Хотели как лучше, а получилось... Газ, любовь и изнанка перестройки в моём рассказе "Масон"
МАСОН
В начале 2013 года - года спокойного и тучного, последнего перед чередой потрясений, в которые очень скоро окунётся Россия,- меня пригласили на должность генерального директора компании, которой предстояло построить на Дальнем Востоке завод-гигант по глубокой переработке сои. За проект радели серьёзные инвесторы, в том числе член правления “Газпрома” и известный питерский кинопродюсер. Начинание снискало поддержку президентского полпреда и так называемого МинДаля - министерства по развитию Дальнего Востока,- благодаря чему двери во все важные кабинеты на местах и в Москве отворялись легко, по первому звонку. Подобный старт не мог не воодушевлять, и предвкушение успеха, наполнившее жизнь редким для торгашеской эпохи смыслом настоящего созидания, казалось, ещё вдобавок и одаривает бесконечными силами.
До этого несколько лет я трудился директором схожего, однако значительно меньшего по масштабам строящегося предприятия в Краснодарском крае. Из-за последствий финансового кризиса 2008 года, когда банк не справился с финансированием, ту стройку заморозили, а вскоре после этого, в середине 2010-го, в результате служебных интриг я был переведён с руководящей должности в заштатные советники. Надо ли объяснять, с каким энтузиазмом воспринял я новую работу, с какими грандиозными планами собирал команду и вылетал в конце февраля во Владивосток!
Но едва мы там развернулись, едва согласовали выбор походящего участка в окрестностях Уссурийска и успели расставить новенькую мебель в великолепном просторном офисе в самом центре приморской столицы, где из окон открывался океан с его бесконечными энергиями и непривычной, нездешней красотой - как собственники приняли неожиданное решение менять дислокацию на Амурский край. Ничего не поделаешь, хозяин барин: пришлось всё срочно сворачивать и отправляться от разбередивших душу океанских муссонов в туманные степи Приамурья.
Однако едва мы обустроились в Благовещенске и утвердили площадку под завод неподалёку от Белогорска, поближе к основной линии Транссиба, как пришла новая напасть - страшное наводнение, затопившее к середине августа добрую половину дальневосточных земель. Не пощадила стихия ни площадку будущего завода, куда уже собирались выходить геодезисты, ни соевые поля, с которых предполагалось получать сырье.
И вот - то ли под впечатлением от наводнения, то ли из-за случившейся тогда же отставки президентского полпреда Ишаева,- под самый занавес летнего сезона собственники решили проект свернуть. Буднично рассчитались по обязательствам и начатым работам, поручили мне письменно извиниться перед местными чиновниками и контрагентами, которых мы успели воодушевить и мобилизовать, после чего вежливо, но твёрдо дали понять, что в моих услугах более не нуждаются.
Расставаясь, я поинтересовался: что делать, если на проект отыщется новый инвестор? Правомочен ли я вести с таким инвестором переговоры, и как в случае удачи следует вернуть прежним акционерам потраченные ими средства? В ответ мне было сказано, что я волен действовать как сочту нужным, а о потраченном беспокоиться не стоит, ибо двадцать пять миллионов рублей для акционеров “Газпрома” - не те деньги, о которых надо горевать.
Оказавшись вне настоящего дела, я был вынужден вернуться на прежнюю должность советника в кубанский долгострой, начавший к тому моменту немного оживать. Однако при этом лелеял надежду со временем вновь оказаться на Дальнем Востоке, найдя для проекта, вся документация по которому оставалась в моих руках, нового хозяина.
Так поиски нового хозяина для завода на Амуре сделались главным смыслом моей профессиональной жизни в осень 2013-го.
В начале октября, бросив все дела, я сорвался в Благовещенск, чтобы воспользоваться шансом обсудить проект с руководством японской компании FujiOil. Высокопоставленные самураи приплыли на катере с китайского берега, из Хэйхэ, я встречал их на пограничном переходе недалеко от гостиницы, помог разместиться, провёл небольшую экскурсию по городу и сводил в ресторан. На следующий день мы исколесили по приамурским степям добрые пять сотен километров, осматривая уцелевшие после наводнения соевые поля и беседуя с фермерами и агрономами агрохолдингов; я показал японцам место, где должен был строиться наш завод, и вполне убедительно объяснил, что для строительства есть все, кроме денег. Гости в ответ вежливо соглашались, однако когда мы ненароком заехали в агрофирму, где занимались выращиванием гречихи, и весь их нерастраченный пыл ушёл в разговоры о качестве крупы и возможностях её экспорта ради производства знаменитой японской гречневой лапши,- я понял, что летал на другой край России совершенно впустую.
После неудачи с японцами стало ясно, что инвесторов следует искать в Москве, где обретается большая часть отечественных денег, и я сосредоточил усилия на окучивании теперь уже исключительно российских толстосумов. Сверстав и распечатав в типографии красочный инвестиционный меморандум, я встречался с представителями нефтяных и угольных компаний, ездил в “Ростехнологии” и во Внешэкономбанк, общался с частными банкирами и даже с бывшим “водочным королём” - однако всё тщетно. Мои собеседники как один признавали за проектом важность и эффективность, однако рискнуть деньгами совершенно не были готовы.
В бесплодных поисках инвестиций мой пыл быстро иссякал, и к середине ноября я вполне созрел для того, чтобы не просто остановиться, но и вытравить из головы саму идею осчастливить Дальний Восток чудо-заводом. Правда, неожиданная встреча с приятелем заставила обождать - с его слов, в одном крупном инвестиционном фонде буквально жаждут встречи со мной!
Я позвонил по оставленному приятелем телефонному номеру - действительно, о моём проекте знали и приглашали на встречу.
Не откладывая дело в долгий ящик и не пытаясь, как в иных случаях считается полезным перед важной встречей, поддать тумана, посетовав на свою непреходящую занятость, я собрал необходимые бумаги и отправился на переговоры.
Офис инвестиционного фонда располагался не в столичном центре, а вблизи Павелецкого вокзала. Иных это могло смутить, однако на территории бывших новокузнецких и зацепских окраин еще со времен Березовского и “ЮКОСа” свили себе гнёзда сотни преинтереснейших контор, часто обозначенных ни о чём не говорящей аббревиатурой или же вовсе безымянных. Да и офис моих несостоявшихся акционеров находился в тех же местах, по соседству с представительствами нескольких сибирских олигархов и персональными фирмочками губернаторских детей.
В одном из таких не вполне примечательных снаружи, однако шикарных изнутри особняков меня любезно встретили, предложили чай с бельгийским трюфелями, после чего провели в переговорную, где двое одетых с иголочки молодых людей с одинаково бесстрастными лицами более получаса слушали мою презентацию, не задав ни единого вопроса.
Окончив говорить, я сложил бумаги в папку и вежливо передал им.
- Мы изучим проект и свяжемся с вами,- равнодушно сообщил мне один из них.
- Очень хорошо,- ответил я.- Если возникнут вопросы - звоните в любое время. Работая на Дальнем Востоке я привык, что при включенном мобильном ночи как таковой не бывает.
Но поскольку меланхоличный формализм моих собеседников определённо меня задел, я решил немного выйти за рамки протокола контактной встречи, добавив:
- Если потребуется переговорить с лицом, принимающим решения - я также готов к встрече в любое время, поскольку в ближайшие дни не намерен покидать столицу.
Предложение встретиться с их начальством молодых людей явно смутило, они переглянулись в недоумении, после чего один из них, тщательно подбирая слова, ответил, что “Вероника Игоревна принимает решения на основании сводного экспертного заключения, вести речь о котором пока преждевременно”.
Сразу всё сделалось ясно, я пожалел ещё об одном потерянном дне и покидал этот пресный офис без каких-либо надежд на продолжение своей затеи, с которой, со всей очевидностью, мне предстояло распрощаться как можно быстрей.
Однако последовавший вскоре звонок приятеля не позволил этому намерению свершиться.
- Ты встречался?
- Встречался.
- Ну и как?
- Очередная пустая говорильня.
- Почему ты так решил?
- Проект достаточно сложен и для понимания требует усилий, которые двадцатилетние эксперты, общавшиеся со мной, явно не готовы прилагать.
- Это не так, ты общался с мелюзгой. Я разговаривал с Чеглоковым, ему проект понравился.
- Мне сказали, что решения там принимает некая Вероника Игоревна.
- Ну да, она и есть хозяйка Фонда. А Чеглоков - генеральный консультант. И я точно знаю, что он твоим проектом заинтересовался.
- М-да...- я был обескуражен и отчасти растерян необходимостью вновь возвращаться к усилиям, которые, как я полагал, навсегда остались в прошлом.- Тогда каковы должны быть мои действия? Ждать вызова или напрашиваться самому?
- Позвони сам - скажи, что интересуешься, как дела. И увидишь, что дела идут.
- Раньше тоже казалось, что дела идут... Насколько велик шанс, что товарищи, вдохновившись моим бизнес-планом и пламенными речами, будут готовы на три года расстаться с тремя миллиардами?
- Не сомневайся, там серьёзные люди. Очень серьёзные. Вероника считается дочерью одного из основателей “Газпрома”. А Чеглоков Виталий Георгиевич,- тоже человек с историей, когда-то работал в ЦК [1]. Между прочим, считается масоном.
- Интересно. В самом деле?
- Не знаю, но так говорят. Может - просто прозвище, результат обширных связей и влияния. А может - и по-настоящему. Или ты с масонами не сотрудничаешь?
- Мы же толерантные люди! Предубеждений нет, хотя по факту никогда не имел с ними явных дел. От меня ведь не потребуется вступать в ложу?
Мы оба посмеялись - и на том завершили разговор. И поскольку время позволяло, я сразу же позвонил в Фонд.
Меня узнали - и предложили приехать на переговоры в удобный для меня час.
Чтобы ответить на любезность любезностью, я распечатал в цвете и взял на встречу буквально все имевшиеся у меня презентации, статьи, расчёты и диаграммы - смотрите, изучайте, у меня нет секретов, так что ваши будущие дивиденды - отныне в ваших руках!
На этот раз мы общались часа два, предметно и скрупулёзно разбирая все детали соевого завода. Помимо прежних немногословных юношей, теперь моими собеседниками были ещё двое солидных мужчин (я надеялся обнаружить на визитках того самого Чеглокова, однако у них оказались другие имена и должности), а также две дамы средних лет. Уровень адресуемых мне вопросов не позволял сомневаться в высоком профессионализме моих визави, работать с ними было легко, однако на протяжении всего нашего общения меня не покидало ощущение какой-то скрытой неловкости и тайного диссонанса.
Вскоре я разобрался и понял, что это ощущение происходило от существенной разницы во внешнем облике и манере держаться между мужской и женской частями коллектива. Если молодёжь и убелённые сединами джентльмены смотрелись безупречно и эффектно, то обе дамы были и одеты непритязательно, если не сказать безвкусно, и многие их реплики и вопросы временами отдавали неподражаемым примитивом. Моя внутренняя их оценка колебалась между “синим чулком” и “идеальным бухгалтером” - хотя не могу не признать, что обе держались доброжелательно и вызывали симпатию.
Глядя на этих дам, я не мог не отметить, что столь же безвкусно просто выглядели и девушка на ресепшене, и две встретившиеся мне молоденькие секретарши - будто мы находились не в штаб-квартире мощного финансового института, а в отдалённом колхозе.
Переговоры финишировали на ноте оптимизма: положительное решение по проекту в полной мере вырисовывалось, и очевидно лишь для того, чтобы раньше времени не откупоривать шампанское, меня озадачили поручением подготовить сетевой график и собрать резюме членов будущей команды.
“Молодцы масоны!- я искренне восхищался, готовя материалы к следующей встрече.- Умеют, черти, работать быстро и по существу. Что бы о них ни говорили, есть чему поучиться!”
В следующий свой визит, уже отчасти похожий на выход на службу, обсудив с почти уже коллегами сетевой график и кадровые анкеты, я поинтересовался возможностью встречи с Чеглоковым. Выяснилось, что генеральный консультант находится в командировке, однако меня заверили, что он “обещал погрузиться в проект по возвращении”.
Покидая офис с чувством хорошо выполненной работы и осязаемой надеждой на успех, проходя мимо распахнутых дверей одной из приемных, я краем глаза разглядел первое лицо Фонда, ту самую загадочную и труднодоступную Веронику Игоревну. Если бы в моей голове к тому времени исподволь не решалась головоломка о причинах показной убогости здешних сотрудниц при блеске мужской половины, я ни за что не признал в той женщине, первым впечатлением от которой являлась вопиющая некрасивость, “хозяйку Фонда” и “дочь основателя ‘Газпрома’”.
...
По причине большого объема текст рассказа не может быть размещен в блоге,
читать полностью - http://lit.lib.ru/s/shushkevich/text_0170.shtml