поворачивайся, старина.
Но Захаръ засуетиля и безъ этого "живо". Вскорѣ онъ вернулся съ подносомъ, на которомъ стояла запыленная старая бутылка и два хрустальныхъ стаканчика. Онъ слѣдилъ за своимъ бариномъ, какъ тотъ наполнилъ оба стаканчика виномъ и одинъ изъ нихъ бережно поднесъ къ горько сжатымъ губамъ незнакомки.
- Прошу васъ, баронесса, выпейте этотъ стаканчикъ, - почтительно проговорилъ онъ. - Когда я боленъ или утомленъ, я всегда лѣчусь этимъ чудеснымъ виномъ. Старое преданіе нашего рода приписываетъ ему волшебныя свойства.
Молодая дѣвушка приняла стаканъ изъ рукъ графа и послушно выпила его до дна. Ея блѣдныя щеки чуть-чуть окрасились и оживился ея взглядъ, какъ будто дѣйствительно было что-то волшебное въ старомъ винѣ.
- Можешь идти, Захаръ, а вино оставь здѣсь на столикѣ.
Когда слуга скрылся за дверью, плотно притворивъ ее за собой, графъ снова обратился къ своей гостьѣ:
- Теперь посидите спокойно, Марія Николаевна, а я серьезно подумаю, что намъ предпринять.
- Но я боюсь, что будетъ поздно...
- Не бойтесь. Вы обратились къ "чудаку", и въ этомъ ваше счастье, милая "чудачка", - пошутилъ онъ. - Итакъ, вы отдыхаете и собираетесь съ силами, а я рѣшаю, какъ намъ быть...
Муся больше не протестовала. Въ удобной позѣ отдыхало ея утомленное, разбитое тѣло. Старое вино теплой струей разливалось по ея жиламъ. Усталая головка, безсильно откинувшись, прижалась къ подушкамъ. Глаза закрылись. Послѣднія шпильки, еще уцѣлѣвшія во время укладки и безцѣльной бѣготни по мокрымъ улицамъ, выскользнули, и роскошныя волны золотыхъ волосъ разспались. Муся не спала. Нервы ея были слишкомъ натянуты. Въ полузабытьѣ она вновь переживала свое тяжелое горе, и сердечная мука отражалась на ея лицѣ.
Графъ медленно ходилъ по громадной комнатѣ изъ угла въ уголъ заглушенными ковромъ шагами. Брови его были сдвинуты, тонкія синія жилки налились кровью и вспухли на вискахъ. Онѣ всегда вспухали, эти синія жилки, когда графъ о чемъ-нибудь напряженно думалъ.
А мысли вихремъ кружились въ его головѣ. Вся сегодняшняя сцена съ Сюзанной воскресла передъ нимъ. Снова его охватилъ ужасъ при мысли, что она, въ концѣ-концовъ, въ минуту слабости, заставитъ его жениться на себѣ. И тогда... одинъ конецъ... пулю въ лобъ. Но даже кровавая смерть не смоетъ позора такой женитьбы. Его пра-прадѣдъ женился на цыганкѣ, на бѣдной, но честной дѣвушкѣ... и то эта несчастная заплатила жизнью за свое краткое семейное торжество. А что бы сказали предки Грегорова, если-бы ихъ незапятнанная корона засіяла на уже вѣнчанной позоромъ бѣлокурой головкѣ Сюзанны? И холодный потъ ужаса выступилъ на лбу графа.
- Нѣтъ, нѣтъ!
И вдругъ новая мысль, какъ острая, мѣткая стрѣла, впилась въ его мозгъ. А что, если... жениться на этой бѣдняжкѣ? Чтобы себя спасти отъ Сюзанны, а молодую дѣвушку отъ горькой жизни...
Мысль, въ первую минуту показавшаяся безумной, съ каждымъ мгновеніемъ укрѣплялась въ мозгу. Чистая, честная, свѣтлая дѣвушка, баронесса фонъ-Саксъ, имѣетъ всѣ права на титулъ графини Грегоровой.
Правда, поведеніе ея матери... Но... развѣ она отвѣтственна за нее? Развѣ мало примѣровъ, что титулованныя старушки начинаютъ бѣситься? Хотя бы свѣтлѣйшая княгиня Брезинская? Развѣ ея поведеніе мѣшаетъ ея дочери блистать въ высшемъ свѣтѣ какъ княгинѣ Лирской? Княгиня Лирская при встрѣчахъ не узнаетъ своей матери, не будетъ узнавать баронессу фонъ-Саксъ и графиня Грегорова.
А какая это будетъ месть Сюзаннѣ Мельвиль!
Грегоровъ невольно взглянулъ на Мусю! Она словно замерла въ полузабытьѣ, убранная золотомъ своихъ волосъ.
Старое вино разогрѣло ея кровь, окрасило пурпуромъ губы и щеки. Она казалась спящей красавицей-царевной.
И въ пыли безпощадной жизни дать погибнуть этому дивному нѣжному созданію? Но вѣдь это было бы преступленіем!
А согласится ли она? Слишкомъ честно и правдиво смотритъ она на жизнь! Надо постараться убѣдить ее. Вѣдь, ничего плохого онъ ей не предложитъ. Онъ дастъ ей свое имя, какъ защиту. Какъ только она пожелаетъ, онъ путемъ развода вернетъ ей свободу. Къ этому вопросу надо подойти очень осторожно.
И теперь графъ Грегоровъ былъ полонъ желанія убѣдить Мусю принять его жертву. Въ глубинѣ его души дрожала дикая радость: какъ тонко и ядовито онъ отомститъ Сюзаннѣ Мельвиль за причиненныя ему муки, за ея наглость!
Онъ опустился въ кресло, стоявшее рядомъ съ оттоманкой. Молодая дѣвушка открыла глаза.
- А я думалъ, что вы заснули, Марія Николаевна.
- О, нѣтъ... Я все думала... все о томъ же... и сердце такъ болитъ... такъ тяжело... И эта неизвѣстность.
- И я тоже думалъ... и, знаете, нашелъ отличный вариантъ.
Она даже слегка приподнялась, но, слабая, снова упала на подушки.
- Прежде всего, мнѣ нужно ваше довѣріе, Марія Николаевна.
- Оно всецѣло вамъ принадлежитъ, - грустно улыбнулась Муся.
- Тогда мнѣ будетъ легче... Я нашелъ способъ, который разомъ поможетъ намъ обоимъ выйти изъ бѣды, и вамъ, и мнѣ. Видите ли, у меня есть имѣніе, большое, хорошее, благоустроенное. Теперь мнѣ хотѣлось бы подумать о моихъ крестьянахъ... Улучшить школу, больницу и все такое. Мнѣ нуженъ вѣрный человѣкъ, который правдиво сообщалъ бы мнѣ обо всѣхъ нуждахъ, и тамъ на мѣстѣ работалъ бы за меня. Вотъ это дѣло я хочу вамъ предложить. Правда, въ деревнѣ скучно и дѣло трудное, но... я думаю, оно вамъ подойдетъ.
- Я съ восторгомъ! - оживилась Муся. - Я люблю деревню. Вы мнѣ дадите скромный уголокъ... а я буду работать, не покладая рукъ. Такой почетный и славный трудъ... Я...
- Постойте, Марія Николаевна. Вы забываете нѣкоторыя "но", диктуемыя намъ жизнью. Во-первыхъ, вы - дѣвушка, во-вторыхъ, - баронесса фонъ Саксъ, въ-третьихъ, я - порядочный человѣкъ. И вашъ трудъ, и ваша помощь, все это возможно только при одномъ условіи... Но объ этомъ условіи я боюсь даже заикнуться, чтобы не испугать васъ. Къ тому же я преслѣдую и эгоистическую цѣль... если вы согласитесь, то и мнѣ поможете выбраться изъ бѣды. И это не выдумка... Какъ только вы пришли сегодня, я вамъ сказалъ, что у меня свое горе...
- Въ чемъ же дѣло?
- Не торопите меня, Марія Николаевна... Прежде, чѣмъ я вамъ скажу, въ чемъ дѣло, я хочу повторить всѣ выгоды его для насъ обоихъ, чтобы заранѣе заручиться согласіемъ. И, помните, если вы откажетесь отъ того, что я вамъ предложу отъ чистаго сердца, вы смертельно меня оскорбите... Итакъ, своимъ согласіемъ вы освободите меня отъ грозящей мнѣ бѣды, вы избавитесь отъ петербургскихъ сплетенъ и отъ петербургской грязи, вы отдохнете въ деревнѣ, успокоитесь, и вы принесете громадную пользу бѣднымъ, темнымъ людямъ.
- Боже мой, конечно, я согласна...
- И вы заранѣе даете слово?
- Да, я его даю...
- Въ такомъ случаѣ я становлюсь болѣе рѣшительнымъ. Я прошу вашей руки, Марія Николаевна.
Вся блѣдная, дрожащими губами она повторила тотъ вопросъ, который сегодня Грегоровъ бросилъ Сюзаннѣ:
- Вы шутите, графъ?
© О.Бебутова, 1930 г.