Republic vs Autocracy. Московия (часть III-VII)
Очередная публикация из ранее анонсированного цикла "Republic vs Autocracy" о политической культуре и политическом устройства двух государств: Речи Посполитой и Московии. Всего седьмая, и третья, касающаяся Московии (первые четыре были о Речи Посполитой). Отсюда и такая своеобразная нумерация.
Первую см. https://y-kulyk.livejournal.com/311169.html
Вторую см. https://y-kulyk.livejournal.com/311671.html
Третью см. https://y-kulyk.livejournal.com/311820.html
Четвёртую см. https://y-kulyk.livejournal.com/312701.html
Пятую см. https://y-kulyk.livejournal.com/313298.html
Шестую см. https://y-kulyk.livejournal.com/313688.html
Реформы и модернизация
Верная служба чиновников царю Алексею Михайловичу позволила им подорвать Боярскую думу и вызвать атрофию Земского собора. С упадком этих двух институтов цари получили возможность поручить бюрократии проведение реформ, которые они считали необходимыми для государства. Это было похоже на ситуацию в некоторых европейских державах, но в Московии дистанция между правительством и обществом стала настолько огромной, что самодержец и бюрократ получили полный контроль над страной. Они больше не испытывали противодействия со стороны различных социальных групп, но и не могли использовать их поддержку для дальнейшей модернизации.
В такой ситуации реформы лучше всего проводить оставаясь как можно ближе к старым формам и обычаям, избегая конфликтов, что и стремился сделать царь Алексей Михайлович, используя западный опыт, импортируя технические инновации и приоткрыв дверь западным идеям, включая политическую философию. Но хотя Алексей использовал жителей Запада, привлекая оттуда офицеров в армию, технических специалистов, поощряя приток учёных украинцев, тем самым приведя в пределы Московии людей, которые могли помочь в задаче модернизации, он не подражал им или их обычаям.
Целый ряд реформ Алексея - армейские, торговые, централизация управления, попытки привести к власти людей скромного социального происхождения - можно признать достаточно успешными. Его кодификация законов сформулировала новое, абсолютное господство его непререкаемого самодержавия и определила новые права слуг престола. Поскольку реформы всё-таки бросили вызов традиционной роли боярства и церкви, Алексей нашёл опору в своей бюрократии, дворцовой страже (стрельцах), придворном дворянстве и своих "полках иноземного строя".
По мере консолидации власти цари столкнулись с критической нехваткой образованных и опытных администраторов при управлении и попытках проведения реформ. Своё оптимистическое видение "новой России" Пётр I воплотил в наспех написанных указах, каскадом спускающихся по административной лестнице. Однако здесь его ждало разочарование, характерное для большинства драконовских строителей утопий. Язык указов не сделал страну "государством права", в которой правительственные декреты действительно выполнялись при поддержке общества. Цари обнаружили, что даже самая лучшая бюрократия не может успешно управлять без хотя бы частичного сотрудничества с обществом.
Такое сотрудничество существовало во всех других странах Европы через систему институтов самоуправления. Бурбоны, Габсбурги и другие европейские правители эффективно ограничивали эти альтернативные центры власти, но никогда не уничтожали их полностью. Успех хорошо организованных полицейских государств XVII-XVIII веков был основан на сотрудничестве их бюрократии с этими представительными органами. Однако московским правителям в их неустанном стремлении к абсолютной власти удалось заменить представительные органы собственной администрацией и подчинить своему контролю православную церковь. Но совершив это, они оказались скорее правителями администрации, чем общества.
Понимая это, цари предпринимали попытки заручиться поддержкой части населения в реализации своей политики. Примерами тому являются неудачный проект городского самоуправления Петра I или Законодательная комиссия Екатерины II. Но эти попытки были недолгими - цари принимали и поощряли общественные инициативы лишь до тех пор, пока они их сами вдохновляли, направляли и контролировали. В этой ситуации воспитывалась старательная покорность, а не инициатива. Правительству было легче и безопаснее заимствовать институциональные модели, архитектуру, школы и учебные программы, экспертов и технологии с Запада, чем соглашаться на партнёрство российского общества или, по крайней мере, провинциальной знати и горожан.
Социально-политическая элита
Главная линия расслоения среди московских служилых людей происходила, помимо дворянского или недворянского происхождения, по месту службы. Служилые люди из столицы имели фактически монополию на высокие административные посты в правительстве, дворе, армии и дипломатическом корпусе, составляя, по существу, группу наследственных администраторов. Провинциальные служилые люди состояли главным образом из помещиков, обязанных нести военную службу. Это создавало непреодолимую пропасть в их политическом и социальном статусе - преодолеть барьеры, отделявшие провинциальное дворянство от столичного, было почти невозможно.
В этом состоит разительный контраст со шляхтой Польши и Литвы - потомственные служилые люди Московии даже не претендовали на равенство, а лишь скрупулёзно блюли табель о рангах. Система гарантировала им место на службе, но возводила между ними практически непреодолимые правовые и социальные барьеры.
Близость к царю и правящим группам давала московским служилым людям огромное преимущество перед служившими в провинции. Особенно остро это ощущалось в вопросах земли и крепостных - ввиду отсутствия в уездах какой-либо формы самоуправления у провинциальной знати не было института для представления и защиты своих интересов. Не имея влияния на местные дела провинциальное дворянство было вынуждено обращаться с челобитными в Москву, к чиновникам центрального правительства.
Положение провинциального дворянства ещё больше подрывалось его собственной разобщённостью, во многом порождённой двумя практиками, связанными с чинами. Первая - историко-географическая: при существующей негибкой системе служилый человек из Новгорода автоматически имел более высокий статус, чем тобольский. Вторая - экономическая: даже в пределах одной провинции предпочтение отдавалось представителям дворянства, происходившим из родов с более высоким экономическим положением. Таким образом, с экономической точки зрения провинциальная знать была примерно эквивалентна поветовой шляхте в Польше. Принципиальное отличие заключалось в том, что, не имея самоуправления и, соответственно, средств представительства, провинциальное дворянство Московии не имело прямого доступа к управлению. Они были полностью зависимы от московской столичной бюрократии.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/314514.html
Первую см. https://y-kulyk.livejournal.com/311169.html
Вторую см. https://y-kulyk.livejournal.com/311671.html
Третью см. https://y-kulyk.livejournal.com/311820.html
Четвёртую см. https://y-kulyk.livejournal.com/312701.html
Пятую см. https://y-kulyk.livejournal.com/313298.html
Шестую см. https://y-kulyk.livejournal.com/313688.html
Реформы и модернизация
Верная служба чиновников царю Алексею Михайловичу позволила им подорвать Боярскую думу и вызвать атрофию Земского собора. С упадком этих двух институтов цари получили возможность поручить бюрократии проведение реформ, которые они считали необходимыми для государства. Это было похоже на ситуацию в некоторых европейских державах, но в Московии дистанция между правительством и обществом стала настолько огромной, что самодержец и бюрократ получили полный контроль над страной. Они больше не испытывали противодействия со стороны различных социальных групп, но и не могли использовать их поддержку для дальнейшей модернизации.
В такой ситуации реформы лучше всего проводить оставаясь как можно ближе к старым формам и обычаям, избегая конфликтов, что и стремился сделать царь Алексей Михайлович, используя западный опыт, импортируя технические инновации и приоткрыв дверь западным идеям, включая политическую философию. Но хотя Алексей использовал жителей Запада, привлекая оттуда офицеров в армию, технических специалистов, поощряя приток учёных украинцев, тем самым приведя в пределы Московии людей, которые могли помочь в задаче модернизации, он не подражал им или их обычаям.
Целый ряд реформ Алексея - армейские, торговые, централизация управления, попытки привести к власти людей скромного социального происхождения - можно признать достаточно успешными. Его кодификация законов сформулировала новое, абсолютное господство его непререкаемого самодержавия и определила новые права слуг престола. Поскольку реформы всё-таки бросили вызов традиционной роли боярства и церкви, Алексей нашёл опору в своей бюрократии, дворцовой страже (стрельцах), придворном дворянстве и своих "полках иноземного строя".
По мере консолидации власти цари столкнулись с критической нехваткой образованных и опытных администраторов при управлении и попытках проведения реформ. Своё оптимистическое видение "новой России" Пётр I воплотил в наспех написанных указах, каскадом спускающихся по административной лестнице. Однако здесь его ждало разочарование, характерное для большинства драконовских строителей утопий. Язык указов не сделал страну "государством права", в которой правительственные декреты действительно выполнялись при поддержке общества. Цари обнаружили, что даже самая лучшая бюрократия не может успешно управлять без хотя бы частичного сотрудничества с обществом.
Такое сотрудничество существовало во всех других странах Европы через систему институтов самоуправления. Бурбоны, Габсбурги и другие европейские правители эффективно ограничивали эти альтернативные центры власти, но никогда не уничтожали их полностью. Успех хорошо организованных полицейских государств XVII-XVIII веков был основан на сотрудничестве их бюрократии с этими представительными органами. Однако московским правителям в их неустанном стремлении к абсолютной власти удалось заменить представительные органы собственной администрацией и подчинить своему контролю православную церковь. Но совершив это, они оказались скорее правителями администрации, чем общества.
Понимая это, цари предпринимали попытки заручиться поддержкой части населения в реализации своей политики. Примерами тому являются неудачный проект городского самоуправления Петра I или Законодательная комиссия Екатерины II. Но эти попытки были недолгими - цари принимали и поощряли общественные инициативы лишь до тех пор, пока они их сами вдохновляли, направляли и контролировали. В этой ситуации воспитывалась старательная покорность, а не инициатива. Правительству было легче и безопаснее заимствовать институциональные модели, архитектуру, школы и учебные программы, экспертов и технологии с Запада, чем соглашаться на партнёрство российского общества или, по крайней мере, провинциальной знати и горожан.
Социально-политическая элита
Главная линия расслоения среди московских служилых людей происходила, помимо дворянского или недворянского происхождения, по месту службы. Служилые люди из столицы имели фактически монополию на высокие административные посты в правительстве, дворе, армии и дипломатическом корпусе, составляя, по существу, группу наследственных администраторов. Провинциальные служилые люди состояли главным образом из помещиков, обязанных нести военную службу. Это создавало непреодолимую пропасть в их политическом и социальном статусе - преодолеть барьеры, отделявшие провинциальное дворянство от столичного, было почти невозможно.
В этом состоит разительный контраст со шляхтой Польши и Литвы - потомственные служилые люди Московии даже не претендовали на равенство, а лишь скрупулёзно блюли табель о рангах. Система гарантировала им место на службе, но возводила между ними практически непреодолимые правовые и социальные барьеры.
Близость к царю и правящим группам давала московским служилым людям огромное преимущество перед служившими в провинции. Особенно остро это ощущалось в вопросах земли и крепостных - ввиду отсутствия в уездах какой-либо формы самоуправления у провинциальной знати не было института для представления и защиты своих интересов. Не имея влияния на местные дела провинциальное дворянство было вынуждено обращаться с челобитными в Москву, к чиновникам центрального правительства.
Положение провинциального дворянства ещё больше подрывалось его собственной разобщённостью, во многом порождённой двумя практиками, связанными с чинами. Первая - историко-географическая: при существующей негибкой системе служилый человек из Новгорода автоматически имел более высокий статус, чем тобольский. Вторая - экономическая: даже в пределах одной провинции предпочтение отдавалось представителям дворянства, происходившим из родов с более высоким экономическим положением. Таким образом, с экономической точки зрения провинциальная знать была примерно эквивалентна поветовой шляхте в Польше. Принципиальное отличие заключалось в том, что, не имея самоуправления и, соответственно, средств представительства, провинциальное дворянство Московии не имело прямого доступа к управлению. Они были полностью зависимы от московской столичной бюрократии.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/314514.html