Об украинском языке
Из статьи Андрея Портнова "Как разглядеть Украину? Избранные места из русской литературы".
Одно "избранное место" об украинском языке.
"Украинский язык многим образованным русским людям казался (и нередко до сих пор кажется) лишь неполноценным местным наречием, не нуждающемся в переводе, звучащим забавно для великорусского уха и легко имитируемым ("грае, воропае"). Вариативность, диалектное богатство украинского, отсутствие единого литературного стандарта языка воспринимались (и нередко до сих пор воспринимаются) как признак его неполноценности.
В очерке "Киев-город" (1923) Булгаков так писал о киевских вывесках:
"я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но тем не менее киевские вывески необходимо переписать. Нельзя же в самом деле отбить в слове „гомеопатическая“ букву „я“ и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую. Нужно, наконец, условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: „голярня“, „перукарня“, „цирульня“, или просто-напросто „парикмахерская“. "Мне кажется, что из четырёх слов - „молошна“, „молчна“, „молочарня“, и „молошная“ - самым подходящим будет пятое - „молочная“. Ежели я заблуждаюсь в этом случае, то в основном я всё-таки прав - можно установить единообразие. По-украински, так по-украински. Но правильно и всюду одинаково".
Не столь важно, что Булгаков просто выдумал слова "молчна" и "молошная". Важно, что его идеал языкового единообразия свысока описывает вариативность и ненормированность как отсталость и совершенно игнорирует тот факт, что история украинского языка существенно отличалась от истории языка русского, и даже не задумывается, почему последняя должна быть мерилом первой."
Одно "избранное место" об украинском языке.
"Украинский язык многим образованным русским людям казался (и нередко до сих пор кажется) лишь неполноценным местным наречием, не нуждающемся в переводе, звучащим забавно для великорусского уха и легко имитируемым ("грае, воропае"). Вариативность, диалектное богатство украинского, отсутствие единого литературного стандарта языка воспринимались (и нередко до сих пор воспринимаются) как признак его неполноценности.
В очерке "Киев-город" (1923) Булгаков так писал о киевских вывесках:
"я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но тем не менее киевские вывески необходимо переписать. Нельзя же в самом деле отбить в слове „гомеопатическая“ букву „я“ и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую. Нужно, наконец, условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: „голярня“, „перукарня“, „цирульня“, или просто-напросто „парикмахерская“. "Мне кажется, что из четырёх слов - „молошна“, „молчна“, „молочарня“, и „молошная“ - самым подходящим будет пятое - „молочная“. Ежели я заблуждаюсь в этом случае, то в основном я всё-таки прав - можно установить единообразие. По-украински, так по-украински. Но правильно и всюду одинаково".
Не столь важно, что Булгаков просто выдумал слова "молчна" и "молошная". Важно, что его идеал языкового единообразия свысока описывает вариативность и ненормированность как отсталость и совершенно игнорирует тот факт, что история украинского языка существенно отличалась от истории языка русского, и даже не задумывается, почему последняя должна быть мерилом первой."