мои
думаю о том, как Арман, которому было уже под сотню лет, поехал в Марсель, где ставили его пьесу.
и вот он туда поехал, работать, и там заболел.
и вот ему плохо, его везут в больницу, делают анализы и что там положено, а он засыпает.
и они хотят ему помочь, но он уже заснул, и уже всё не имеет смысла, потому что он уже не проснётся.
а я узнаю об этом чуть менее, чем через год. и точно про себя знаю, что весь этот год я не помнила Армана Гатти.
как не помнила Элен Шатлен, которая блуждает где-то нынче, счастливая, внутри себя.
не помнила, как данность: как то, что всегда у меня было и совершенно точно всегда будет - Арман, гремящий из кабинета: "Заходи, девочка!"
Элен, заказывающая круасан "маленькой несчастной собачке" водолазу Тао, театральный бар за углом, больничный сад при госпитале, где на руках Гатти умер его друг - Рене Шар, первый поэт, которого я попыталась переводить в своей жизни.
в ящике стола лежит ключ от их дома.
это было разрешение, данное мне Арманом - приезжать в любое время,
когда они есть
и когда их нет.