Русская нация - 5
Продолжение публикации фрагментов книги Романа Шпорлюка ( Roman Szporluk) "Империя и нации".
Эта часть имеет подзаголовок "Национализм после коммунизма: Россия, Украина, Беларусь и Польша".
Первую часть см.: https://y-kulyk.livejournal.com/83335.html
Вторую часть см.: https://y-kulyk.livejournal.com/83694.html
Третью часть см.: https://y-kulyk.livejournal.com/83815.html
Четвертую часть см.: https://y-kulyk.livejournal.com/84033.html
От традиционных культур к национализму и нациям
Во многих своих работах Ричард Пайпс утверждал, что Россия стала империей до того, как сформировалась русская нация. Можно добавить, что Российская империя сформировалась также и до возникновения современного русского национализма.
Историки считают, что зародыши русского национализма появились в XVIII в., а современные нации, за исключением исторически первой среди них - английской, формировались в соревновании с теми, кто сформировался как современная нация раньше. Лия Гринфельд пишет: "С постепенным расширением сферы влияния основных западных обществ (которые уже определили себя как нации) остальные общества, уже принадлежавшие к внесословной системе (центром которой был Запад) или пытавшиеся войти в нее, не имели другого выхода, как превратиться в нации... Запад был интегральной, неотъемлемой частью русского национального сознания. Без наличия Запада существования нации теряло смысл".
Итак, русский национализм и современное национальное сознание активно формировались тогда, когда Запад непосредственно влиял на русское общественное сознание и государственную политику - сначала во время царствования Петра I, а впоследствии - в эпоху Екатерины II. Новая интеллигенция пыталась согласовать взаимоотношения между рождавшейся нацией и домодерным автократическим государством. Правление Екатерины II и Александра I были периодом, когда государство возглавило процесс модернизации и формирования нации - и именно это обеспечило ему поддержку новорожденной интеллигенции.
Лишь впоследствии новая русская интеллигенция начала борьбу за ограничение самодержавия, однако царизм отказывался трансформироваться в конституционную монархию. Единственной "уступкой" требованиям времени стало провозглашение лозунга "Православие, самодержавие, народность". Самодержавие с этого времени трактовалось не только как освященная небесами система, но и как определяющая черта русской национальной идентичности.
Следствием стало то, что Николас В. Рязановский определил как "расхождение путей" - именно так называлась его книга, в которой исследовался раскол образованной и модернизированной России на два враждебных лагеря. Учитывая остроту конфликта, можно утверждать, что происходило формирование двух русских наций. Одна сохраняла приверженность самодержавию и официальной политике, другая - выступала сторонником конституционного строя, а затем и революции.
Руссомарксизм
Вспомним еще один фактор, который помешал процессу формирования русской нации, - марксизм. Во второй половине XIX в., еще до того, как проблемы развития русской нации были в достаточной степени осознаны обществом и конфликт между двумя подходами к пониманию природы нации (либеральный и самодержавный) был разрешен, значительная часть образованного общества подверглась влиянию коммунистических идей, прежде всего марксизма. Марксизм вмешался в внутрироссийские дебаты по русской идентичности и исторической миссии, и фактически создал "альтернативную" Россию - в виде революционного движения. Значительная часть ассимилированных русскоязычных россиян нерусского происхождения вошла в ряды этой антигосударственной, революционной России. Из-за чрезвычайной остроты противостояния между двумя русскими нациями в России, в отличие от других стран Европы, не произошло национализации марксизма. Вспомним, что даже в Австрии времен Габсбургов унитарная и централизованная социал-демократическая партия в конце концов трансформировалась в федерацию национальных партийных организаций еще до 1900 г.
Если нерусские народы (или национальные меньшинства) империи Романовых создавали свои собственные партии, то русские не сделали этого - никогда не существовало "русской" социал-демократической партии, построенной на этнической русской основе. Русские создали партию, для которой слово "российская" в названии было принципиальным, поскольку эта партия пыталась охватить своим влиянием всю территорию империи (кроме Польши и Финляндии) и всех подданных царя, независимо от их этнического происхождения.
В состав Российской социал-демократической рабочей партии вошло немало представителей нерусских народов. Эти "националы" боролись против царизма и его русификаторской политики, однако они не превращались в сепаратистов или националистов, которые защищали бы право своей этнической группы и территории на отделение от империи. Наоборот, они объединились с русскими и другими "националами" в оппозиционном революционном движении, для которого именно границы империи были основным полем деятельности. Принадлежность этих людей к русской культуре и языку была следствием русификаторской политики царского правительства - таким образом, он сам готовил своих оппонентов, которые переходили в русский революционный лагерь.
Как отмечал Альфред Дж. Райбер, "влияние революционных доктрин русской интеллигенции (главным образом через посредство русских университетов) на нерусские образованные элиты был одним из самых неожиданных последствий ассимиляторской политики ... ведущие деятели народничества и марксизма среди интеллигенции народов Прибалтики и Кавказа, евреев и финнов принадлежали к наиболее русифицированным представителям этих народов. ... в 1905 году самодержавие почувствовало последствия этой ошибочной политики". Посеешь ветер - пожнешь бурю.
По моему мнению, в данном случае возможен другой подход: революционное движение было частью, проявлением процесса нациеобразования, точнее, проявлением аномалий этого процесса, или же, не могу удержаться от такого высказывания, деконструирования русской нации. Хоть ассимиляция и осуществлялась успешно, ее последствия становились непредсказуемыми и прямо противоположными ожидаемым - ассимилированные представители национальных меньшинств часто присоединялись к революционному движению, к "анти-России".
Как отмечает Райбер, политика русификации привела также и возникновение национализма среди меньшинств, "этнический взрыв среди нерусского населения окраин ... это была эра национального пробуждения финнов, балтийских народов, армян, евреев и татар-мусульман".
Итак, русский марксизм хорошо адаптировался к двум особым чертам российской действительности, превратив их в свои преимущества: первая - полиэтнический состав населения, вторая - несформированность крупнейшей этнической группы как нации.
Советский эксперимент
В 1917 году стало очевидным, что большевики не имеют никакого желания выступать в роли строителей нации. Возглавляемый большевиками пролетариат, захватив власть, не "утвердил себя как нация" вопреки предсказаниям Маркса. Большевистский 1917 год провозгласил своей целью демонтаж русской нации как первый шаг к всемирной революции. Соответственно возникла необходимость максимально защитить наследство империи от национальных революций нерусских народов, включая те, которые были возглавлены социалистами (в Грузии и Украине, например).
Поскольку большевистская революция не переросла в мировую, как этого ожидали Ленин и Троцкий, возникла идея построения социализма в одной, отдельной, стране. Как следствие, на определенном этапе появилась концепция "советского народа". Многим специалистам по истории имперской России понятно, что идея "советского народа" фактически является переизданием концепции "официальной народности". Канонический советский вариант этой концепции включал в себя русский язык как язык высшей культуры, и тщательно подобранный набор элементов русской культуры. Во времена царизма даже та культура, что содержалась за счет государства, не превратилась в служанку самодержавия, которая безоговорочно воспевала бы его ценности, - поэтому во многих произведениях русской литературы и искусства, унаследованных Советским Союзом, содержались элементы несоветской русской идентичности. Пытаясь создать что-то вроде "руссосоветской" культуры, власть взамен получила специфический коктейль "советскорусского" вкуса, содержащий непотребляемые элементы, которые в конце концов вызвали "отторжения" России от "советизма".
Официальным установкам в отношении нерусских народов также не хватало последовательности - по выражению Аркадия Липкина, процесс нациеобразования в СССР имел "парадоксальный" характер. С одной стороны, пишет Липкин, народы Советского Союза получили "территориально-политический статус" в виде республик, причем это произошло даже с теми, кто находился на тот момент на докапиталистический стадии развития. Формирования наций в России и в Советском Союзе отличалось от процесса нациегенезиса в Западной Европе. На Западе сначала сформировались территориально-государственные сообщества. В имперской России (и в Восточной Европе в целом) нации сформировались сначала как культурно-исторические сообщества и только после этого получили территориально-политический статус.
С другой стороны, - и именно здесь Липкин видит парадокс - эти тенденции, напоминали гораздо древний западный опыт "территориализации национальности", "совпали с искоренением традиционных национальных культур, которые в девятнадцатом веке сформировались как "буржуазные". /.../ Сохранились и даже культивировались только этнографические, фольклорные уровни этих культур". На место национальных культур "пришли "пролетарская" культура "социалистического реализма"... и идеология марксизма-ленинизма".
Таким образом, согласно Липкину, советская система пыталась законсервировать все нерусские народы СССР на уровне этнографических наций. Их лишали права превратиться в современные нации в том смысле, в котором Геллнер и его единомышленники трактовали нации индустриального общества. Интересно и то, что марксизм, особенно в его русском, ленинско-сталинском варианте, рассматривал нации как этнокультурные сообщества, а не как общества, построенные на современных политических и экономических структурах. Липкин также дает интересную интерпретацию того, что произошло после смерти Сталина. После 1953 г., отмечает он, возник "общественный спрос" на возрождение национальных культур, сформировавшихся в XIX в., - это, по его мнению, было следствием интенсивной урбанизации соответствующих народов.
Поэтому в период относительной либерализации в послесталинское десятилетия советские строители наций, пытаясь урбанизировать, осовременить их, вернулись к историческим достижений XIX в. Вдохновение и образцы они искали прежде всего на Западе. Говоря о досоветском периоде, Липкин справедливо замечает, что в XIX в. Санкт-Петербург играл роль Парижа, "столицы мира", для Украины, Беларуси, Прибалтики и Молдовы. Правда, это замечание справедливо лишь до определенной степени. Некоторые народы, ставшие советскими только во время или после Второй мировой войны, находились в зоне преимущественного влияния других мировых столиц XIX в. Например, для западных украинцев таким центром была Вена, для прибалтов - Берлин. И понятно, что мы не можем игнорировать и роли польской культуры и польского национализма на большом пространстве к западу от Днепра и южнее Двины, их влияния на формирование современных культур и наций украинцев, литовцев и беларусов.
В период десталинизации эти традиционные "западные" соперники культурного господства имперских столиц (Петербурга и Москвы) снова восстановили свое влияние в европейских республиках СССР. Советский Союз 1945 г. значительно отличался от СССР 1938 г. - в его составе оказались страны Балтии и западноукраинские регионы, ранее входившие в состав Польши, Чехословакии и Румынии. Создавая эту новую Украину в границах, о которых могли только мечтать самые усердные националисты, советская власть вычеркнула Польшу из списка исторических противников Украины и превратила её в потенциального союзника - одновременно создав ситуацию, когда украинцы имели возможность больше внимания уделить отношениям с Москвой.
В то же время, поставив Украину вне рамок польской истории и сформировав новую Польшу как этнически однородное государство, Сталин создал предпосылки для демократизации польского национализма. После 1945 г. поляки примирились с потерей своих восточных территорий и сосредоточились на создании новой Польши на пространстве между Балтикой и Одером-Нейсе. Для определенной части поляков, не принадлежавших к сторонникам коммунизма, борьба за независимость Польши от Москвы была непосредственно связана с поддержкой национальных стремлений Украины, Беларуси и Литвы. Независимость Украины в значительной степени стала реальной благодаря поддержке польского государства и общества. Так же Польша безоговорочно поддержала Литву и Беларусь.
Воплощение идеи "официальной народности" советского образца после 1953-1956 гг. происходило не только в новых международных обстоятельствах, но и в условиях восстановления противоположной тенденции - формировании современных наций. Возникновению этой тенденции способствовало то обстоятельство, что советская власть сохранила за республиками некоторые формальные признаки государственности. Наличие этих символических атрибутов (территориально-административных, в частности) в значительной степени облегчило распад СССР в 1991 г. Однако понятно, что СССР распался не потому и не только потому, что на момент образования суверенных сообществ, которые стремились превратиться в национальные государства, у них были собственные административные границы. Не менее важной была и то обстоятельство, что Москва и Ленинград потеряли свою роль и статус центров мировой цивилизации. Не только народы СССР, но и сами русские искали ответы на свои вопросы на Западе. Советский проект как альтернативный вариант мировой цивилизации терпел поражение в Большом Соревновании с капиталистическим Западом. Первыми это осознали восточные европейцы, впоследствии понимание этого пришло и к народам Советского Союза - роль авангарда здесь играли прибалты, а в Украине - западные украинцы, которые были поставщиками западных ценностей в Киев и восток республики.
Таким образом, во второй половине XX в. набирали обороты процессы, подобные тем, что происходили в России в XVIII в. (см. Гринфельд выше). Отличие состояло в том, что на этот раз нерусские народы и национально сознательные русские противопоставляли себя марксизму-ленинизму, советской общественной системе и территориально-политическому строю страны, который они считали имперским. Именно этот нонконформизм создал широкие интеллектуальные, исторические и психологические предпосылки того, что произошло в 1991 г.