Сигараки и Танидзаки
Кувшин «удзукумару», известный как Коппадзару. Адзути-Момояма, дат.по надписи - 1567. Выс.11,3, диам. устья 5 см. Музей Михо.
"Я не хочу [этим] сказать, что мы не любим вообще ничего блестящего, но мы действительно отдаём предпочтение тому, что имеет глубинную тень, а не поверхностную яснсть. Это тоже блеск, но с налётом мути, которая неизбежно вызывает в представлении лоск времени, - безразлично, будет ли это натуральный камень или же из искусственного материала сделанный сосуд. Впрочем, выражение "лоск времени" звучит несколько сильно, правильнее было бы сказать - "засаленность руками". В Китае есть слово "щоуцзэ", а в Японии - "нарэ".
И то и другое слово обозначает глянец, образовывающийся в течении долгого времени на предметах, которых касаются человеческие руки..."
Танидзаки Дзюнъитиро (1886-1965), "Похвала тени" (пер. И.Львовой)
Сосуд с широким горлом. Муромати, 15 в. Выс.24,0 см., диам.устья 15,1 см. Музей Михо.
Кувшин «удзукумару». Муромати 15-16 вв. Выс.18,0 см., диам. устья 6,8 см. Музей Михо.
Я очень люблю этот сосуд, я называю его "горшок со шрамом" и чувствую с ним телесное сродство...
*
Так уж повелось, что "Похвала тени" Танидзаки цитируется настолько часто, что это постоянное и очень выборочное цитирование совершенно искривляет представление о первоисточнике. Это часто бывает с удачными цитатами: они кочуют из одного текста - в другой, из реферата - в реферат, из статьи - в статью. Кажется, часть, касаемая сёдзи и японской бумаги уже зацитирована до дыр в тексте; настолько, что при чтении я пропускаю эти периоды, набившие о
оскомину. В то же время, я ни разу не встречала цитирования той главки у Танидзаки, где речь идёт о прелестях японского сортира. Я постоянно встречаю цитаты про японский мармелад, но - ни слова об эстетической категории "засаленности" в японском прикладном искусстве. Я не беру в расчёт исследование Мещерякова о японских сортирах, оно широкого хождения не имеет; соотечественник до сих пор упорно избегает всякой телесности, выхолащивая текст Танидзаки и создавая образ стерильной Японии. Секс растабуирован, японский секс уже не только растабуирован, но и изрядно мифологизирован, как мифологизированы самураи, ниндзя и прочая японщина, которую кропотливо и романтично выстраивали японофилы начиная с конца XIX века. Кстати, фотографии конца XIX века прекрасно демонстрируют начала этой мифологизации. Полуголые "гейши", нарочито позирующие и гломурно подцвеченные. Экзотический эротизм - для пресытившегося интеллектуально-артистического европейского общества конца позапрошлого века - затмил суть этой чувтственности и превратил в очередной "бренд" от культуры.
Но секс - это ещё не вся телесность и далеко не вся чувственность.
Да и понять сексуальный мир культуры без понимания всего её телесного и чувственного, тактильного, мира - нелепая затея, которая заканчивается именно мифотворчеством.
*
"Похвалу тени" читают выборочно и цитируют избирательно вот ещё почему. Его рассуждения об электрификации, совершенно прикладные и несколько потерявшие актуальность (но не во всём), читать, конечно, не так интересно, как про сортиры. К тому же почему-то именно там автора тянет на обстоятельность, перечислительную подробность, свойственную скорее китайским интеллектуалам, чем японским эстетам. Впрочем, образование Танидзаки позволяло ему быть и тем, и другим... Но мы не готовы читать про дантистов, отопительные приборы и пр., мы словно разделяем предметы на "чистые" и "нечистые" в эстетическом плане, и на первый взгляд кажется очаровательной японской наивностью - писать о таких вещах с точки зрения "похвалы тени", но стоит прочитать это всё целиком, хотя бы для того, чтобы освободиться от привычной узости взгляда на японское "прекрасное".
И, конечно, удивительно, что никто не востребовал Танидзаки по поводу театра, фотографии и, в конце концов, женской красоты. Эта тема "теневой" красоты достойна отдельного поста, но не тут, не в "горшках".