Донациональный мир национализма
Историк Роман Шпорлюк как-то высказался в том ключе, что "в мире национализма люди не могут себе представить донациональный мир".
Сегодня практически все согласны с тем, что принадлежность к нации определяется не "генами", а самосознанием и самоидентификацией. Но, парадокс, и сегодня для многих кажется самоочевидным, что нации (как сообщества, характеризующиеся набором культурных признаков и стремящиеся к организации своего национального бытия в отдельном государстве, сообщества с общим самосознанием и самоидентификацией) существовали всегда. Причина такой "самоочевидности" видимо состоит в том, что сегодняшние государства являются, как правило, национальными. Мысль, что когда-то могли быть и не-национальные формы политической организации и само появление национализма не являлось предопределённым, неизбежным, - ему были и исторические альтернативы, - представляется невозможной.
Нижеприведённое является изложением некоторых фактов и рассуждений по этому поводу из статьи Андрея Портнова "Изобретая Речь Посполитую".
Ещё в конце ХVIII - первой четверти ХIХ вв. ничего не было ясно. Эта эпоха - время открытых (но не безграничных) возможностей, время сосуществования альтернативных историко-политической и языково-этнической концепций нации, начало идеологической борьбы за "души" (а точнее, за идентификацию) крестьянских масс. Нынешняя национальная версия (в её романтичном понимании служения всех сословий нации) в начале ХIХ века была даже не одной из возможностей, а концепцией, пребывающей только в стадии формирования.
Весьма показателен здесь польский случай, где процесс формирования модерной нации начался с политической фазы, с определения нации как суверенного сообщества граждан, а не носителей общей этничности. Естественно, это сообщество, как и все политические сообщества Европы того времени, было сословно ограничено и включало только шляхту, но оно не было этнически однородным и не рассматривалось как языковое сообщество. При этом в начале ХIХ века и для польских, и для большинства российских элит было самоочевидным отождествление собственных стремлений как политически активного сословия с устремлениями всего населения региона, игнорируя фактор этничности.
Михал Огинский (известный сегодня в первую очередь благодаря своему "Полонезу"), близкий к российскому императору, предлагал Александру I возродить Великое Княжество Литовское в его исторических пределах, мотивируя тем, что, возродив Княжество, империя "навсегда расположит к себе около восьми миллионов жителей". Показателен и встречный вопрос, заданный Александром I, о том, насколько охотно назвали бы себя "литовцами" жители Волыни, Подолья и Киевщины.
Этнокультурная аргументация отсутствует и в знаменитом "Мнении русского гражданина" Николая Карамзина (1819), где он говорит о недопустимости присоединения к Царству Польскому "западнорусских" губерний. В тексте Карамзина есть чрезвычайно любопытная фраза, подтверждающая отмеченное выше отождествление стремлений политически активного сословия с интересами всего населения: "Литва, Волыния желают Королевства Польского, но мы желаем единой Империи Российской".
Совершенно иную аргументацию предложил сорок лет спустя Михаил Катков. Реагируя на прошение дворянства Подольской губернии (январь 1863 г.) о присоединении губернии к Царству Польскому, Катков писал о неспособности его авторов "представлять нужды и желания своей провинции", в которой дворянство "признает себя польским, а прочие сословия страны - русские". Направление поиска аргументации, апелляция к этничности всего населения региона отражает радикальную смену оптики по сравнению с первой третью ХIХ в.
Среди российской просвещённой публики начала ХIХ в. были и другие голоса. Например, в "Волынских записках" поэта Степана Руссова, изданных в 1809 г., утверждалось, что Волынь издавна населяли "те же самые народы, которые населяли Россию", а "здешние Россияне язык и все нравы имеют как все вообще Малороссияне". Однако такие взгляды не воспринимались как актуальные общественной мыслью и не направляли государственную политику России первых десятилетий ХIХ века. Российская империя была сословно-династической монархией, для которой этнический состав подданых оставался второстепенным вопросом.
Как и всякие изменения, переход к новой модели нации был достаточно болезненным и для польской, и для русской политической мысли. Прежде всего, следовало хотя бы частично преодолеть сословный барьер, разглядеть в крестьянах потенциальных членов национального сообщества, а затем идентифицировать их, что неизбежно предполагало реидентификацию самих себя, переосмысление собственно "польскости" и "русскости" и уже затем понимание, что объект усилий просвещения и проектов нациестроительства превращается в самостоятельного субъекта.
Современные авторы, описывая события прошлого, хорошо информированы о дальнейшем их развитии на территориях, ими описываемых. Воздержаться от искушения обогатить этим знанием историческую реконструкцию эпох, таким знанием не располагавших, непросто, тем более что иногда исследователями руководят такие влиятельные факторы развития науки, как соображения политкорректности.
Большинство современных историков, например, используют такое понятие как "Правобережная Украина". Для сознания начала ХIХ в. данное определение скорее экзотично. Из этнографических записей более позднего периода мы знаем, что жители Гетьманщины называли подолян "недоляшками", а те, в свою очередь, называли первых "московськими недоломками". Конечно, из таких региональных названий нельзя делать категоричных выводов, но невозможно игнорировать тот факт, что во всяком случае до 1830 -1840-х гг. и в польском, и в российском восприятии все присоединённые земли Речи Посполитой воспринимались как целостность, которую описывали как "польские губернии", "приобретённые от Польши губернии" и т.д. Любопытно, что границы виленского учебного округа, куратором которого стал Адам Ежи Чарторыжский, полностью охватывали все бывшие польские земли и лишь в 1818 г. Киевская губерния была переподчинена харьковскому округу, Волынская и Подольская губернии вошли в него позднее, в 1824 году. И только после польского восстания 1830 г. возникает административное понятие "Юго-Западный край", объединившее три украинские губернии.
В 1827 г. киевский военный губернатор Желтухин в рапорте на имя Николая I о назначении судебных заседателей государством, писал: "...если такого рода основания были признаны необходимыми в польских губерниях они тем более необходимы в Киевской губернии, где крестьянство малороссийское, а землевладельцы - польские". Обратим внимание: "польские губернии" здесь - это Волынская и Подольская, а подольское и волынское крестьянство губернатор не считает малороссийским. Эта очень интересная (и отнюдь не уникальная) цитата является прекрасным поводом для рассуждений о формировании представлений империи об этничности её подданных и их исторической динамике.
Следует учитывать, что встречающиеся в источниках того времени (конец ХVIII в.- первые десятилетия ХIХ в.) обозначения “поляки” или “русские” имеют принципиально отличный от современного смысл; и польская, и российская интеллектуальные и политические традиции породили альтернативные варианты осмысления нации. Обычное в ту эпоху понятие "Litwini" обозначало региональную идентификацию членов польской шляхетской нации, а не модерного литовского национального проекта.