Русские, русское государство, русская вѣра
В 1882 г. в Прибавлениях к Иркутскимъ епархіальнымъ вѣдомостямъ тамошний епископ Вениамин поместил статью с изложением своего понимания роли государства, которую оно должно играть в вопросах обращения раскольников и иноверцев к православной русской церкви. Собственно его позицию по этому вопросу рассматривать не будем, а обратим внимание на некоторые сопутствующие моменты из повествования епископа.
Прежде всего он констатирует неразрывную историческую связь церкви с государством и тот факт, что православие в России существует как русская вѣра, а слово русский является синонимом слова православный. Т.е. "русские" это не этноним - это конфессионим - сообщество людей, критерием принадлежности к которому является общность религии.
Въ Россіи есть на это еще свои русскія причины, устранение которыхъ во власти человѣческой. Эти причины обусловливаются тою связью, въ которую исторически стала у насъ церковь съ государствомъ и подобной которой не предоставляетъ намъ исторія. Эта связь характеризуется тѣмъ, что вселенское православіе въ Россіи существует, какъ русская вѣра, и только тотъ называется русскимъ, кто православный. Римско-католикъ, лютеранинъ, еврей, магометанинъ, язычникъ дотолѣ остаетса полякомъ, нѣмцемъ, татариномъ или бурятомъ, пока онъ не православный. Православіе всѣхъ ихъ ровно дѣлаетъ русскими, и каждый изъ нихъ почтетъ для себя оскорблениемъ, если по принятіи православія его назовутъ нерусскимъ. Такимъ образомъ, въ отношеніи къ иновѣрцамъ православіе должно вести борьбу не просто съ чужою вѣрою, но и съ чужою нацІональностію, съ нравами, привычками и всею обстановкою обыденной жизни инородцевъ, убеждать ихъ въ превосходствѣ: русскаго національнаго быта, чтобы сдѣлаться имъ не по вѣрѣ только, по и по національности русскими.
Задача православия в России, как видно из приведенной выше цитаты, - борьба с национальной самобытностью "инородцев", поскольку именно она является главным препятствием на пути к их обращению в православие и русификации. Т.е. и здесь понятия "обращение в православие" и "русификация" являются синонимическими понятиями. При этом автор признает, что самостоятельно, без помощи государства, церковь с этой задачей не справится.
И чѣмъ больше развито національное самосознаніе въ изьѣстномъ народѣ, тѣмъ труднѣе обращеніе его къ православію; потому что онъ тѣмъ упорнѣе стоитъ за свою нацiональность, а съ нею и за вѣру, даже при убѣжденіи въ ея несостоятельности. Думаемъ, что по этой причинѣ и поволжскіе новокрещенные татары, неуспѣвшіе обрусѣть, отпадаютъ въ магометанство, потому что и у нихъ взглядъ на православіе остается тотъ же, то есть, какъ на русскую вѣру, въ противоположность магометанству, считающемуся національною татарскою вѣрою. Одними доказательствами истинности догматовъ православія не остановить этихъ отпаденій, главный источникъ которыхъ национальное чувство.
В целом подход, демонстрируемый епископом, не нов и полностью лежит в русле давно отмеченной особенности старомосковского и во многом современного российского дискурса в части национальной идентичности - апелляции к государственности и религии.
Если бы правительства Россіи со временъ св. Владиміра водились стремленіями нашихъ либераловъ поддерживать различіе племенъ, населявшихъ Россію и съ принятіемъ православія исчезнувшихъ въ господствующемъ русскомъ народѣ: то она не только никогда бы не сдѣлалась могущественною монархіею, но пожалуй распалась бы на множество слабыхъ отдѣльныхъ княжествъ. Только православіе могло всѣ слабыя чудскія и тюркскія племена слить въ одинъ могущественный славяно-русскій народъ и образовать изъ него одно великое государство.
Приведенное является еще одним весьма показательным примером, наглядно демонстрирующем в общем-то достаточно известный исторический факт - в основе формирования современного этноса "русские" лежит конфессиональное единство. Как и в теократических государствах, в Московском государстве (хотя почему как? - в XVI-XVII веках оно и было теократическим!) конфессиональная принадлежность служила основой государственной идентичности, позднее в соответствии с "духом времени" конфессионим конвертировался в этноним. Именно единая конфессия в симбиозе с силовыми возможностями государства объединила "всѣ слабыя чудскія и тюркскія племена" в единое сообщество, привела к появлению общего самосознания.
А где здесь место "древнерусского народа" - спросите вы?
Его здесь не видно. Но за этой "невидимостью" отчетливо виден принцип, лежащий в основе российской историографии: Qui prior est tempore, potior est jure (Кто раньше по времени, тот прежде по праву). И сей забаве - поиску как можно более древних корней, пусть бы и некоторым образом откровенно притянутых за уши, российские историки предаются с непомерным увлечением.
Прежде всего он констатирует неразрывную историческую связь церкви с государством и тот факт, что православие в России существует как русская вѣра, а слово русский является синонимом слова православный. Т.е. "русские" это не этноним - это конфессионим - сообщество людей, критерием принадлежности к которому является общность религии.
Въ Россіи есть на это еще свои русскія причины, устранение которыхъ во власти человѣческой. Эти причины обусловливаются тою связью, въ которую исторически стала у насъ церковь съ государствомъ и подобной которой не предоставляетъ намъ исторія. Эта связь характеризуется тѣмъ, что вселенское православіе въ Россіи существует, какъ русская вѣра, и только тотъ называется русскимъ, кто православный. Римско-католикъ, лютеранинъ, еврей, магометанинъ, язычникъ дотолѣ остаетса полякомъ, нѣмцемъ, татариномъ или бурятомъ, пока онъ не православный. Православіе всѣхъ ихъ ровно дѣлаетъ русскими, и каждый изъ нихъ почтетъ для себя оскорблениемъ, если по принятіи православія его назовутъ нерусскимъ. Такимъ образомъ, въ отношеніи къ иновѣрцамъ православіе должно вести борьбу не просто съ чужою вѣрою, но и съ чужою нацІональностію, съ нравами, привычками и всею обстановкою обыденной жизни инородцевъ, убеждать ихъ въ превосходствѣ: русскаго національнаго быта, чтобы сдѣлаться имъ не по вѣрѣ только, по и по національности русскими.
Задача православия в России, как видно из приведенной выше цитаты, - борьба с национальной самобытностью "инородцев", поскольку именно она является главным препятствием на пути к их обращению в православие и русификации. Т.е. и здесь понятия "обращение в православие" и "русификация" являются синонимическими понятиями. При этом автор признает, что самостоятельно, без помощи государства, церковь с этой задачей не справится.
И чѣмъ больше развито національное самосознаніе въ изьѣстномъ народѣ, тѣмъ труднѣе обращеніе его къ православію; потому что онъ тѣмъ упорнѣе стоитъ за свою нацiональность, а съ нею и за вѣру, даже при убѣжденіи въ ея несостоятельности. Думаемъ, что по этой причинѣ и поволжскіе новокрещенные татары, неуспѣвшіе обрусѣть, отпадаютъ въ магометанство, потому что и у нихъ взглядъ на православіе остается тотъ же, то есть, какъ на русскую вѣру, въ противоположность магометанству, считающемуся національною татарскою вѣрою. Одними доказательствами истинности догматовъ православія не остановить этихъ отпаденій, главный источникъ которыхъ национальное чувство.
В целом подход, демонстрируемый епископом, не нов и полностью лежит в русле давно отмеченной особенности старомосковского и во многом современного российского дискурса в части национальной идентичности - апелляции к государственности и религии.
Если бы правительства Россіи со временъ св. Владиміра водились стремленіями нашихъ либераловъ поддерживать различіе племенъ, населявшихъ Россію и съ принятіемъ православія исчезнувшихъ въ господствующемъ русскомъ народѣ: то она не только никогда бы не сдѣлалась могущественною монархіею, но пожалуй распалась бы на множество слабыхъ отдѣльныхъ княжествъ. Только православіе могло всѣ слабыя чудскія и тюркскія племена слить въ одинъ могущественный славяно-русскій народъ и образовать изъ него одно великое государство.
Приведенное является еще одним весьма показательным примером, наглядно демонстрирующем в общем-то достаточно известный исторический факт - в основе формирования современного этноса "русские" лежит конфессиональное единство. Как и в теократических государствах, в Московском государстве (хотя почему как? - в XVI-XVII веках оно и было теократическим!) конфессиональная принадлежность служила основой государственной идентичности, позднее в соответствии с "духом времени" конфессионим конвертировался в этноним. Именно единая конфессия в симбиозе с силовыми возможностями государства объединила "всѣ слабыя чудскія и тюркскія племена" в единое сообщество, привела к появлению общего самосознания.
А где здесь место "древнерусского народа" - спросите вы?
Его здесь не видно. Но за этой "невидимостью" отчетливо виден принцип, лежащий в основе российской историографии: Qui prior est tempore, potior est jure (Кто раньше по времени, тот прежде по праву). И сей забаве - поиску как можно более древних корней, пусть бы и некоторым образом откровенно притянутых за уши, российские историки предаются с непомерным увлечением.