Литпресс. «Московский телеграф»
Ещё о репрессиях в литературе и о цензуре в РИ здесь и здесь
«В правах русского гражданина нет права обращаться письменно к публике». Закрытие журнала «Московский телеграф» / 3 (15) апреля 1834 года
Календарь литературных преследований / Спецпроект Weekend
В год, объявленный годом литературы, Weekend открывает новый проект: календарь литературных преследований. В каждом номере - один из случаев репрессий в истории русской литературы, пришедшийся на соответствующие даты и рассказанный словами участников и свидетелей. ©Ещё в проекте
Николай Полевой (1796-1846), русский писатель и историк
3 (15) апреля 1834 года решением Николая I был запрещен «Московский телеграф» - литературный журнал, издававшийся купцом Николаем Полевым с 1825 года. Поводом стала недоброжелательная рецензия Полевого на пьесу Нестора Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла», восторженно принятую петербургской публикой и лично Николаем I.Впрочем, это было не первое столкновение "Московского телеграфа" с властями - современников больше удивило не то, что "Телеграф" закрыли, а то, что его не закрыли раньше. Журнал Полевого не был ни первым, ни последним изданием, запрещенным Николаем I: за два года до этого был закрыт только начавший выходить "Европеец" Киреевского, еще через два года будет закрыт "Телескоп" Надеждина. Однако нелепый повод, из-за которого закрыли журнал, превращал эту историю из акта цензуры практически в акт произвола - при этом главным действующим лицом здесь был не Николай I, а недавно ставший министром народного просвещения Сергей Уваров, использовавший журнал Полевого для обоснования необходимости идеологии "православия-самодержавия-народности".
Из «Записок о жизни и сочинениях Н. А. Полевого» Ксенофонта Полевого, 1850 год
Рассуждая обо всех подробностях его поездки и особливо о разговорах, какие имел он в Петербурге[1], мы недоумевали, что же такое было это[2] и чем могло кончиться[3]? Обвинения, высказанные Уваровым[4], были так неопределенны, общи, и, прибавлю, так натянуты и нелепы, что граф Бенкендорф справедливо смеялся[5], выслушивая их, и брат мой надеялся на его заступление. Уваров показал явное предубеждение[6] против моего брата, обвинял его пристрастно[7], однако, после выслушанных объяснений, мог быть справедливым. <...> Между тем готова была новая книжка журнала, и из типографии отправили ее в цензурный комитет, для получения билета на выпуск; но посланному сказали, что билета выдать нельзя и что издатель "Московского телеграфа" должен сам явиться в комитет. Он немедленно поехал туда, и ему объявили, что издание его журнала запрещено[1].
Подробнее...
[4] ...обвинения, высказанные Уваровым...
Из доклада министра народного просвещения графа Сергея Уварова о "Московском телеграфе" / Март 1834 года
Давно уже и постоянно "Московский телеграф" наполнялся возвещениями о необходимости преобразований и похвалою революциям. Весьма многое, что появляется в злонамеренных французских журналах, "Телеграф" старается передавать русским читателям с похвалою. Революционное направление мыслей, которое справедливо можно назвать нравственною заразою, очевидно обнаруживается в сем журнале, которого тысячи экземпляров расходятся по России, и по неслыханной дерзости, с какою пишутся статьи, в оном помещаемые, читаются с жадным любопытством. Время от времени встречаются в "Телеграфе" похвалы правительству, но тем гнуснее лицемерие: вредное направление мыслей в "Телеграфе", столь опасное для молодых умов, можно доказать множеством примеров.
Приступая к сим доказательствам, спросим: что, если бы среди обширной столицы кто-нибудь вышел на площадь и стал провозглашать перед толпою народа о необходимости революций <...>. Представим себе толпу слушателей умножающейся, а человек продолжает проповедовать: что разбойничество происходит от избытка сил души; <...> что русских пора будить от пошлой растительной бездеятельности; что Магомед был человек истинно вдохновенный <...>. Может быть, назвали бы такого человека сумасбродным (а не злонамеренным), но, вероятно, не позволили бы ему провозглашать долее на площади, где его слова могли бы возбудить разные толки.
[7] ...обвинял его пристрастно...
Из дневника цензора Александра Никитенко / 9 апреля 1834 года
Министр долго говорил о Полевом, доказывая необходимость запрещения его журнала.
- Это проводник революции,- говорил Уваров,- он уже несколько лет систематически распространяет разрушительные правила. Он не любит России. Я давно уже наблюдаю за ним; но мне не хотелось вдруг принять решительных мер. <...> Надо было отнять у него право говорить с публикою - это правительство всегда властно сделать, и притом на основаниях вполне юридических, ибо в правах русского гражданина нет права обращаться письменно к публике. Это привилегия, которую правительство может взять и отнять когда хочет.
[2] ...что же такое было это...
Из рецензии Николая Полевого на драму Нестора Кукольника "Рука Всевышнего Отечество спасла" / 1834 год
Новая драма г-на Кукольника весьма печалит нас. Никак не ожидали мы, чтобы поэт, написавший в 1830 г. "Тасса", в 1832 году позволил себе написать - но, этого мало: в 1834 г. издать такую драму, какова новая драма г-на Кукольника: "Рука Всевышнего Отечество спасла"! Как можно столь мало щадить себя, столь мало думать о собственном своем достоинстве! <...> Мы слышали, что сочинение г-на К. заслужило в Петербурге много рукоплесканий на сцене. Но рукоплескания зрителей не должны приводить в заблуждение автора. Каждое слово, близкое русской душе, каждая картина, хоть немного напоминающая родное, могут возбуждать громкие плески.
Из "Записок..." Ксенофонта Полевого / 1850 год
Сказывали, что 40 000 рублей было употреблено на постановку этой знаменитой пьесы, и самая блистательная публика наполняла ложи и кресла в первые представления ее на Александрийском театре. Государь император удостоил ее своим вниманием и одобрением. "Рука Всевышнего" казалась патриотическою, народною драмою, перед которою преклонялись все - и знатные, и простолюдины. О ней не произносили ничего, кроме похвал.
[3] ...чем могло кончиться...
Из объяснительной записки Николая Полевого графу Александру Бенкендорфу / 31 марта 1834 года
Во исполнение объявленной мне высочайшей воли: объяснить, в каком смысле сказано было мною в начале библиографической статьи о трагедии "Рука Всевышнего Отечество спасла", что сия трагедия "опечалила рецензента" <...> сим честь имею донести, что судил о трагедии по чтению, не видав ее на сцене, и говорил об ней чисто в литературном смысле, как о поэтическом издании. <...> Готов сознаться в ошибке. Но смею уверить всем, что есть для меня святого и драгоценного, что никогда в мысль мне не приходило что-либо предосудительное против похвальной патриотической цели автора.
[5] ...граф Бенкендорф справедливо смеялся...
Из письма Александра Бенкендорфа министру народного просвещения Карлу Ливену / 9 февраля 1832 года
Рассматривая журналы, издаваемые в Москве, я неоднократно имел случай заметить расположение издателей оных к идеям самого вредного либерализма. В сем отношении особенно обратили мое внимание журналы "Телескоп" и "Телеграф", издаваемые Надеждиным и Полевым. В журналах их часто помещаются статьи, писанные в духе весьма недобронамеренном <...>.
[1] ...о разговорах, какие имел он в Петербурге...
Из "Записок..." Ксенофонта Полевого / 1850 год
- Тут дело идет не о литературных достоинствах сочинений,- возразил Уваров,- а о противоречии вашем общему патриотическому чувству, которое возбуждает драма Кукольника. Вы как русский не должны бы чувствовать иначе, нежели все самые возвышенные патриоты.
- Я ничего не писал против патриотических чувствований, а указывал только на недостатки сочинения, которое может возбуждать патриотический восторг, а вместе с тем быть неудовлетворительно как произведение литературное и патриотическое.
- Но, осуждая его, вы охлаждаете общее впечатление, которое, напротив, должно быть поддерживаемо. Драма Кукольника была для вас как будто поводом к осмеянию самого возвышенного чувства.
[6] ...Уваров показал явное предубеждение...
Из доклада министра народного просвещения Сергея Уварова Николаю I о статье Николая Полевого "Взгляд на историю Наполеона" / Сентябрь 1833 года
Я осмеливаюсь думать, что Полевой утратил наконец всякое право на дальнейшее доверие и снисхождение правительства, не сдержав данного слова и не повиновавшись неоднократному наставлению министерства, и, следовательно, что, по всей справедливости, журнал "Телеграф" подлежит запрещению.
Из резолюции Николая I на докладе Уварова о статье Николая Полевого "Взгляд на историю Наполеона" / 1833 год
Я нахожу статью сию более глупою своими противоречиями, чем неблагонамеренною. <...> Полевому объявить, чтоб вздор не писал: иначе запретится журнал его.
[8] ...издание его журнала запрещено...
Из дневника Александра Пушкина / 7 апреля 1834 года
"Телеграф" запрещен. Уваров представил государю выписки, веденные несколько месяцев и обнаруживающие неблагонамеренное направление, данное Полевым его журналу. (Выписки ведены Брюновым, по совету Блудова.) Жуковский говорит: - Я рад, что "Телеграф" запрещен, хотя жалею, что запретили. "Телеграф" достоин был участи своей; мудрено с большей наглостию проповедовать якобинизм перед носом правительства, но Полевой был баловень полиции. Он умел уверить ее, что его либерализм пустая только маска.
Из письма начальника жандармского округа генерал-лейтенанта Лесовского графу Александру Бенкендорфу / 13 апреля 1834 года
По отъезде Полевого многие благомыслящие имели суждение, что давно пора бы унять подобных вольнописцев, и что правительство бдит о всенародном спокойствии! В разговорах же о сем, со смехом говорили: "хорошо, если бы посекли его порядочно". <...> Неожиданное скорое возвращение Полевого удивило всех и дало повод к заключению о невинности его, что породило разные суждения и толки. <...> Заключают, что запрещение издавать "Телеграф" обнаруживает слабость правительства и огорчает публику, и что лучше бы не запрещать оный, но заставить сочинителя писать в духе правительства.
Из письма директора Московской губернской гимназии Матвея Окулова графу Уварову / 25 апреля 1834 года
Что же касается до запрещения журнала Полевого, то почти все единогласно говорят, что давно бы было пора; ибо ни одной статьи в оном никогда не было писано без цели вредной, а класс купечества весьма недоволен и говорит, что Полевому от того запретили, что он всех умнее. В Москве вот все что мог узнать, и все удивляются, что и Надеждина до сих пор не запрещают.
Из письма Петра Вяземского Ивану Дмитриеву / 1834 год
Признаюсь, существование "Телеграфа" в том виде, в каком он был, могло быть сочтено за неприличность не только литературную, но и политическую; а все жаль, что должны были прибегнуть к усиленной мере запрещения, когда давно должны были действовать законные меры воздержания. "Телеграф", удержанный в границах цензуры, а не пользующийся, не в пример другим, правом какой-то лицензии, упал бы сам собой <...>. Запрещением "Телеграф" в глазах многих делается жертвою.
© «Коммерсантъ Weekend», стр. 28, №13 от 10 апреля 2015
«В правах русского гражданина нет права обращаться письменно к публике». Закрытие журнала «Московский телеграф» / 3 (15) апреля 1834 года
Календарь литературных преследований / Спецпроект Weekend
В год, объявленный годом литературы, Weekend открывает новый проект: календарь литературных преследований. В каждом номере - один из случаев репрессий в истории русской литературы, пришедшийся на соответствующие даты и рассказанный словами участников и свидетелей. ©Ещё в проекте
Николай Полевой (1796-1846), русский писатель и историк
3 (15) апреля 1834 года решением Николая I был запрещен «Московский телеграф» - литературный журнал, издававшийся купцом Николаем Полевым с 1825 года. Поводом стала недоброжелательная рецензия Полевого на пьесу Нестора Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла», восторженно принятую петербургской публикой и лично Николаем I.Впрочем, это было не первое столкновение "Московского телеграфа" с властями - современников больше удивило не то, что "Телеграф" закрыли, а то, что его не закрыли раньше. Журнал Полевого не был ни первым, ни последним изданием, запрещенным Николаем I: за два года до этого был закрыт только начавший выходить "Европеец" Киреевского, еще через два года будет закрыт "Телескоп" Надеждина. Однако нелепый повод, из-за которого закрыли журнал, превращал эту историю из акта цензуры практически в акт произвола - при этом главным действующим лицом здесь был не Николай I, а недавно ставший министром народного просвещения Сергей Уваров, использовавший журнал Полевого для обоснования необходимости идеологии "православия-самодержавия-народности".
Из «Записок о жизни и сочинениях Н. А. Полевого» Ксенофонта Полевого, 1850 год
Рассуждая обо всех подробностях его поездки и особливо о разговорах, какие имел он в Петербурге[1], мы недоумевали, что же такое было это[2] и чем могло кончиться[3]? Обвинения, высказанные Уваровым[4], были так неопределенны, общи, и, прибавлю, так натянуты и нелепы, что граф Бенкендорф справедливо смеялся[5], выслушивая их, и брат мой надеялся на его заступление. Уваров показал явное предубеждение[6] против моего брата, обвинял его пристрастно[7], однако, после выслушанных объяснений, мог быть справедливым. <...> Между тем готова была новая книжка журнала, и из типографии отправили ее в цензурный комитет, для получения билета на выпуск; но посланному сказали, что билета выдать нельзя и что издатель "Московского телеграфа" должен сам явиться в комитет. Он немедленно поехал туда, и ему объявили, что издание его журнала запрещено[1].
Подробнее...
[4] ...обвинения, высказанные Уваровым...
Из доклада министра народного просвещения графа Сергея Уварова о "Московском телеграфе" / Март 1834 года
Давно уже и постоянно "Московский телеграф" наполнялся возвещениями о необходимости преобразований и похвалою революциям. Весьма многое, что появляется в злонамеренных французских журналах, "Телеграф" старается передавать русским читателям с похвалою. Революционное направление мыслей, которое справедливо можно назвать нравственною заразою, очевидно обнаруживается в сем журнале, которого тысячи экземпляров расходятся по России, и по неслыханной дерзости, с какою пишутся статьи, в оном помещаемые, читаются с жадным любопытством. Время от времени встречаются в "Телеграфе" похвалы правительству, но тем гнуснее лицемерие: вредное направление мыслей в "Телеграфе", столь опасное для молодых умов, можно доказать множеством примеров.
Приступая к сим доказательствам, спросим: что, если бы среди обширной столицы кто-нибудь вышел на площадь и стал провозглашать перед толпою народа о необходимости революций <...>. Представим себе толпу слушателей умножающейся, а человек продолжает проповедовать: что разбойничество происходит от избытка сил души; <...> что русских пора будить от пошлой растительной бездеятельности; что Магомед был человек истинно вдохновенный <...>. Может быть, назвали бы такого человека сумасбродным (а не злонамеренным), но, вероятно, не позволили бы ему провозглашать долее на площади, где его слова могли бы возбудить разные толки.
[7] ...обвинял его пристрастно...
Из дневника цензора Александра Никитенко / 9 апреля 1834 года
Министр долго говорил о Полевом, доказывая необходимость запрещения его журнала.
- Это проводник революции,- говорил Уваров,- он уже несколько лет систематически распространяет разрушительные правила. Он не любит России. Я давно уже наблюдаю за ним; но мне не хотелось вдруг принять решительных мер. <...> Надо было отнять у него право говорить с публикою - это правительство всегда властно сделать, и притом на основаниях вполне юридических, ибо в правах русского гражданина нет права обращаться письменно к публике. Это привилегия, которую правительство может взять и отнять когда хочет.
[2] ...что же такое было это...
Из рецензии Николая Полевого на драму Нестора Кукольника "Рука Всевышнего Отечество спасла" / 1834 год
Новая драма г-на Кукольника весьма печалит нас. Никак не ожидали мы, чтобы поэт, написавший в 1830 г. "Тасса", в 1832 году позволил себе написать - но, этого мало: в 1834 г. издать такую драму, какова новая драма г-на Кукольника: "Рука Всевышнего Отечество спасла"! Как можно столь мало щадить себя, столь мало думать о собственном своем достоинстве! <...> Мы слышали, что сочинение г-на К. заслужило в Петербурге много рукоплесканий на сцене. Но рукоплескания зрителей не должны приводить в заблуждение автора. Каждое слово, близкое русской душе, каждая картина, хоть немного напоминающая родное, могут возбуждать громкие плески.
Из "Записок..." Ксенофонта Полевого / 1850 год
Сказывали, что 40 000 рублей было употреблено на постановку этой знаменитой пьесы, и самая блистательная публика наполняла ложи и кресла в первые представления ее на Александрийском театре. Государь император удостоил ее своим вниманием и одобрением. "Рука Всевышнего" казалась патриотическою, народною драмою, перед которою преклонялись все - и знатные, и простолюдины. О ней не произносили ничего, кроме похвал.
[3] ...чем могло кончиться...
Из объяснительной записки Николая Полевого графу Александру Бенкендорфу / 31 марта 1834 года
Во исполнение объявленной мне высочайшей воли: объяснить, в каком смысле сказано было мною в начале библиографической статьи о трагедии "Рука Всевышнего Отечество спасла", что сия трагедия "опечалила рецензента" <...> сим честь имею донести, что судил о трагедии по чтению, не видав ее на сцене, и говорил об ней чисто в литературном смысле, как о поэтическом издании. <...> Готов сознаться в ошибке. Но смею уверить всем, что есть для меня святого и драгоценного, что никогда в мысль мне не приходило что-либо предосудительное против похвальной патриотической цели автора.
[5] ...граф Бенкендорф справедливо смеялся...
Из письма Александра Бенкендорфа министру народного просвещения Карлу Ливену / 9 февраля 1832 года
Рассматривая журналы, издаваемые в Москве, я неоднократно имел случай заметить расположение издателей оных к идеям самого вредного либерализма. В сем отношении особенно обратили мое внимание журналы "Телескоп" и "Телеграф", издаваемые Надеждиным и Полевым. В журналах их часто помещаются статьи, писанные в духе весьма недобронамеренном <...>.
[1] ...о разговорах, какие имел он в Петербурге...
Из "Записок..." Ксенофонта Полевого / 1850 год
- Тут дело идет не о литературных достоинствах сочинений,- возразил Уваров,- а о противоречии вашем общему патриотическому чувству, которое возбуждает драма Кукольника. Вы как русский не должны бы чувствовать иначе, нежели все самые возвышенные патриоты.
- Я ничего не писал против патриотических чувствований, а указывал только на недостатки сочинения, которое может возбуждать патриотический восторг, а вместе с тем быть неудовлетворительно как произведение литературное и патриотическое.
- Но, осуждая его, вы охлаждаете общее впечатление, которое, напротив, должно быть поддерживаемо. Драма Кукольника была для вас как будто поводом к осмеянию самого возвышенного чувства.
[6] ...Уваров показал явное предубеждение...
Из доклада министра народного просвещения Сергея Уварова Николаю I о статье Николая Полевого "Взгляд на историю Наполеона" / Сентябрь 1833 года
Я осмеливаюсь думать, что Полевой утратил наконец всякое право на дальнейшее доверие и снисхождение правительства, не сдержав данного слова и не повиновавшись неоднократному наставлению министерства, и, следовательно, что, по всей справедливости, журнал "Телеграф" подлежит запрещению.
Из резолюции Николая I на докладе Уварова о статье Николая Полевого "Взгляд на историю Наполеона" / 1833 год
Я нахожу статью сию более глупою своими противоречиями, чем неблагонамеренною. <...> Полевому объявить, чтоб вздор не писал: иначе запретится журнал его.
[8] ...издание его журнала запрещено...
Из дневника Александра Пушкина / 7 апреля 1834 года
"Телеграф" запрещен. Уваров представил государю выписки, веденные несколько месяцев и обнаруживающие неблагонамеренное направление, данное Полевым его журналу. (Выписки ведены Брюновым, по совету Блудова.) Жуковский говорит: - Я рад, что "Телеграф" запрещен, хотя жалею, что запретили. "Телеграф" достоин был участи своей; мудрено с большей наглостию проповедовать якобинизм перед носом правительства, но Полевой был баловень полиции. Он умел уверить ее, что его либерализм пустая только маска.
Из письма начальника жандармского округа генерал-лейтенанта Лесовского графу Александру Бенкендорфу / 13 апреля 1834 года
По отъезде Полевого многие благомыслящие имели суждение, что давно пора бы унять подобных вольнописцев, и что правительство бдит о всенародном спокойствии! В разговорах же о сем, со смехом говорили: "хорошо, если бы посекли его порядочно". <...> Неожиданное скорое возвращение Полевого удивило всех и дало повод к заключению о невинности его, что породило разные суждения и толки. <...> Заключают, что запрещение издавать "Телеграф" обнаруживает слабость правительства и огорчает публику, и что лучше бы не запрещать оный, но заставить сочинителя писать в духе правительства.
Из письма директора Московской губернской гимназии Матвея Окулова графу Уварову / 25 апреля 1834 года
Что же касается до запрещения журнала Полевого, то почти все единогласно говорят, что давно бы было пора; ибо ни одной статьи в оном никогда не было писано без цели вредной, а класс купечества весьма недоволен и говорит, что Полевому от того запретили, что он всех умнее. В Москве вот все что мог узнать, и все удивляются, что и Надеждина до сих пор не запрещают.
Из письма Петра Вяземского Ивану Дмитриеву / 1834 год
Признаюсь, существование "Телеграфа" в том виде, в каком он был, могло быть сочтено за неприличность не только литературную, но и политическую; а все жаль, что должны были прибегнуть к усиленной мере запрещения, когда давно должны были действовать законные меры воздержания. "Телеграф", удержанный в границах цензуры, а не пользующийся, не в пример другим, правом какой-то лицензии, упал бы сам собой <...>. Запрещением "Телеграф" в глазах многих делается жертвою.
© «Коммерсантъ Weekend», стр. 28, №13 от 10 апреля 2015